Среди сидевших у костра теперь не было Ингольфа, а остальные стали меняться. Лённарт смотрел на них во все глаза и желал проснуться.

Лицо Орвара, и без того неприятное, огрубело, обросло жесткими складками, глаза ввалились, рот растянулся от уха до уха зубастой щелью. Из плеч и локтей, разрывая засаленную собачью шубу, вытянулись черные шипы. Кость, которую он с аппетитом грыз, оказалась не оленьей, а человеческой.

Невзрачный парень, Проклятый Охотник, стал крепче, мускулистее и выше. Кутаясь в черный балахон, он прятал лицо за берестяной маской. Его собак не было рядом, вместо них на земле свернулся тяжелыми толстыми кольцами серебряный змей с треугольной головой. Три глаза – синий, зеленый и желтый – немигающе уставились на Лённарта.

Сив все так же спала и казалась бледной, прозрачной, призрачной, словно утренний туман, вот-вот готовый отступить перед поднимающимся солнцем. Подле нее расположилась Дагни. Лицо, фигура и одежда прекрасной женщины остались прежними, лишь волосы, брови и ресницы превратились в живое, буйное, непокорное пламя.

Расмус постарел и осунулся. Его нос выдался вперед, брови окончательно срослись, белым мхом нависнув над глазами. Волосы седыми неопрятными патлами выбивались из-под помятой кожаной шляпы, свисая на спину и плечи. Он курил трубку, с прищуром наблюдая за падающими звездами.

Музыка стала оглушительной. Скелеты, взявшись за руки, танцевали безумную пляску вокруг вскрытых могил, гремя костями и сардонически ухмыляясь, а козлоногий пастух играл на свирели, все убыстряя и убыстряя темп. Мир начал дрожать и плавиться. Потом помутнел, потек красками и превратился в серое рубище…

Лённарт из Гренграса по прозвищу Изгой проснулся.

Отиг завершился. Наступало раннее утро. Горизонт едва-едва побледнел, до восхода солнца оставалось меньше часа. Небо затянули низкие лохматые облака. Шел слабый снег, и стояло полное безветрие.

Было так тихо, что охотник слышал, как медленно и неохотно стучит его сердце.

Он лежал на снегу, завернувшись в плащ, и, к своему удивлению, понял, что находится на поляне, окруженной молчаливыми елями, где-то на границе Йостерлена. Никакого забытого богами кладбища, развороченных могил, старых осин, разбросанных костей и погасшего кострища. Вокруг лежало ровное, никем не тронутое снежное полотно.

Лённарт сел. Поморщился – голова после сна все еще была тяжелой. Не удержался, достав флягу, сделал глоток. Скривился. Вкус показался ему отвратительным.

Изгой не страдал наивностью и не собирался убеждать себя, что случившееся «всего лишь ему привиделось».

Не привиделось.

Он был уверен в этом. К тому же охотник не обнаружил меча. Ни на поясе, ни поблизости от себя. Коня, правда, тоже не было видно. Впрочем, Лённ радовался уже тому, что пережил Отиг. Не многие могли похвастаться таким достижением.

Неожиданно за стеной деревьев тихо всхрапнули. Лённарт недоверчиво обернулся. На поляну вышел Свего и, остановившись рядом с хозяином, нетерпеливо фыркнул, выпустив из ноздрей целое облако горячего пара. Мужчина поколебался, но все-таки положил руку на шею коня. Она оказалась теплой, а жеребец – живым. На его шкуре не наблюдалось ни язв, ни черной плесени. Расмус Углежог вернул Изгою то, что обещал.

Охотник увидел, как на снегу, один за другим, появляются следы раздвоенных копыт, словно кто-то только что снял с его глаз пелену морока. Судя по скорости падающих снежинок и еще не исчезнувшим отпечаткам, козел проскакал здесь не больше трех-четырех часов назад.

И тут Расмус не обманул Лённарта. У охотника за головами оставался прекрасный шанс догнать похитителя, прежде чем тот пересечет невидимую границу и скроется в горах.

Больше не мешкая, Изгой прикрепил короткие лыжи к седельной сумке, потуже затянул ремешки и, оказавшись в седле, бросился в погоню, уже будучи уверенным, что сегодня она наконец-то завершится.

Йостерлен кончился, могучие ели остались позади, и Лённарт спустился в заросшую березами низину, продвигаясь вдоль едва угадываемого, скованного стужей речного русла. Места были незнакомые, но он держался следов. Козел нутром чувствовал скрытую под снегом тропу, поэтому Изгой, двигавшийся по уже проторенной дорожке, ни о чем не беспокоился. Разумеется, о галопе он даже не думал – берег лошадиные ноги, но скорость продвижения его не тревожила. Преследователь знал, что движется быстрее лишенного магии нигири.

Судя по все тем же следам, винторогий с каждой минутой терял силы. Он едва плелся, а не скакал, взлетая над снегом, и вряд ли мог продержаться достаточно долго.

Тусклое, бледно-серое ледяное солнце неохотно, словно по принуждению, выползло из-за горизонта и не спеша, едва заметными шажками стало забираться на небо. Начались пустоши Рьякванда – граничащая с Мышиными горами холмистая область. Холмы – невысокие, покатые, расположенные далеко друг от друга, – заросли хлипкими, почти невидимыми из-за снега вересковыми кустами. Тропа проходила далеко от склонов, петляя меж базальтовых каменных наносов, оставшихся здесь еще со времен прихода древних ледников.

Миновал еще час. Но, несмотря на сложную дорогу, конь оставался бодрым и полным сил, словно его напоили водой из мифического источника Жизни.

…Охотник нашел тарвагского козла за очередной базальтовой грядой. Черный зверь с острыми, закрученными в спираль рогами, большой, косматый, едко пахнущий мускусом, лежал на земле. Снег уже припорошил лохматую шерсть, круглые темные глаза остекленели. Нигири загнал животное до смерти.

От трупа на север уходила цепочка следов. Судя по их размеру и расстоянию между ними, беглец оказался невысокого роста. Ступал он тяжело, глубоко проваливаясь в снег, как видно стесненный своей ношей.

Холмы сгладились, превращаясь в заваленную камнями равнину с застывшими блюдцами многочисленных озер. На горизонте показались молочные пирамиды Мышиных гор. Изгой, привстав на стременах, прищурился. Несмотря на тусклое солнце, снег все равно слепил глаза, и темную точку на белом полотне он увидел не сразу.

Зловеще усмехнулся, чмокнул губами, заставляя Свего мчаться вперед, но тот неожиданно уперся. Нахмурившись, Лённарт прикрикнул на него, ударил пятками, однако конь лишь укоризненно всхрапнул, не желая двигаться дальше.

Внезапный порыв ветра закрутил снег, спиралью поднял его в воздух, и Изгой увидел, что путь ему преграждает высокий мужчина. Широкоплечий, остроносый, рыжеволосый и сероглазый. Лённ никогда не видел его лица, но узнал одежду и меч в опущенной руке.

Ингольф – человек, которому не дают умереть.

Теперь стало понятно, за что нигири заплатил Расмусу. Можно не надеяться, что вставший на тропе боец так просто позволит пройти мимо себя. И, как назло, у Лённарта теперь нет меча, а конь стал совершенно бесполезен. Понимая, что случится дальше, охотник спрыгнул на землю.

Глядя в неприятные, бесстрастные глаза, он снял варежки и, оставшись в перчатках, взял в правую руку длинный нож, а в левую, расстегнув застежку, тяжелый плащ. Это хоть немного уравнивало его шансы.

Лённарт не раз и не два принимал участие в кабацких драках и схватках в узких переулках Строгмунда, где нож был предпочтительнее меча, но сейчас ситуация сложилась совсем иная, поэтому он не собирался вести честный бой.

Изгой шагнул вперед, но в последний момент прыгнул в сторону, разминувшись с двумя локтями синеватой стали, которой Ингольф, не мудрствуя, ударил противника в живот. Охотник за головами оказался сбоку от начавшегося разворачиваться воина и дважды быстро ткнул ножом, метя в печень. Тут же проворно отпрыгнул назад, избежав рубящего удара снизу вверх.

На клинке Лённарта осталась кровь, но Ингольф не почувствовал ранения. На одно краткое мгновение Изгою показалось, что за спиной мечника мелькнул полупрозрачный силуэт в берестяной маске.

Бессмертному не давали умереть. Даже в поединке.