– Озар. Кабацкий целовальник. Он здесь заглавный. С ним не шути, сурьезный мужчина.

Всю большую комнату занимали деревянные столы и такие же лавки. Глебу обстановка кабака, стилизованная под русскую старину, напомнила любимый спортбар «Пивная пена». Не хватало только больших телеэкранов на стенах и смазливых официанток. Да и вони такой, как здесь, там не было.

Васька забрал у Глеба кольцо и положил его на деревянную стойку.

– Дядька Озар, дай нам бражки и закуски, – сказал он.

Целовальник взял кольцо толстыми, покрытыми черными волосками пальцами, осмотрел его, ковырнул лиловым ногтем. Затем повернулся к деревянным полкам, уставленным кувшинами, сгреб с полки огромный кувшин и две оловянные кружки и брякнул все это на стойку.

– Закуску принесу опосля! – пробасил он.

– Хорошо, дядька Озар. – Васька взял кувшин и пошел к дубовому столу. – Чего стоишь? – бросил он через плечо. – Кружки бери!

Глеб взял со стойки кружки и последовал за ним. Усевшись за стол, Васька разлил брагу по кружкам, поднял свою и сказал:

– Здраве будем! – И шумно отхлебнул браги.

Глеб тоже отпил глоток. Почмокал губами.

– Как? – спросил Васька.

– Не фонтан, – без особого энтузиазма отозвался Глеб.

Он запрокинул голову и – глоток за глотком – опустошил кружку.

Подошел целовальник, с грохотом поставил на стол деревянные чаши с закусками. Здесь были капуста с брусникой, вяленая рыба, студень, жареный хлеб и каша. Васька глянул на закуски, и глазки его замаслились от предвкушения пиршества.

– Лепота, – с наслаждением проговорил он.

Васька взял кувшин и снова наполнил кружки.

После второй кружки в голове у Глеба зашумело. Воняла брага жутко, а на вкус была и того хуже. Глеб отодвинул кружку и, поморщившись, спросил:

– У вас что, самогонку не умеют гнать?

Васька вскинул брови:

– Чегось?

Глеб когда-то писал статью об алкогольных напитках. Он помнил, что простым сбраживанием невозможно получить напиток крепче двадцати четырех градусов – продукты брожения останавливают процесс. В большинстве же бродящих напитков содержание алкоголя не превышает пяти процентов.

Если это далекое прошлое, то крепких напитков у них скорей всего еще нет. Смирившись, Глеб выпил еще одну кружку. Голова Орлова отяжелела, но на душе у него стало чуть легче.

– Васька! – окликнул Глеб.

– Ась? – вскинул кудлатую голову Ольха.

– Твоя брага – дерьмо. Перебродившая моча. На свете есть множество отличных крепких напитков. Водка, виски, джин, текила... Скажи-ка, ты когда-нибудь пробовал текилу?

– Чегось?

Глеб вздохнул:

– Эх, темный ты человек, Васька Ольха. Налей-ка еще браги.

За соседним столом беседовали купцы. Глеб прислушался к их разговору.

– Поляне нынче – лучшие друзья хазар, – говорил один купец, приземистый, рыжий, краснолицый. – Когда хазарскому кагану самому за дело браться лень, он полянских князей науськивает.

– А тем только того и надо, – отозвался чернявый купец. – Уж который год на земли древлян и дреговичей походами ходят и дани берут. Не ровен час и до нас доберутся.

– Полянам самим несладко, – возразил третий купец, белесый, с козлиной бородкой. – Их, окромя хазар, еще и печенеги клюют.

– Клюют, – согласился рыжий. – Вот они на нас и отыгрываются. Сами-то хазары давно на нас не хаживали. Все больше грозятся.

– А чего на нас ходить, – пожал плечами чернявый купец. – Мы дань исправно платим. По серебряному щелягу с сохи – как и положено. А иногда и поболе. У меня о прошлую осень хазары две подводы с вяленой рыбой, беличьими шкурками и рыбьим клеем забрали.

– Постыдно это, – сказал козлинобородый купец.

– Постыдно, – согласился чернявый. – И так дотоле будет, пока с соседями не сдружимся и вместе по кагану хазарскому не вдарим.

– Сдружишься ты с ними, как же, – усмехнулся рыжий. – Попадешься какому древлянину, так он с тебя шкуру живьем снимет. И не посмотрит, что брат-славянин.

Купцы повздыхали.

– Я слыхал, Киев-то хазарский богатеет, – снова заговорил чернявый. – В первые города по торговле выбивается.

– Это тот Киев, что на хазарской Израй-реке? – уточнил козлинобородый.

Чернявый кивнул:

– Угу. Только поляне эту реку Днепром кличут. Править Киевом хазарский каган варягов посадил. Аскольда и Дира. А те за собой всю свою варяжскую родню притащили.

– И кто ж теперь в Киеве хозяйничает – поляне, хазары аль варяги? – осведомился рыжий купец.

Чернявый дернул толстой щекой:

– Их там теперь сам леший не разберет. Не ровен час, хазарский властитель в Киев-град свою столицу перенесет. Поляне того боятся, думают, что хазары их всех в евреев переделают.

– Как это? – не понял козлинобородый.

– А просто. Возьмет пархатый хазар свой ножик и устроит всем славянским мужикам обрезание.

Купцы переглянулись и захихикали. Отсмеявшись, рыжий купец отер мокрые глаза и сказал:

– Слыхал я давеча, что князь Орлик из Голяди на нас походом идти хотел.

– Чего ж не пошел? – спросил козлинобородый.

– Булгарцев волжских поджидал. Те обещались ему на помощь прийти, да не дошли. Сперва их лесная мордва под Муромом потрепала, а потом и хазары набежали, стрелами всех перекололи, саблями порубили.

– Туда им и дорога, – мрачно изрек чернявый купец.

А козлинобородый тяжело и горестно вздохнул:

– Эх... Живут же ильменцы. И ведь от нас мало чем отличаются. Даже на языке похожем говорим. А у них там всем вече народное верховодит, и даже сам князь под вечем ходит.

– Потому как – славяне, – объяснил чернявый. – А наш-то князь Аскольд из-под варягов. До его двоюродного деда у нас всем тоже вече народное заправляло. А теперь, вишь, по каждому поводу князю в ноги бухайся. Все плохое из-за бугра к нам прет, – заключил чернявый купец со вздохом.

– Точно, – подтвердил рыжий. – Жили бы сами по себе, даже у самого паршивого вятичского или радимичского бродяги пузо б до земли отвисало.

Купцы поухмылялись, повздыхали.

– Нам бы Перуна в главные боги, – мечтательно произнес козлинобородый. – Этот спуску никому не даст – ни хазарам, ни гофам, ни нечисти печенежской. Да и меж нашими князьями мир учинит.

– Это как же, интересно? – поинтересовался чернявый.

– Да просто. Замахнется молнией да и скажет: «Эй, князья славянские, коли будете промеж собою драться – каждому по молнии на макушку кину!»

Чернявый хмыкнул:

– Гляди, как бы тебе Велес за такие россказни товар не сгноил.

Козлинобородый усмехнулся:

– Ничего. Я с Велесом на короткой ноге. Десятую часть прибыли на жертвенные костры трачу. Не жмусь.

Глеб отхлебнул браги и повернул голову в противоположную сторону. За другим столом толстый длинноволосый бородач, переубеждая в чем-то собутыльников, повысил голос:

– Что есть жена? Светла лицом и высокими очами мигающа, и огонь лютый в членах возжигающа! Что есть жена? Покоище змеиное, болезнь, бесовская сковорода, увет дьявола!

Глеб покосился на толстяка и шепотом спросил у Васьки:

– Кто это?

– Не знаю, – ответил Васька, отламывая кусок от вяленой рыбы. – Похож на лекаря христянского. Я видал одного лекаря. У него изо рта дух шел зело целебный. У нас Щепетуха понести не могла, так этот лекарь юбку ей задрал и во чрево дунул.

– И чего?

– Да ничего. Понесла Щепетуха. А через девять месяцев мальца родила с двумя головами и четырьмя ногами. Назвали Гудимкой.

– А, это. – Глеб кивнул. – Это я знаю. Называется «сиамские близнецы». На самом деле их двое, а не один. Просто они... в общем, они срослись.

Васька посмотрел на Глеба насмешливым взглядом.

– Смешные вещи говоришь. Как же двое, когда тулово едино и руки две? Ты колдун, а простых вещей не знаешь.

– Можно подумать, ты много знаешь, – обиделся Глеб.

Васька усмехнулся.

– Да уж поболе твоего!

– Да ну? Может быть, ты знаешь, что такое ядерный ускоритель?

– А ты знаешь, сколько рыжих перьев в хвосте у сирина?