– … и даже носят маленькие элегантные трусики-стринги для сексуальной привлекательности…

Семик (Семен Сергеевич, толстячок 40–50 лет, как брат-близнец Темика) стоит в стрингах, в руках – бокал вина.

– Но вчера московские деловые круги были потрясены.

На экране монтаж – кадры Яндекса с пестрыми анонсами. Их вслух зачитывает Ава.

– Поход олигархов на Кремль откладывается!

– Убийство Владислава Юрьева снова сделало вдовой знаменитую кремлевскую невесту Марину Трегубову!

– Марина Трегубова – дважды вдова! В деревне Вяльцы убит второй по счету муж Марины Трегубовой!

– Бог любит троицу – кто следующий? Владислав Юрьев помолился перед смертью!

Чепель оперирует движком, снова в кадре Ава Хитли.

– … Досье. Первый муж – банкир и сенатор Шалымов – оставил госпоже Трегубовой несметное финансовое состояние… это убийство никогда не будет раскрыто… второй муж – Владислав Юрьев – удвоил ее богатство… на сегодняшний день дочь одного из высокопоставленных чиновников в аппарате Правительства – лакомый кусок для любого супербогатого жениха России…

Чепель движется дальше.

– …интервью Марины Трегубовой, спустя всего лишь час после убийства! Только для журнала «Форбс» – с вами Ава Хитли!

Чепель слушает и внимательно смотрит. Это кабинет Трегубовой в ее доме.

– Так что же самое интересное в муже? – спрашивает Ава. – Деньги, красота или…

– Самое интересное в муже – его убийство. Как ни странно, мне приятно быть вдовой… После похорон я чувствую особую остроту жизни.

– Что это за острота, Марина?

– Неужели тебе не знакомо это ощущение, подружка? Дышать, смотреть на солнце сквозь деревья, ежиться на ветру… или просто пить чай, а за окном ненастная погода… И думать, Господи, как долго еще мне это все ощущать, в то время, как иных уже нет… Ты это понимаешь?

Через три дня в кабинете Чепеля повторяется невыносимое испытание.

Марина с вызовом раздвигает ноги и стягивает черные трусики до обольстительных щиколоток.

– Кстати, у Вас такие нежные интересные уши, хотя и пельменями. Они трепетные, тонкие и красные…

Она думает: «Блондинко… Кажется, я совсем неплохо ее играю, совсем неплохо… Итак, что у нас по плану… Сорок шестая страница – второе раздвигание… Третье – на восьмидесятой… Или позже? Не обосрался бы раньше времени…»

– Вы слышали, что я сказала про Ваши уши, Виктор?

Она записывает в тетрадь: «И мне хотелось прикоснуться к ним… нежно, до тихого, незаметного оргазма… Это было такое ощущение… ощущение матерого гомосексуалиста, который… который…»

– Это было ощущение матерого гомосексуалиста, который… Подскажите, который что?

– Не понимаю о чем вы.

– Я – матерый гомосексуалист, а вы – молодой солдат-первогодка. У вас боязливые уши… прядающие, понимаете? Что Вы слышали этими ушами?

– А что я должен слышать?

– Вы услышали, что я сделала приглашение посмотреть.

– Речь не об этом, Марина Сергеевна. Поймите, убили человека. Понимаете, че-ло-ве-ка.

– Какого человека?

– Вашего мужа. И первого! И второго!

– Не надо меня учить, Чепель! Я сама пишу детективные романы и прекрасно все знаю. Убийство было запланировано по сюжету. Кстати, Вы знаете, что мой роман называется «Новые показания Шерон Стоун».

– Послушайте, Вы не Шерон Стоун!

Зря он так, зря! Судя по последним минутам жизни Чепеля (а мы опять возвращаемся к ним), она оказалась самой настоящей Шерон Стоун.

– Почему ты больше ничего не спрашиваешь про мой член? – шепчет Чепель.

– Не знаю.

– Это сводит с ума любого мужчину.

– Он во мне. Здравствуй, член следователя Чепеля. Как долго я тебя ждала. Разорви меня на части, член господина Чепеля. Порви меня в клочья!

Чепель убыстряет темп.

– Да. В клочья! В клочья!

– Ты что в самом деле собрался меня порвать в клочья, Чепель! – вдруг трезвея, говорит Трегубова. – Тебе надо будет сильно потрудиться. И совсем не членом. Да и вообще: разве членом разрывают на части женщину?

Чепель вдруг плаксиво спрашивает:

– А чем?

Молчание Марины. Шевеление цепей…

– Я рождена тебя убить, – говорит Трегубова. – Такой хитрый эксперимент реинкарнации. Я богата и независима, чтобы это сделать беспрепятственно. Ты беден и бесправен. Так получилось.

– Мы будем вместе? – ничего не понял Чепель.

– Конечно. Убийцы любят убитых. В каком-то смысле они им даже завидуют.

– Убийцы попадают в ад.

– Туда попадают и убитые… Ты устал, Чепель. – Она усмехается. – Видишь, как много надо сил, чтобы порвать меня… – И она строго добавляет. – Отдохни…

Чепель не слышит.

– Прекрати долбить меня как отбойный молоток, это ни к чему не приведет.

Чепель не прерывает:

– Врешь! Ты врешь все! Ни слова не сказала правды!

– Да и куда ты торопишься? Учти, как только твой яэкулят окажется во мне, все будет кончено, Чепель. Ты не забыл, что сказала Клеопатра?

– Плевать на эту Клеопатру! На все плевать!

– Прекрати… Эй, козлик! Нам надо покурить!

Она резко, за волосы, оттягивает его лицо от себя; на лице Чепеля – гримаса боли.

Чепель наконец остановился:

– Я не курю…

Трегубова закуривает:

– Значит, Богу угодны дети, животные и птицы, сказала Клеопатра.

– А все остальные?

– Безразличны в целом. На всех остальных поставлен крест. Дай мне попить.

Чепель наливает ей воды, пробует закурить, как Трегубова, но закашлялся. Отшвырнул сигарету.

«Почему именно мне в голову приходят эти мысли? – Пожимает плечами Марина. – Так получилось. Всего лишь так получилось».

В эти минуты я снова посмотрел в земное лицо Чепеля, несколько тронутое золотом и лазурью ангела (как бы на пробу).

И снова подумал: «Уши у него, действительно, не ангельские и топорщатся пельменями».

Марина лишь улыбнулась и опустила руки в лазурь, зачерпнула полные ладошки синевы и ополоснула лицо…

В боулинг-зале шумно. По дорожкам катятся шары, грохочут кегли. За стойкой приема-выдачи обуви – ленивая девушка. Трое ребят. Обычный вопрос:

– Какие размеры?

Обычный ответ:

– Всем сорок третий.

К стойке подходят Вика и Чепель.

– Кто тебе сказал, что у тебя уши – пельменями? Она?

– Нет. Я сам заметил.

– У принца Чарльза тоже – и ничего. Его принцесса любила.

– Еще бы. Принц.

– Что еще она сказала?

Чепель вздыхает:

– Смотреть на писю.

– Как всегда. А ты?

– Не смотрел.

– Правильно.

Вика уходит принимать душ, Чепель томится в холле перед раздевалками. На удивление быстро освежившись, Вика через десять минут выходит. Из своей спортивной сумки она достает несколько журналов с фотографиями Марины Трегубовой – на светских вечеринках, в фитнес-клубе, на яхт-пати и т. п.

– Посмотри – и ты поймешь, что там смотреть не на что. Она слишком высокого мнения о себе.

Чепель с любопытством разглядывает.

– Хватит смотреть, это понятно и так. У нее слишком короткие руки. Не слишком аппетитная задница. И взгляд – ни рыба-ни мясо. Она не секси, понимаешь?

– Понимаю.

– Она не секси, понимаешь? – повторяет Вика в кафе.

– Да. Не секси.

– И потом – она не натуральная блондинка.

– Да? Ну и что?

– Как это «ну и что»? Зачем ты это сказал? Отвечай – зачем?

– Ты сама сказала.

– Что я сказала?

– Что она не блондинка.

– Но я ничего не имела ввиду! А ты ведешь себя со мной как скот!

И пальцы Вики впиваются в чуб Чепеля. Вика трясет Чепеля и повторяет: «Как скот! Скот! Скот!»

– Пошляк! Прежде думай, что говоришь. Закажи мне воды.

– С газом или без? – официант вежлив.

– Без газа, – приглаживает вихры Чепель.

– Почему без газа? Она, что – тоже пьет без газа? Тогда с газом. Я не хочу, как она.

– Прекрасно, – воодушевлен официант. – Это удачный выбор.