— И это все, на чем вы основываетесь?

— Да… ну, может, еще… какое-то предчувствие…

— Вы когда-нибудь видели этого Красного Воробья?

— Я слышал, что он был замечен.

— Вы слышали? Где вы слышали?

— Источники секретные. Я не могу их раскрывать.

— Допустим, я найду птицу. Что мне с ней делать? Посадить в клетку?

— Нет, просто представьте мне убедительные доказательства. Чтобы удовлетворить мое любопытство.

— А если я не смогу найти птицу?

— Если она есть, вы ее найдете. Я верю в вас.

— Слушайте, это самое мутное дело, с каким мне приходилось сталкиваться.

— Я всегда внушал людям, что вы великий детектив. Вы это докажете. Вы найдете Красного Воробья.

— Хорошо, Джон. Я займусь этим. Но я уже не юноша. Я просыпаюсь усталым. Хватка у меня уже не та.

— Вы в расцвете сил. Вы справитесь.

— Хорошо, Джон, попробую…

— Прекрасно!

Я положил трубку. Так, понятно. Но с чего я начну?

Я решил, что с ближайшего бара.

Было часа 3 дня. Я нашел свободный табурет и сел. Подошел бармен. Какой-то неприкаянный. У него не было век. А на ногтях нарисованы маленькие зеленые крестики. Псих какой-то. Никуда от них не денешься. Мир по большей части безумен. А там, где не безумен, — зол. А где не зол и не безумен, — просто глуп. Никаких шансов. Никакого выбора. Крепись и жди конца. Тяжелая работа. Тяжелее не придумаешь. Я заставил себя поглядеть на бармена.

— Шотландского с водой, — сказал я. Он ни с места.

— Шотландского с водой, — повторил я.

— А, — сказал он. И засеменил прочь.

Я увидел, как она вошла, краем глаза. Почему говорят «краем глаза»? У глаза нет краев. Словом, я увидел, что она вошла. Старая подруга. Села справа от меня.

— Привет, растяпа, — сказала она. — Угостишь?

— Конечно, крошка. Это была Леди Смерть.

— Эй! — крикнул я бармену. — Сделай два!

— А? — сказал он.

— Пожалуйста, два шотландских с водой.

— А, ладно, — сказал он.

— Что поделываешь, толстяк? — спросила Леди.

— Распутываю дела, как всегда.

— То есть медленно или безрезультатно.

— Нет, крошка, нет, понимаешь, я лучший сыщик в Лос-Анджелесе.

— Тоже не бог весть что.

— Да уж потрудней, чем масло левой рукой сбивать.

— Не похабничай со мной, толстяк, или я тебя вывинчу, как лампочку.

— Извини, крошка, нервы. Надо выпить. А бармен уже ставил перед нами стаканы.

— Что у тебя с веками? — спросила его Леди.

— Газовая колонка утром взорвалась…

— Как же ты будешь спать сегодня?

— Обмотаю голову полотенцем.

— А сейчас не можешь? — спросил я.

— Зачем? — спросил он.

— Да так… — Я заплатил за виски. Я поднял стакан. Леди подняла свой.

— Будем здоровы, — сказала Леди.

— Будем, — сказал я. Мы чокнулись и выпили. Я заказал по второму…

Мы просидели минут 30, прежде чем вошел новый посетитель. Тоже женщина. Она вошла и села на табурет слева от меня. Две женщины — это значит вдвое больше неприятностей, чем одна женщина. Теперь неприятности у меня были с обеих сторон. А я посередке. В пролете.

Второй женщиной была Джинни Нитро.

Я заказал бармену еще одно виски с водой.

— Ники, — шепнула она, — мне надо с тобой поговорить. Что это за стерва с тобой сидит?

— Ни за что не догадаешься, — сказал я. Тут мне зашептала Леди Смерть:

— Это что за стерва?

— Ни за что не догадаешься, — сказал я. Подали стакан, и Джинни его осушила.

— Так, — сказал я, — кажется, пора вас представить… Я повернулся к Леди Смерти.

— Леди, это Джинни Нитро… Потом я повернулся к Джинни.

— Джинни, это — Леди… Леди…

— Леди Кранк, — подсказала Леди. Они уставились друг на дружку.

А это может получиться интересно, подумал я. И сделал знак бармену, чтобы он нам налил…

39

Итак, я сидел, в сущности, между Смертью и Космосом. В форме Женщины. На что рассчитывать в такой позиции? А между тем мне предстояло разыскать Красного Воробья, возможно не существующего. У меня было очень странное чувство. В первый раз я попал в такой переплет. И непонятно, с какой радости. Что же мне делать?

Не суетись, болван, — родилось решение. Хорошо. Подали напиток.

— Ну, дамы, ваше здоровье!

Мы чокнулись и засадили.

Почему я не кто-то другой и не сижу на бейсбольном матче? Волнуясь за результат. Почему я не повар и не сбиваю омлет, как бы отстраненно? Почему я не муха на чьем-то запястье и не заползаю в рукав с затаенным волнением? Почему не петух в птичнике и не клюю зернышки? За что мне такое?

Джинни толкнула меня локтем и шепнула:

— Билейн, мне надо поговорить с тобой…

Я положил на стойку деньги. Потом посмотрел на Леди Смерть.

— Надеюсь, вы не заимеете на меня клык, если…

— Знаю, толстяк, ты должен поговорить с дамой наедине. С чего это мне заиметь на тебя? Я в тебя не влюблена.

— Но Bы всегда крутитесь около меня, леди.

— Я около всех кручусь, Ник. Просто ты чаще меня замечаешь.

— Да. Ну да.

— Ну, ты помог мне с Селином…

— Да, с Селином…

— Поэтому я пока оставлю вас с дамой наедине. Но только пока у нас с тобой одно незавершенное дело, так что увидимся.

— Леди Кранк, я в этом не сомневаюсь.

Она допила свое виски и слезла с табурета. Потом повернулась и пошла к двери. Ее красота пробуждала суеверное чувство. Она скрылась.

Бармен подошел за деньгами.

— Кто это такая? — спросил он. — Как она ходит! У меня прямо голова закружилась.

— Будь доволен, что только закружилась, — сказал я ему.

— Как тебя понять? — спросил он.

— Если скажу, все равно не поверишь, — ответил я.

— А ты попробуй.

— Незачем. Слушай, освободи пространство, я хочу поговорить с дамой.

— Сейчас. Только скажи мне одну вещь.

— Ну?

— Почему это такому толстому уроду достается весь товар?

— Потому что у меня там медом намазано. А теперь исчезни.

— Не хами, приятель, — сказал он.

— Ты же спросил.

— Но грубить не обязательно!

— Если ты думаешь, что это грубость, постой тут еще.

— Дурак, бля, — сказал он.

— Очень находчиво, — сказал я. — А теперь отойди, пока не поздно.

Он медленно отошел к краю стойки, остановился там на секунду, потом почесал зад. Я снова повернулся к Джинни.

— Извини, детка, чуть не с каждым барменом у меня получается такой конфликтный диалог.

— Можешь не извиняться. — Вид у нее был грустный. — Я должна тебя покинуть.

— Ну что ж. Тогда давай на посошок.

— Нет, понимаешь, совсем покинуть, я и все, кто со мной, мы должны покинуть… Землю. Не знаю почему, но я к тебе даже привязалась.

— Это понятно, — засмеялся я, — но почему вы собрались покинуть Землю?

— Мы все обдумали; здесь ужасно. Мы не хотим колонизировать вашу Землю.

— А что ужасно, Джинни?

— Земля. Смог, убийства, отравленный воздух, отравленная вода, отравленная пища, ненависть, безнадежность — все. Единственное, что тут /`%*` a-., - это животные, но их истребляют, и скоро все исчезнут, кроме прирученных крыс и скаковых лошадей. Это так грустно — неудивительно, что ты пьешь.

— Да, Джинни. Ты еще забыла наши ядерные арсеналы.

— Да, кажется, вы сами себя хороните.

— Да, мы можем исчезнуть через два дня, а можем протянуть еще тысячу лет. Что будет, мы сами не знаем, и поэтому большинство людей на все махнули рукой.

— Я буду скучать по тебе, Билейн, и по животным…

— Вы правы, что улетаете, Джинни… На глаза у нее навернулись слезы.

— Джинни, не плачь, пожалуйста, черт возьми… Она взяла стакан, выпила залпом и посмотрела на меня такими глазами, каких я никогда и нигде не видел и никогда больше не увижу.

— Прощай, толстяк, — сказала она с улыбкой. И ее не стало.

40

И вот новый день, и я у себя в кабинете. Осталось выполнить одно задание — разыскать Красного Воробья. Никто не ломился ко мне в дверь с предложением новой работы. Прекрасно. Настало время систематизации, подведения итогов. В целом из того, что я намеревался совершить в жизни, я совершил довольно много. Я сделал несколько удачных ходов. Я ночевал не на улице. Конечно, на улице ночует немало хороших людей. Они не дураки, просто они не вписались в нужные механизмы эпохи. А механизмы эти постоянно меняются. Это невеселый расклад, и если оказывается, что ты ночуешь в собственной постели, — одно это уже великолепная победа над силами. Мне везло, но и некоторые мои ходы были не совсем бестолковыми. Но в общем это довольно жуткий мир, и мне часто было жаль большинство людей, тут поселившихся.