— Позвольте напомнить вам одну маленькую историю, — снова заговорил он. — Вы все ее знаете. Она была напечатана в доброй половине школьных учебников и прочитана в большинстве стран. Но ни авторы, публиковавшие ее, ни читатели, ее запоминавшие, не имели ни малейшего понятия о том, что она в действительности означала.
История эта произошла в период царствования Эдуарда III, в XIV веке. Некая леди (в большинстве версий она идентифицирована как графиня Солсбери) танцевала на придворном балу, устроенном королем. Во время танца она уронила подвязку и смутилась. Король Эдуард тут же подобрал подвязку, прикрепил ее на собственной ноге со словами «Honi soit qui mal у pense» и после этого инцидента основал орден Подвязки — высший рыцарский орден во всей Европе.
Доктор Фелл насмешливо чмокнул губами под разбойничьими усами.
— Интерес этой маленькой истории заключается не в том, правдива ли она или отчасти легендарна. Но за прошедшие века она утратила свой подлинный смысл. Уверяю вас, требовалось куда большее, нежели потерянная подвязка, чтобы шокировать даму. Подобный инцидент мог вызвать легкое смущение разве что при королеве Виктории. Ныне любой ребенок может перевести с французского фразу «Honi soit qui mal y pense» — «Стыд тому, кто дурно об этом подумает». Но какие дурные мысли это могло вызвать?
Однако король Эдуард знал, что так потрясло леди Солсбери и испугало гостей. Его сообразительность, как указывает мисс Марри,[35] вероятно, спасла ей жизнь. Ибо подвязка, тогда используемая как веревка, тесемка или шнурок…
Люсия Реншо встала и с присущей ей интуитивной грацией отошла назад на несколько шагов, прижав ладони к щекам.
— Продолжайте! — поторопил Патрик Батлер.
— Подвязка была знаком ведьмы. Она символизировала существо, погрязшее в разврате и убийствах, постоянно маячившее на фоне грозового неба Средневековья. А красная подвязка обозначала главу шабаша, председательствующую на нечестивых сборищах и наиболее близкую к особе — обычно мужского пола, — выступавшей в роли Сатаны.
На слушателей повеяло холодом, как будто белесая лампа перестала излучать тепло и мертвая миссис Тейлор присоединилась к группе.
— Да, можете глазеть на меня! — с вызовом произнесла Люсия. — Я уже больше года надеваю подвязки, и даже носила их вчера вечером.
Доктор Фелл тяжко вздохнул.
— Рад, что вы сказали это, мэм, — проворчал он, снова помрачнев. — В ящике вашего туалетного стола полиция обнаружила…
— Да, конечно! Вот почему я так испугалась, когда Агнес сообщила мне, что они обыскивали дом.
— Нет-нет! — Доктор Фелл сердито покачал головой. — Они искали нечто более важное, чем пять пар красных подвязок. Но почему вы солгали мне вчера вечером?
— Потому что я не знала, что они означают! В ваших устах это звучало так таинственно и многозначительно, что я испугалась, благодаря… можете назвать это инстинктом! Дик заставлял меня делать это.
— Ваш муж заставлял вас носить подвязки?
— Да. Это казалось шуткой, но за ней что-то крылось. Дик часто спрашивал: «Моя дорогая надела свои украшения?» Он всегда называл подвязки «украшениями» и смеялся при этом. Я ни разу не могла угадать, когда ему придет в голову задать этот вопрос.
Люсия облизнула губы. Ее взгляд устремился на Батлера.
— Помните, я сказала, что Дик всегда выбирал мне одежду? Только так я осмелилась на это намекнуть. Но клянусь, я понятия не имела, что это значит! Пэт, дорогой! — Она протянула к нему руки, но тут же опустила их. — Неужели вы мне не верите?
— Конечно, верю. — Батлер засмеялся, но его никто не поддержал. — Как и все остальные. Что скажете, мисс Кэннон?
Женщина, сняв пенсне, чтобы вытереть глаза, близоруко уставилась на него.
— Я скажу, — чопорно отозвалась она, — что немедленно покину этот дом, если еще раз услышу нечто подобное. Я считаю эту тему не подобающей для обсуждения.
— Одну минуту! — резко произнес доктор Фелл.
Люсия сделала едва заметный жест, умоляя Батлера подойти к ней. Он повиновался, чуть коснувшись ее руки. Теперь Батлер четко видел широко открытые глаза доктора Фелла — ясные серые глаза, не замутненные временем и избыточным потреблением пива.
— Ваш муж, миссис Реншо, ранее был священником, — сказал доктор Фелл. — Рутинная полицейская работа позволила быстро это обнаружить. Вы об этом знали?
— Нет. Не знала до сегодняшнего вечера, когда доктор Бирс сообщил мне это. Но у меня… как бы это объяснить… были смутные подозрения…
— Вы подозревали — в чем я твердо уверен, — что он был главой сатанинского культа?
«Значит, я был прав!» — подумал Батлер.
— Нет! — вскрикнула Люсия. — Никогда! Просто я иногда думала… ну, ведь существует множество странных, но абсолютно безвредных культов — вроде поклонения деревьям, солнцу или чему-то еще…
— Ваш муж когда-нибудь проводил с вами какие-нибудь ритуалы, необходимые для присоединения к культу Сатаны? Незачем краснеть как школьница, миссис Реншо. Уверяю вас, если бы он так делал, вы бы это запомнили.
— Я ничего подобного не помню. Нет.
— И даже не намекал на это?
— Я обязана отвечать на этот вопрос?
— Моя дорогая леди, вы вообще не обязаны мне отвечать. Можете покинуть этот дом, как хочет сделать мисс Кэннон, и идти с миром. Как я уже говорил, я всего лишь старый тупица, который старается вам помочь.
Батлер, чья ненависть к Дику Реншо достигла новых высот (или глубин), сжал руку Люсии, давая понять, что она должна ответить. Казалось, дух Дика Реншо парил над ними, махая черными крыльями.
— Может быть… — Люсия сплетала тонкие пальцы, — я только считаю это намеком. Но однажды Дик сказал мне… — Она заколебалась. — «Дорогая, ты Венера только внешне, а в душе тетушка пастора». — «А может быть, ты — неподходящий мужчина», — ответила я. И тогда он меня ударил… О, неужели мы должны обсуждать подобное?
— Потерпите еще минуту. Мне самому это не нравится, разрази меня гром! Вы знаете, что только рукоположенный священник может служить черную мессу?
— Доктор Фелл, я никогда не слышала о черной мессе, если не считать одного-двух рассказов о призраках, где толком ничего не объяснялось. — В глазах Люсии светилось невольное любопытство. — Что именно там проделывают?
— Вы не знали, — допытывался доктор Фелл, игнорируя вопрос, — что ритуалы черной мессы проводились здесь?
Два голоса прозвучали одновременно.
— Здесь? — воскликнула мисс Кэннон.
— В этом доме? — осведомился доктор Бирс. Стиснув кулаки, он медленно обошел вокруг кровати и посмотрел в лицо доктору Феллу.
— Не в этом, — ответил Фелл, скользнув взглядом по комнате, где все еще ощущался запах духов миссис Тейлор. — Но очень близко отсюда. В маленьком строении, принадлежащем теперь миссис Люсии Реншо. Кажется, я упоминал, что разговаривал с мистером Чарлзом Денемом о завещании миссис Тейлор. Миссис Реншо унаследовала три дома: «Приорат», «Дом аббата» и третий, под названием «Часовня».
— Ну и что?
— Кто-то отмечал, доктор Бирс, наш нелепый способ давать названия домам. Мы строим маленькую виллу без единого дерева в радиусе сотни ярдов, называем ее «Вязы», и это никого не удивляет. Этот дом — не приорат. Ни один монах никогда не переступал порог «Дома аббата». Но, как ни странно, место, именуемое «Часовней», действительно ею является.
Скулы резко обозначились на костлявом лице доктора Бирса.
— Если вы скажете мне, что это нонконформистская[36] часовня, — заявил он, с усилием взяв себя в руки, — я сразу отвечу, что это ложь.
— Нет-нет! Я имею в виду частную часовню, относящуюся к большому дому, который давно снесли. Но она была освящена. Вероятно, потому ее и использовали для культа Сатаны.
Батлеру показалось, что с уст Бирса вот-вот снова сорвутся слова: «Пусть ее сожгут и разрушат!» Но врач только указал на кровать и осведомился тем же резким голосом:
