Как Модель и предполагал, они все последовали за ним. — Насколько я понимаю, вот вам задание, — сказал он, показывая на бойню. В голосе зазвенел металл: — По вашей милости, все эти раненые люди оказались здесь. Если бы вы действовали как вам приказано, вы бы сумели подавить этот марш в зародыше, до того как он принял такие масштабы. Самое малое, чем вы можете им помочь — это дать им избавление от страданий. — Модель упер руки в бедра, ожидая ответа.
Никто не шелохнулся. — Mein herr? — спросил сержант с трудом, казалось он сейчас упадет в обморок. Похоже, он тут делегат от своего взвода, сердито подумал командующий.
Модель нетерпеливо показал жезлом в направлении улицы: — Вперед, прикончите их! Пуля в затылок успокоит их раз и навсегда.
— Вы имеете в виду вот так, хладнокровно? — все это время сержант-майор отказывался понимать командующего. Теперь же у него просто не было выбора.
Модель, однако, был непреклонен: — Они — и вы, кстати, — отказались подчиниться приказам Рейха. В тот самый момент, когда они собрались вместе, они уже заслужили высшую меру наказания. У вас же, по крайней мере, есть возможность искупить свою вину, выполнив данный приговор.
— Не уверен, что смогу это сделать, — пробормотал сержант. Сержант, возможно, говорил сам с собой, но Модель не дал ему шанса передумать. Он развернулся к лейтенанту, командовавшему взводом броневиков: — Арестовать его! — После того, как сержанта обезоружили, Модель окинул своим ледяным взглядом оставшихся солдат: — Кто ещё не согласен?
Ещё двое солдат из этого взвода предпочли арест перспективе добивания раненых. Модель кивнул оставшимся: — Выполняйте приказ. — Он сделал паузу. — Обнаружите Ганди или Неру — приведите их ко мне живыми.
Солдаты нерешительно побрели вперед. Они не состояли в Einsatzkommando[13] и не привыкли к такой работе. Некоторые отворачивались, добивая раненых, кто-то даже промахнулся, пуля отрикошетила и едва не попала в товарища. Но по мере того как они продвигались вдоль по Кутб-роуд их движения становились всё более ловкими и уверенными. Вот так всегда на войне, подумал Модель, поначалу нечто невообразимое, а потом моментально к этому привыкаешь.
Через какое-то время выстрелы прекратились — цели кончились. Солдаты поодиночке возвращались и выстраивались перед Моделем. — Зачинщиков обнаружили? — спросил он. Все отрицательно покачали головой.
— Ну что ж, хорошо. Вольно! И впредь выполняйте приказы как положено доблестным немецким солдатам!
— Других взысканий для них не будет? — спросил Лаш, когда обрадованные солдаты поспешили прочь.
— Нет, пусть идут. Они выполнили свою часть договора, я выполню свою. В конце концов, Дитер, я честный человек.
— Очень хорошо, mein herr.
Рассказ лавочника Ганди слушал с неприкрытым ужасом. — Но это же безумие! — воскликнул он наконец.
— Я сомневаюсь, что фельдмаршал Модель вообще понимает, что такое ahimsa, — добавил Неру. Ни он, ни Ганди не знали, где они точно находились; ясно было одно, это было безопасное убежище, где-то не очень далеко от центра Дели. Люди, которые привели к ним лавочника были в масках — то, что человек не знает, не сможет рассказать, если немцы его схватят.
— Как и ты, — ответил старик. Это было правдой: Неру был более прагматичной натурой нежели Ганди. Старик продолжил: — И уж если быть совсем точным, то и англичане тоже. Что касается Моделя, то он мало чем отличается от высокопоставленных английских военных. Его профессия сделала его жестким и несгибаемым, но он неглуп и не допускает излишней жестокости. — Ну, конечно простой солдат, делающий свое дело! — Неру и не пытался скрыть иронию.
— Должно быть, он просто сошел с ума, — задумчиво сказал Ганди, это было единственное объяснение, которое хоть как-то объясняло произошедшую бойню. — Вне всякого сомнения, когда вести об этом злодеянии достигнут Берлина, ему вынесут суровое порицание, как это было с генералом Дайером после Амритсара.
— Хотелось бы надеяться, — но в тоне Неру не было особой надежды.
— А как же может быть иначе, после такого ужасного инцидента? Что же это за правительство, что это за лидер который не испытает угрызений совести после такого унижения?
Модель вошел в офицерскую столовую. Офицеры поднялись и подняли бокалы, салютуя командующему. — Садитесь, садитесь, — грубовато проворчал он, стараясь скрыть свое удовольствие. Слуга-индус принес ему довольно удачное подобие ростбифа и йоркширского пудинга. Лучше, чем то, что подают сейчас в Лондоне, подумал фельдмаршал. Слуга был молчалив и неулыбчив, Модель обратил на него не больше внимания, чем на мебель; впрочем, так и должно было быть; Модель бы сильно удивился, заговори тот вслух. Слугам полагалось быть немыми и невидимыми.
Когда с обедом было покончено, Модель достал сигару. Офицер Waffen-SS, сидевший слева, услужливо поднес зажигалку. Модель наклонился вперед, раскуривая сигару. — Благодарю вас, Brigadefьhrer, — сказал он. Модель не очень хорошо разбирался в эсэсовских званиях[14] но этот командир бригады, по крайней мере, должен был быть по чину никак не меньше бригадного генерала.
— Mein herr, видеть это было истинным удовольствием, — напыщенно произнес Юрген Штрооп. — При всем уважении, вы не смогли бы сделать лучше. Хороший урок этим индусам, хоть они и заслуживали большего, — (как и Модель, он не обращал на слугу никакого внимания), — а также хороший урок для ваших солдат. Мы тоже тренируем своих без особой жалости.
Модель кивнул. Он имел представление о методах подготовки войск СС. Никто не отрицал то, что дивизии Waffen-SS отличались редкой отвагой. Никто не отрицал и тот факт (кроме самих эсэсовцев, конечно), что лучшие офицеры всё-таки были в Wehrmacht.
Штрооп выпил. — Урок, — повторил он учительским тоном, который мало вязался с обычной вызывающей манерой эсэсовских офицеров. — Сила — вот единственное, что понимают эти расово неполноценные untermench[15] . Когда я был в Варшаве…
Модель неожиданно вспомнил — точно, это было четыре или пять лет назад. Штрооп и тогда был Brigadefьhrer, если Модель правильно помнил; неудивительно, что он им и остался, даже, несмотря на то, что прошло столько лет, наполненных боями и возможностью продвинуться по службе. Ему ещё повезло, что его не разжаловали и не изгнали с позором со службы. Но кто же мог себе представить, что кучка доведенных до отчаяния голодающих евреев сотрёт в порошок отборнейшие войска Рейха?
И после этого у Штроопа хватило ума представить начальству семидесятипятистраничный рапорт о проведенной операции, заботливо переплетенный в кожу, с золотым тиснением, под названием «Варшавского гетто более не существует». Идиот! А главное — после всего, у Штроопа ещё доставало наглости хвастаться этим во всеуслышание. Неудивительно, что его слова звучали напыщенно. Да он и был напыщенным ослом, вдобавок к тому и неумелым мясником. До нынешней индийской кампании Модель пролил немало чужой крови — любой, кто воевал в России очень быстро узнавал, что такое настоящая бойня — но никогда не заваливал порученную ему «работу».
Равно как и не получал от нее удовольствия. Модель предпочел бы чтобы Штрооп заткнулся. Чем слушать этого самоуверенного эсэсовца, хмыкнул Модель про себя, я бы с большим удовольствием послушал бы Ганди. Скажи я это Штроопу — то-то у него глаза бы на лоб повылезли. Но нет, языку место за зубами — никогда не знаешь, кто услышит твои слова. Так спокойнее.
Коротковолновый приёмник ожил. Он находился в тайном убежище, в какой-то темной жаркой комнате, расположенной, в свою очередь, в подвале. Единственным освещением была лампочка шкалы приёмника, да красный огонёк сигареты его владельца. Отказ сдать приёмник, по новым немецким законам расценивался как тяжкое преступление. Естественно, что и предоставление убежища Ганди, также было тяжким преступлением. Всё это висело бременем на душе Ганди. Но индиец с радиоприёмником, знал на что идёт.
