— Что? Этот пустоголовый кретин? В такой момент, когда необходимо использовать буквально все силы, от органов федеральной безопасности до школьных надзирателей, ты поручаешь дело Берквисту?

— Дорогая, ты не совсем понимаешь ситуацию. У нас связаны руки. Официально он никуда не исчезал. Ведь имеется еще… ну, этот, другой парень. Который, ну, «официальный» Человек с Марса.

— О! — Миссис Дуглас побарабанила пальцем по столу. — Ведь говорила я тебе, что ничего хорошего из этой подмены не выйдет.

— Но, дорогая, это же было сделано по твоему предложению.

— Ничего подобного я не предлагала. И не спорь, пожалуйста. М-м-м… вызови сюда Берквиста. Я сама с ним поговорю.

— Дело в том, что Берквист отправился по следу. И он еще не выходил на связь.

— Да? Твой Берквист уже на полпути к Занзибару. Он нас продал. Лично я никогда ему не доверяла. Помнишь, что я сказала, когда ты решил взять его на работу…

— Когда я решил взять его на работу?

— Не перебивай меня. Так вот, я сказала, что человек, продавший одного хозяина, продаст и второго. — Миссис Дуглас сосредоточенно нахмурилась. — Джозеф, за всем этим я вижу руку Восточной Коалиции. Можно ожидать, что на Ассамблее поставят вопрос о доверии.

— С чего бы это? Ведь никто ничего не знает.

— Даже слушать тошно такой младенческий лепет. Никто ничего! Уж Восточная-то Коалиция побеспокоится, скоро все всё узнают. Ты бы помолчал и дал мне подумать.

Дуглас вернулся к прерванному чтению. Городской совет Лос-Анджелеса просит Федерацию помочь в разрешении проблемы смога, Министерство здравоохранения так и не выделило им то да это. Нужно будет чего-нибудь подкинуть — фостериты выставляют там своего кандидата и у Чарли будут большие заморочки с переизбранием. К закрытию биржи акции «Лунар энтерпрайзес» поднялись еще на два пункта…

— Джозеф.

— Да, дорогая?

— Нет никакого Человека с Марса, кроме нашего. Тот, которого предъявит Восточная Коалиция, — самозванец. Вот так, и никак иначе.

— Сказать-то можно, дорогая, только кто же нам поверит?

— Что значит — кто же поверит? Нужно сделать, чтобы поверили.

— Но это же невозможно. Ученые мгновенно обнаружат подмену, а пустить их придется, они уже готовы брать больницу приступом.

— Ученые! — презрительно сморщилась миссис Дуглас.

— Да, ученые, и ты сама понимаешь, что они сразу все поймут.

— Ничего я не понимаю и понимать не хочу. Ученые, нашел о чем говорить. Половина их науки взята с потолка, а вторая половина — суеверие. Всех этих профессоров давно пора посадить под замок, а все их мудрствования — запретить. Ну сколько, Джозеф, можно вбивать тебе в голову, что есть только одна настоящая Наука — астрология.

— Не знаю, дорогая, не знаю. Я не хочу сказать ничего плохого об астрологии…

— Еще бы ты хотел! Да ты по гроб жизни должен быть благодарен этой науке!

— …но все эти физики-математики, они тоже очень головастые ребята. Вот тут вчера один из них рассказывал мне про звезду, вещество которой в шесть тысяч раз тяжелее свинца. Или в шестьдесят тысяч? Как же он говорил…

— Чушь! Ну откуда, спрашивается, им знать, что там и сколько весит? И помолчи, пожалуйста, я тебе все расскажу. Мы ничего не признаем. Любой другой марсианин, кроме нашего, — самозванец. А тем временем отряды Спецслужбы приложат все усилия, чтобы его поймать, по возможности — до того, как Восточная Коалиция выступит с заявлением. Если потребуется применение решительных мер и этого Смита застрелят за сопротивление аресту или там при попытке к бегству — ничего страшного. От него с первых дней была одна морока.

— Агнес! Ты сама-то понимаешь, что ты мне сейчас предложила?

— Ничего я тебе не предлагала. А несчастные случаи происходят каждый божий день. С этим делом, Джозеф, нужно разобраться раз и навсегда. Наибольшее благо для наибольшего числа людей[34] — ты же сам всегда к этому призываешь.

— Но я не хочу, чтобы с мальчонкой сделали что-нибудь плохое.

— А кто говорит, что с ним нужно что-то такое делать? Джозеф, ты обязан предпринять решительные меры, это твой долг. История тебя оправдает. Ведь что важнее: для блага пяти миллиардов людей сохранить стабильность обстановки — или сентиментальничать с одним-единственным парнем, который, если разобраться, даже и гражданином-то не является?

Дуглас уныло молчал.

— Ну ладно, — встала миссис Дуглас. — Я не могу разбрасываться своим временем на споры обо всякой ерунде. Мне давно уже пора к мадам Везант[35] составлять новый гороскоп. Не для того я тратила лучшие годы своей жизни, трудилась как каторжная, выталкивая тебя вверх, чтобы из-за твоей бесхребетности все в одночасье пошло коту под хвост. Вытри желток с подбородка. — С этими словами она удалилась.

Глава исполнительной власти Земли выпил еще две чашки кофе и только тогда набрался духа идти на заседание Совета. «Ох, Агнес, Агнес, никак на тебя не угодишь». Дуглас догадывался, что она давно в нем разочаровалась… а быть супругой генерального секретаря Федерации — это же кого угодно достанет. Ладно, хоть в безграничной преданности Агнес не приходится сомневаться… что же касается недостатков — а у кого их нет, этих недостатков? Вполне возможно, что ее тошнит от своего муженька ничуть не меньше, чем его от нее, — ну и что?

Дуглас выпрямился. И все равно, он ни при каких обстоятельствах не позволит сделать Смиту что-нибудь плохое. От этого парня сплошная головная боль, тут уж кто бы спорил, но все равно он какой-то… трогательный, что ли? Вот посмотрела бы Агнес сама на эту детскую придурочную беззащитность, на то, как легко его испугать, — она бы так не говорила. В ней обязательно взыграл бы материнский инстинкт.

Только есть ли он у нее, этот самый материнский инстинкт? Посмотришь на эту физиономию с решительно выдвинутым подбородком, и появляются сильные сомнения. Хотя, кой черт, у каждой женщины есть материнский инстинкт, наука давно это доказала. Ведь и точно, вроде доказала?

«И вообще — какого хрена, не позволю я собой помыкать. Каждую секунду тычет в нос, что это вроде бы она протолкнула меня наверх, но уж я-то знаю… да и бремя ответственности целиком на моих плечах».

Дуглас встал, расправил отягощенные бременем ответственности плечи, кое-как втянул живот и пошел на Совет.

Весь день он напряженно ждал, когда же упадет второй ботинок[36]. Однако все было тихо; приходилось заключить, что, как это ни странно, никто, кроме ближайшего кружка доверенных лиц, так и не прознал про исчезновение Смита. Сейчас генеральный секретарь сильно напоминал подзалетевшую дуреху — больше всего ему хотелось закрыть глаза и чтобы вся эта мерзость как-нибудь сама собой рассосалась. Однако ни ход событий, ни собственная его жена не позволяли Дугласу расслабиться.

Агнес считала Эву Перон священным образцом для подражания[37] и мнила, что даже внешне похожа на нее. Перед публикой она представала исключительно в образе верной помощницы и неизменной спутницы великого государственного мужа, которого имела счастье именовать супругом; с этим обличьем она настолько свыклась, что даже в одиночестве с ним не расставалась, поскольку, как Черная Королева, обладала счастливой способностью верить в то, что ей самой было угодно[38]. Однако же, откровенно говоря (чего она никогда себе не позволяла) ее политические принципы заключались в следующем: мужчины повелевают миром, а женщины — мужчинами.

Ей никогда не приходило в голову, что все ее убеждения и поступки произрастают из неосознанной злобы на судьбу, волею которой она родилась женщиной; не сознавала она и того, что ее поведение объясняется как инстинктивной реакцией на несбывшееся отцовское желание о сыне, так и черной завистью к матери. Подобные гнусные мысли ее не посещали. Она обожала родителей и никогда не забывала приносить на их могилы живые цветы. Мужа она любила и о своей любви объявляла во всеуслышание; гордилась она и своей женственностью, о чем тоже упоминала неоднократно, а часто и объединяла эти два утверждения.