Жаль, что здесь нет брата доктора Махмуда. Как много еще негрокнутого, и как мало твердых, надежных основ для гроканья.
Остаток смены прошел для Джилл как в тумане. Хорошо хоть, она не допустила никаких ошибок при раздаче лекарств, а на обращенные к ней вопросы отвечала машинально. Перед ее глазами неотвязно стояло лицо этого марсианина, в голове снова и снова крутились дикие, бредовые вещи, которые он говорил. Да нет, никак не бредовые — медсестре Бордман доводилось работать в психушке, психов насмотрелась и потому хорошо понимала, что Смит к ним не относится.
Так что не «бредовые», а скорее — невинные. Да нет, и это слово не годится. Лицо у него, конечно же, невиннейшее — но это если не считать глаз. Что же это за существо такое — с таким-то лицом?
Одно время Джилл работала в католической больнице, и вот сейчас словно въявь увидела лицо Смита в клобуке, какие носили там медсестры-монахини. «А вот это уж полный бред», — выругала она себя. В нем нет ни на грош женственности, мужик себе как мужик.
Не успела Джилл переодеться из больничного в свое, как в раздевалку просунулась голова одной из сестричек.
— Тебя к телефону.
Джилл приняла вызов — только звук, без изображения, чтобы можно было и говорить и переодеваться одновременно.
— Флоренс Найтингейл?[7] — спросил знакомый баритон.
— Она самая. Это ты, что ли, Бен?
— Стойкий борец за свободу слова, собственной персоной. А скажи-ка, малышка, ты занята?
— А что ты там задумал?
— Я задумал вывести тебя в свет, скормить тебе стейк с кровью, накачать спиртным до посинения, а попутно задать некий вопрос.
— Можешь не трудиться, ответ все тот же.
— Да совсем не тот вопрос.
— Как, ты еще один придумал? Ну-ка, ну-ка, расскажи.
— Попозднее. Когда ты немного размякнешь.
— А что, настоящий стейк? Не синтетика?
— Фирма гарантирует. Ткни вилкой, и он скажет «м-му» и поглядит на тебя жалобно-жалобно.
— Зуб даю, по счету будет платить газета.
— Низкое, недостойное тебя и не заслуженное мной подозрение — и вообще, какая тебе разница? Ну так как?
— Уговорил, речистый.
— На крыше вашего богоугодного заведения, через десять минут.
Пришлось снова переодеваться, на этот раз — не в уличный наряд, а в выходное платье, ради таких-то вот особых случаев и содержавшееся в больничном шкафчике. Строгое, почти непрозрачное, чуть-чуть подложенное в нужных местах, оно всего лишь воссоздавало впечатление, которое Джилл произвела бы совершенно обнаженной, — никак не более. Обошлось ей оно в месячную зарплату, но выглядело скромно, хотя и действовало на окружающих не хуже коктейля с сюрпризом. Удовлетворенно взглянув на свое отражение, она вышла в коридор и открыла дверцу пневмоподъемника.
На крыше было ветрено. Джилл, кутаясь в накидку, огляделась, но вместо ожидаемого Бена Какстона ее тронул за локоть дежурный по посадочной площадке:
— Мисс Бордман, там для вас такси. Вон тот большой «толбот».
— Спасибо, Джек.
Дверца предупредительно распахнута, взлетные сигналы уже горят. Джилл забралась в машину с твердым намерением тут же объяснить Бену, что мог бы и сам задницу от сиденья оторвать, однако вышеупомянутой задницы на сиденье — и вообще в салоне — не оказалось. Дверца закрылась, автоматическое такси взмыло в воздух, под острым углом пересекло Потомак, зависло над Александрией[8], село на крышу какого-то дома, приняло на борт Бена Какстона и тут же снова взлетело.
— Надо же, какие у меня есть знакомые, важные да занятые, — с издевательской почтительностью пропела Джилл. — И с каких это, интересно бы знать, пор ты перестал лично бегать за бабами? Думаешь, у робота лучше получится?
Бен ласково похлопал ее по коленке:
— На то есть свои причины, малышка. Нельзя, чтобы нас видели вместе.
— Ах, вот как!
— И мне нельзя, а тебе уж тем более. Так что возьми полтоном ниже. И вообще, я прошу прощения. К твоим ногам покорно припадаю и следы в пыли целую. Увы, это не прихоть, а жестокая необходимость.
— Хм-м… и кто же из нас болен дурной болезнью?
— Мы оба. И каждый по-своему. Не забывай, Джилл, что я — газетчик.
— Да неужели? А то у меня уже появились сомнения.
— А ты — медсестра из больницы, куда засунули Человека с Марса. — Он примирительно развел руками.
— С этого места поподробнее, пожалуйста. Значит, с мамой ты меня знакомить не будешь?
— Джилл, ты что, не понимаешь? Тут сейчас собралось больше тысячи репортеров, да плюс пресс-агенты, фрилансеры, всякие там уинчеллы, липпманы[9] и прочая шушера, что хлынула в наш городишко после возвращения «Чемпиона». И каждый — и я в том числе — пытается взять интервью у Человека с Марса. Насколько мне известно, это пока еще никому не удалось. Как по-твоему, очень нужно, чтобы нас с тобой видели под ручку?
— А что в этом такого? Пусть себе видят. Я же не Человек с Марса.
— Нет. — Бен осмотрел ее с ног до головы. — Ты не Человек с Марса. Но зато ты поможешь мне с ним встретиться — именно поэтому я и не пришел сам на вашу крышу.
— Чего? Ты бы, Бен, головку-то все-таки поберег, солнечный удар — это очень опасно. Знаешь, какие там роскошные мальчики дверь стерегут? Одни синие беретики чего стоят.
Тут Джилл вспомнила, что ей самой удалось обойти морпехов без особого труда, но рассказывать об этом не решилась.
— Знаю. Стерегут. Вот об этом-то мы и побеседуем.
— Не понимаю, о чем тут беседовать.
— Потом объясню. Я вообще не хотел об этом упоминать, пока не напичкаю тебя животными белками и этиловым спиртом. Так что сперва поедим.
— Наконец-то что-то разумное. А как, оплатит газета поход в «Нью-Мэйфлауэр»[10]? Ну, сознавайся.
— Джилл, — вздохнул Какстон, — я бы не рискнул идти с тобой в ресторан ближе чем в Луисвилле[11]. А туда эта таратайка будет тащиться часа два, не меньше. Давай поужинаем у меня?
— Ага, Муху приглашал Паук[12]. Знаешь, Бен, я сегодня слишком устала, чтобы заниматься вольной борьбой.
— А тебе и не потребуется. Честное-пречестное.
— Тоже немногим лучше. Полная безопасность в твоем обществе — точный признак, что я сильно сдаю. Ладно, бог с тобой, поверим в честное-пречестное.
Какстон поработал на клавиатуре, машина, кружившая в ожидании дальнейших распоряжений, встрепенулась и послушно направилась по заданному ей адресу, а Бен начал набирать какой-то телефонный номер.
— Слушай, радость моя, — повернулся он к Джилл, — сколько времени тебе нужно на предварительное проспиртовывание? Я кухню на стейки настрою.
Джилл всесторонне обдумала услышанное.
— Ах, значит, в твоей конуре есть личная кухня!
— Ну, что-то вроде. Стейки поджарить можно, я справлюсь.
— Нет уж, стейки поджарю я. Дай сюда телефон.
Джилл сделала заказ, предварительно убедившись, что Бен не возражает против цикорного салата.
На крыше они вышли из такси и спустились к Бену.
Квартира оказалась старомодной, без изысков, единственная роскошь — пол в гостиной, представлявший собой самую настоящую лужайку, поросшую самой настоящей травой. В прихожей Джилл скинула туфли, ступила на прохладные зеленые стебли босиком, пошевелила пальцами.
— Господи, — вздохнула она, — хорошо-то как. У меня же непрерывно ноги ноют, с того самого времени, как пошла в медучилище.
— Так присядь.
— Нет, хочу получше запомнить это блаженство.
— Как знаешь.
Бен отправился на кухню смешивать мартини.
Никакое наслаждение не длится вечно; через некоторое время Джилл еще раз вздохнула и пошла хлопотать по хозяйству. Подъемник уже доставил стейки, а заодно и печеную картошку, которую надо было только разогреть в коротковолновке. Джилл быстро соорудила салат, сунула его в холодильник, набрала на клавиатуре указания, как именно следует прожаривать мясо и разогревать картошку, но включать плиту не стала.
