— Я тоже по тебе соскучился. И мне у вас здесь нравится.

— А что это ты придумал насчет трех дней? Три дня, чушь какая-то.

— Не забывай, что у меня есть некоторые обязанности.

— Ладно, поговорим об этом позже. По твоей милости в нашем курятнике полный переполох. Девочки прямо визжат от радости, ни о чем, кроме предстоящей церемонии, и думать не могут. Стоит, пожалуй, закрыть лавочку на переучет — все равно от них никакого толку.

— Пэтти уже отменила дневную службу, — вмешалась Джилл, — а Дон, Рут и Сэм взяли все дела на себя. Короче, сегодня ты свободен.

— Отлично! — Майк сел, усадил Бена, обнял его левой рукой, а правой положил голову Джилл себе на колени.

— Бен, — шутовски вздохнул он, — никогда не берись читать проповеди. С утра до вечера я ношусь высунув язык, с одной службы на другую, — чтобы объяснить людям, что они никогда, ни при каких обстоятельствах не должны спешить. Я обязан тебе, Джубалу и Джилл больше, чем кому бы то ни было на этой планете, — и вот только сейчас нашел наконец время сказать тебе здрасьте. Ну как ты там? С виду так вроде в полной форме. Дон говорит, что ты действительно в полной форме.

Бена бросило в краску.

— Ну… в общем-то да.

— Это очень кстати — не забывай, что сегодня хищники выходят на тропу. Ну да ничего, я буду грокать близость и поддержу тебя в трудный момент. В конце ты будешь даже бодрее, чем вначале, — верно, Маленький Брат?

— Да, — кивнула Джилл. — Понимаешь, Бен, Майк передаст тебе свою силу — я имею в виду не моральную поддержку, а самую настоящую физическую силу. Я тоже могу так, только чуть-чуть, а Майк — по-настоящему.

— Не прибедняйся, Джилл, никакое не «чуть-чуть», все у тебя прекрасно получается. — Майк повернулся к Бену. — Маленький Брат — наш оплот и твердыня, неиссякаемый источник силы. Прошлая ночь была тому примером. — Он погладил Джилл по спине и пропел:

— Верно, Маленький Брат?

— Глупости, — польщенно ответила Джилл, накрыв его ладонь своей. — Дон точно такая же, и тебе это прекрасно известно.

— Но Дон внизу, собеседует с теми, кто ей сегодня приглянулся. Она занята, а ты — нет, это огромная разница — верно, Бен?

— Наверное…

Бен не знал, куда девать глаза, ему хотелось, чтобы эти двое либо перестали тискаться, либо предоставили ему какой-нибудь предлог встать и уйти.

Но не тут-то было: Майк все так же обнимал его левой рукой за талию и все так же оглаживал правой рукой Джилл… и той это явно нравилось.

— Бен, — голос Майка звучал совершенно серьезно, — такие ночи, как прошлая, — когда помогаешь группе перейти в Восьмой Круг — страшно меня заводят. Если ты не против, я изложу тебе вкратце одно из поучений для Шестого Круга. У нас, у людей, есть нечто такое, о чем мой прежний народ не может и мечтать. Огромная ценность… и мне, знающему, что такое жить без этого, особенно ясно, какая это огромная ценность. Я говорю о великом счастье быть мужчинами и женщинами. Мужчиной и Женщиной создал Он их, и это величайшее из сокровищ, созданных Нами-Иже-Суть-Бог. Верно, Джилл?

— Ослепительно верно, Майк, — и Бен тоже знает, что это Истина. Милый, сочини еще одну песню, для Дон.

— О’кей…

— Ну как?

Джилл звонко расхохоталась:

— А ты ей-то дал послушать?

— Да, и она отблагодарила меня непристойным звуком, а заодно передала Бену пламенный поцелуй. Слушай, там есть кто-нибудь на кухне? Я вдруг вспомнил, что не ел уже минимум пару дней. Или лет.

— Там вроде была Рут, — сказал Бен; он попытался встать, но Майк тут же усадил его на место.

— Эй, Дюк! — крикнул Майк. — Ты там присмотри, пусть кто-нибудь напечет мне оладий, стопку этак с тебя высотой, а к ним галлон кленового сиропа.

— Запросто, — откликнулся Дюк. — Я сам этим и займусь.

Бен Какстон, лишенный предлога удалиться, лихорадочно подыскивал еще одну причину. Он на миг отвел глаза…

— Знаешь, Джубал, — признался Бен, — дальше я бы тебе рассказывать не стал, но без этого никак иначе не объяснить, почему меня все это так беспокоит. Я за них волнуюсь, за всех — и за Дюка, и за Майка, и за Джилл, и за всех остальных, кто стал жертвой Майковых чар. Тем утром мне сначала показалось, что все в порядке — странно, непривычно, но в общем безобидно. Майк меня зачаровал, я невольно попал во власть его новой ипостаси, уж очень убедительно он все излагает, как истинный торгаш. А потом он, точнее, они оба так меня смутили, что я встал с дивана, отвернулся на секунду — и не поверил своим глазам. Одежда Майка куда-то исчезла — вся, до последнего лоскутка. В комнате были еще пару человек, и вот они прямо у всех на виду начали… ну, как обезьяны в зоопарке. Джубал, меня чуть не вытошнило.

— Ну так что, — спросил Джубал, — ты принял их приглашение?

— Еще чего! Да меня пробкой оттуда вынесло! Сумку забыл, ну и черт с ней. Я даже одеваться не стал, похватал свои манатки — и в трубу. Удалился, не прощаясь.

— Резво ты.

— Еще бы не резво. Ну как ты не понимаешь? Я должен был уйти. Слава еще богу, что не расшибся насмерть. Ты же знаешь, как это делается в обычной трубе…

— Не имею ни малейшего.

— Да? Так вот, там если не нажать «подъем», то опускаешься медленно и плавно, как гроб любимой тети — в могилу. Здесь же я не опускался, я упал — с высоты шестого этажа. И вот, когда я уже приготовился размазаться ровным слоем по бетону, что-то меня подхватило. Не предохранительная сетка, а то ли поле какое, то ли еще что. Ты будешь смеяться, но в этот момент я не обрадовался, а еще больше испугался.

— Никогда не доверяй всяким этим хреновинам. Лично я предпочитаю лестницу, в крайнем случае — лифт.

— Ну, эту хреновину точно не довели еще до ума. Ведь кто там инспектор по безопасности? Дюк. А разве станет Дюк спорить с Майком? Он ему просто в рот смотрит. Да что там Дюк, Майк их всех буквально загипнотизировал. И у него самого крыша поехала. Если эта лавочка обрушится, шороху будет, куда там какой-то неисправной трубе. Так что же нам делать, Джубал? Боюсь я за них, места себе не нахожу.

Джубал задумчиво пожевал губами.

— Давай-ка разложим все по полочкам. Что тебя, собственно, беспокоит?

— Что?! Да все.

— Ах вот оно как! То есть не что-то одно, так? Значит, вполне естественное и абсолютно безобидное, знакомое нам всем действие… которое, насколько можно судить, примерно два года назад имело место здесь, в моем доме, и против которого я нисколько не возражал, да и ты, помнится, тоже. И я предположил, что в разное время ты и сам занимался тем же с упомянутой тобою юной леди — которая была и остается леди, что бы ты там о ней ни говорил, — и моего предположения ты опровергать не стал, и оно тебя нисколько не смутило. Так вот, сынок, объясни мне, чего тебе сейчас кишки крутит?

— А вот интересно, Джубал, ты бы стерпел, если бы кому-то вздумалось вести себя в твоей гостиной, как макаки в обезьяннике?

— Нет, конечно, — хотя, если подумать, то стерпел, поскольку все происходило не у всех на виду, а ночью, под покровом темноты. Без свидетелей. А значит, мне все это было бы — и продолжает быть — до лампочки. В том-то, Бен, и дело, что ты находился не в своей и даже не в моей гостиной. Я же не устанавливаю правила поведения в чужой гостиной. Дело происходило в доме Майка… и его жены — неважно, законной или гражданской, нас это не касается. И ни мне, ни тебе судить об этом не пристало. В чужой монастырь со своим уставом не лезут — это одна из основ цивилизованного поведения.