Теперь вот пришлось организовать акционерное общество под названием «Колумб», которое учредили Церетели, правительство Москвы и фирма «Нордекс», занимавшаяся транспортировкой грузов. И составлять письма в Кремль и Белый дом. Заскрипело административное колесо. Спустя десять дней после обращения мэра Москвы президент России поручил главе правительства Черномырдину — "Прошу рассмотреть обращение Ю. М. Лужкова". Тот рассмотрел и еще через двадцать дней первый его заместитель Шумейко разрешил Государственному таможенному комитету "в соответствии с указаниями Президента Российской Федерации беспошлинный вывоз материалов в целях возведения скульптурных сооружений, как произведений искусства".

Пошли вслед за тем другие письма, где фигурируют министр внешнеэкономических связей, глава Государственного таможенного комитета и его заместитель, начальники таможен Москвы, Санкт-Петербурга, аэропорта Шереметьево. Такого прецедента не было в новой России, никто детали статуй в разобранном виде не перевозил, в перечне товаров, разрешенных к вывозу, их не значилось. Пришлось проводить детали монумента по графе "подлинные скульптуры и статуэтки из любых материалов", хотя в трюмах корабля ничего подобного таможенники не увидели. Голова Колумба не напоминала статуэтку, тем более не выглядели скульптурой материалы. Таможня затормозила корабль, следовавший к американским берегам.

Кроме США, ждала обещанного дара Испания, где в Севилье все происходило иначе, чем в американских городах. Там на берегу Гвадалквиира, откуда ушла в море флотилия Колумба, нашли землю для монумента. Никаких финансовых проблем на месте не возникло, никто не протестовал против памятника Колумбу, самого чтимого испанца.

Мэр Москвы снова взялся за перо и 25 декабря 1993 года направил письмо заместителю премьера Шохину с просьбой разрешить "беспошлинный вывоз в США и Испанию необходимых элементов уникальных 120 и 45 метровых скульптурных композиций". Но даже тот не мог все решить. Только премьер Черномырдин 28 февраля 1994 года поставил в деле, затянувшемся на два года, точку, дал команду "обеспечить вывоз скульптурных материалов без оформления лицензий и взимания таможенных пошлин". Груз поплыл к берегам Испании.

А все помянутые документы для служебного пользования на бланках президента России, Совета министров — правительства Российской Федерации, мэра Москвы, таможни — таинственным способом попали в прессу! Как такое стало возможно? Конечно, все бумаги, весь «компромат», были собран ны самом верху. Это мог сделать только высокопоставленный чиновник, враждебно относящийся к правительству Москвы, возмутившемуся помянутой «чубайсизацией». Правительство радикальных реформаторов России ушло в отставку, сменился премьер. Но в правительстве, куда в 1993 году попадали все обращения мэра Москвы, по-прежнему пребывал в прежней должности известный нам реформатор, отвечающий за экономический блок. (Именно он стал членом Попечительского совета и Совета директоров первого канала, ОРТ.) Против правительства Москвы публично выступить тогда не мог, но бороться с ним, оставаясь за кулисами, — мог вполне. Вот и произошла "утечка информации", и в прессу попала служебная переписка.

СМИ, как по команде, завели "медное дело", обвинив учредителей «Колумба» в тяжких грехах, контрабанде стратегического сырья и коррупции. Любимая в молодости Церетели "Комсомольская правда", не пообщавшись с ним, публикует сенсацию под названием "Колумб стратегического значения". Ее подхватили "Московские новости", другие издания правого и левого толка, «компромат» заполнил Интернет.

Что дальше? А дальше суд обязал газету, первой запустившую сенсацию в СМИ, дать опровержение, что фирма «Нордекс», соучредитель «Колумба», никак "не причастна к совершению преступлений и заключению незаконных сделок и коррупции". Значит, никакого "стратегического сырья" не перевозила. Но поныне на сайтах Интернета рядом с опровержением, которое "Московские новости" поместили по решению суда 21 сентября 1994 года с "сожалением о распространении недостоверной информации", можно прочесть старые мифы о вывезенных тысячах тонн меди в США и Испанию.

Ничего этого, придя в мастерскую на Большой Грузинской улице, я не знал. Церетели не стал судиться с газетой, писавшей с придыханием некогда о его обелиске в Тбилиси. Ни времени, ни желания на тяжбы у него не оставалось.

От ворот мастерской на Пресне ушли в дальний путь тягачи. Они повезли без лицензий и пошлин каменный постамент и малую бронзовую модель Колумба во Францию. А для большого Колумба испанцы в это самое время готовили площадку на берегу Севильи. Официально статуя называлась "Рождение нового человека". Под таким названием она фигурировала в документах. Из них тогда я узнал, что отечественная комиссия по делам ЮНЕСКО при поддержке Министерства иностранных дел и Министерства культуры России передала в дар модель этой скульптуры штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже. Там в саду по традиции устанавливают модели знаменитых монументов. До Церетели этой чести удостоились англичанин Генри Мур, поразивший современников монументально-декоративной скульптурой, американец Колдер, основатель кинетического искусства, автор подвижных мобилей и неподвижных стабилей, испанец Миро, создававший новаторские композиции. Стать в один ряд с такими художниками — честь не только для автора, но и для государства, которое он представляет.

Что меня поразило, по такому случаю Церетели даже не подумал собрать прессу, провести презентацию, хотя повод имел основательный, редко кому удается заполучить пространство перед зданием ЮНЕСКО в Париже.

Затем на Пресне в мастерской появился мэр Севильи, обсудивший детали предстоящей работы в новом районе города. Там предстояло заложить фундамент статуи высотой в пятнадцатиэтажный дом. И снова в газеты не пошло никакой информации, хотя не так часто в великой стране Западной Европы иностранцу позволяли водрузить столь престижный и громадный памятник. Никто из пишущей братии не стучался в дверь в том году, когда я зачастил в мастерскую, задумав написать книгу о поразившем меня художнике.

Из Испании приходили хорошие новости, там начались земляные работы. И в Москве дела шли хорошо. Они начинались с утра, в примыкавшем к особняку четырехэтажном старом доме. Некогда жилой, он стал офисом, заполненным сотрудниками: экономистами, юристами, архитекторами. Церетели поднимался к себе на второй этаж в маленькую угловую комнату. Он приходил сюда из мастерской, где рисовал и ночевал. Во дворе усадьбы германские дипломаты построили одноэтажный прямоугольник без признаков архитектуры. Коридор, разделенный перегородками, увешанными картинами, вел в мастерскую со стеклянным потолком и стеклянной стеной с видом на сад. Комната без окон служила спальней. Под ногами блестела миниатюрная никелированная импортная штанга. Ее по утрам для разминки поднимал Церетели, в молодости занимавшийся боксом. Отсюда хозяин выходил утром во двор, с каждым днем все более заполнявшийся моделями и вариантами установленных статуй, вести о которых не попадали в газеты. Одну из таких статуй, Фемиду, установили в новом здании городского суда. Другую бронзовую фигуру увезли в здание правительства в Кремле. Пополнялся почти каждый день живописью коридор мастерской, где картины и рисунки в рамах складывали в штабеля, поскольку развесить их было негде.

В энциклопедиях, куда я заглянул после нашего знакомства, на Церетели после анкетных данных и перечисления наград давалась такая справка: "Монументально-декоративные произведения: панно, мозаики, витражи, декоративно-игровые скульптуры". Все так, и монументально-декоративные и декоративно-игровые фигуры размножены им на курортах, площадях, в посольствах, ресторанах, дворцах культуры и спорта. И во дворе они бросались в глаза. Но еще больше, оказывается, существовало живописи! Чем бы ни занимался Церетели, какие бы монументальные работы не выполнял, кисти из рук — не выпускал, все время писал картины и рисовал. Графика на больших листах под стеклом в рамах складировалась рядом с картинами.