– Звонарев, у тебя когда-нибудь был сотовый телефон? – мягко перебил Антон.

– Нет, – испугался рыжий. – А что?

– Нет, ничего… Продолжай.

– А больше нечего докладывать, – расстраиваясь, что его рапорт не привел судью в шок, буркнул сержант.

– Как это нечего? Расскажи, почему ты звонишь мне по мобильнику, а не с моего домашнего телефона.

Думая, что судья либо ничего не понял, либо уже привык к такой непрофессиональной слежке, Звонарев ошибался. Его рассказ произвел на Струге впечатление гораздо большее, нежели ему представлялось. Отойдя от остановки на десяток шагов, Антон говорил, а свободной рукой ловил среди проезжающих машин такси.

– Понимаете, – объяснял между тем рыжий, – Александра Андреевна велела мне заходить в вашу квартиру, но я отказался. Решил присмотреть за дверью.

– Держись, Глеб Егорыч, – улыбнулся, закрывая от усталости глаза, Антон, – держись.

– Я не Егорыч, – сообщил сержант. – Я Алексеич.

Пытаясь отогреться в прокуренной «Волге» с болтливым таксистом, Антон усмехнулся, привязав к себе внимание водителя. Получилось в тему, так как тот только что закончил рассказывать прошлогодний анекдот. За спиной раздался короткий хохоток, свидетельствующий о том, что в машине они с водителем не одни.

Но Звонарев… Как же, за дверью тот решил присмотреть… Скорее всего не решился войти, а Саша, понимая, что заставить не сможет, сунула ему телефон и объяснила, как с обращаться с трубкой. За наглым взглядом и беспечной рожей сержанта скрывался, как выяснялось, славный малый, пораженный скромностью в самое сердце.

Вот проявления чего не хотелось бы видеть в этих телохранителях, так это подобных качеств.

На заднем сиденье молча грелся младший сержант Крыльницкий, и… Струге вдруг стал понимать, что ему на самом деле спокойнее. Окажись эти двое в стане его врага, он уложил бы обоих двумя свингами, не сходя с места. Но сейчас, когда эти же двое с полной отдачей и вполне серьезно исполняли роль телохранителей его семьи, Антон не чувствовал в своих действиях суеты.

Во дворе, отсвечивая мутными бликами окон от заиндевевшего кузова, действительно стояла «восьмерка». Ее до беспредела тонированные стекла надежно скрывали и количество людей, затаившихся в ней, и их намерения.

– Иди-ка, проверь документы у ее водителя. – Антон кивнул на машину и застопорил поступательное движение.

Крыльницкий телефонного разговора не слышал и не мог слышать, но, даже несмотря на это, принял соответствующий просьбе вид и обеими руками нырнул в карманы форменного тулупа. Наблюдая, как его провожатый на ходу правой рукой выдернул из кармана удостоверение, а левую оставил внутри, Струге быстро догадался, что парень левша.

По мере того как Антон приближался к машине, обрывки разговора милиционера с незваными гостями доносились до него все отчетливее.

– Бу-бу-бу….. такие?

– Бу-бу-бу… Служба… бу-бу-бу… судебных… бу-бу-бу… Центрального района…

– А что… бла-бла-бла… делаете?

– Бла-бла-бла… судью Струге.

Крыльницкий повернулся к Антону.

– Это какие-то судебные приставы. Говорят, посланы охранять вас.

Антон Павлович подошел, оперся на крышу и заглянул внутрь машины.

– Стольников, Миллер, какого хрена вы тут делаете?

Ответ был короток, и от него исходили нотки смущения за столь быстрое «расконсервирование» тайной организации.

Обоих приставов на личной машине одного из них послал к банку, предварительно договорившись с их начальником, председатель Центрального суда Николаев. Из объяснений становилось ясно, что Виктор Аркадьевич, снабдив телохранителями судью, быстро понял свою ошибку и, чтобы ее исправить, направил судебных приставов встречать его жену. Увидев выходящую из дверей банка Александру Струге вместе с рыжим сержантом, замеченным ими в кабинете судьи еще днем, они слегка успокоились, но, желая выполнить поставленную задачу до конца, решили проводить мало подходящую по внешнему виду пару до дома и дождаться Самого.

– Значит, так, – раздосадованно заключил Сам, – оба по домам. Спасибо за рвение, но это не служебная задача, а дурь руководства. Раз так, то с меня пиво, а с остальным я разберусь сам.

– Но Виктор Аркадьевич… – попробовал возразить хозяин «восьмерки».

– Я уверен, что ближе к ночи он пришлет пару вертолетов боевой поддержки, так что все нормально. Пошли, Крыльницкий…

«ВАЗ» покинул двор, а Струге со спутником зашли в подъезд, покрытый мраком. Струге уходил на службу рано утром и приходил поздно вечером, поэтому ничего не слышал. Но Саша, приходящая иногда на обед домой, очень хорошо слышала звук, который она определяла как «нудно-режущий». «Такое впечатление, Антон, что кто-то тупым ножом разделывает живого тигра», – с возмущением говорила она. Это лучшее определение из всех существующих для домашней пилорамы. На рынке Струге постоянно встречал соседа со второго этажа. Тот торговал самодельными табуретками, а вырученные деньги пропивал в течение оставшегося дня. А потому догадываться, по чьей вине перегорали все лампочки в подъезде, нужды не было. Но подозрение – не факт, оно требовало доказательств, и потому время шло, лампочки продолжали перегорать, а Саша пользовалась маленьким фонариком. Остальным, у кого фонариков не было, не везло. До верхних этажей в условиях неработающего лифта они добирались, как до вершины Монблана.

У самой двери судью снова ждал экстрим.

В глаза резанул луч света, послышалось требование не шевелиться, Крыльницкий стал щелкать затвором «макарова», и лишь мгновение спустя ситуация стабилизировалась.

– Это я, Звонарев, – радостно сообщил младший сержант. – Расслабься, Глеб, это мы.

– Вы меня с ума сведете!.. – выдохнул Струге, окончательно приняв решение прогнать обоих прочь сразу после того, как накормит. – Меня не Кургузов, а вы все достали.

Можно было понять смущение милиционеров, когда они поняли, что их приглашают за общий стол. Крыльницкий весь день не отходил от Струге, Звонарев – от Саши, и их уверения в том, что они сыты, были лучшим подтверждением того смущения. Однако усесться на кухонный уголок и съесть по тарелке пельменей все-таки пришлось. «Сытые» милиционеры уничтожили полтора килограмма полуфабрикатов, и только после этого Звонарев странным голосом сообщил, что «все будет нормально, судья может спать спокойно и открывать утром дверь, не опасаясь неожиданностей».

– Это ты что сейчас имеешь в виду? – оцепенел Антон Павлович, не донеся кусок хлеба до рта. Догадавшись, собрался взорваться, но, вовремя поняв, что молодые люди тут ни при чем, успокоился. – Ребята, вы сейчас идете домой, отдыхаете, а часам к девяти, если не поступит иных команд, один прибывает в суд, а второй в банк (Струге был уверен в том, что он создаст все условия для того, чтобы «иные» команды поступили). – У меня, кстати, Крыльницкий, такой процесс интересный завтра… А Звонареву Александра Андреевна предоставит компьютер со «стрелялками» и познакомит с какой-нибудь незамужней девуш…

– Антон Павлович, – оборвала мужа Саша. – Опомнитесь.

И он опомнился. Обстановка постоянного контроля довела его до такого состояния, что он совершенно забыл о том, что находится в обществе женщины. Положив хлеб на стол, он отодвинул от себя тарелку.

– Идите за мной.

«Телохранители» одернули форму и поспешили следом.

– Вот это, – он ткнул пальцем в закрытую дверь спальни, – не ваша комната. Вот это, – он указал на зал, – тоже не ваша комната.

Пройдя по коридору, он толкнул еще одну закрытую дверь. Она распахнулась, и взору милиционеров предстал миниатюрный тренажерный зал. В нем находился лежак для жима штанги, сама штанга, станок для проработки бицепсов, набор гантелей, два широких зеркала на стене и компьютер с креслом в углу. Вся стена напротив зеркал была оборудована стеллажами, на которых размещалось не менее двух тысяч книг. Так показалось сержантам, хотя вполне возможно, что книг было в два раза меньше. Просто свою роль в обмане зрения сыграли зеркала.