– Ники, родной мой! Ведь все очень просто: распорядись, пусть Батюшин[29] выяснит все от начала и до конца, чтобы не пользоваться сплетней и светски разговоры. Только не поручи Департаменту полицай – эти сразу разнесут по всему свету, что у русский император духовник – масон!
– Да, в этом – ты абсолютно права, – вынужден был согласиться Николай. – Завтра же распоряжусь.
Однако император, всегда аккуратный в делах, ничего не забывающий – у него не было личного секретаря, не говоря уже о личной администрации или канцелярии, – не дал поручения военной разведке. И дальше события развернутся снова по-своему, будут следовать друг за другом, плохо совпадая с царскими представлениями об окружающей действительности, с прогнозами императора и его желаниями, которые все реже и реже он превращал в конкретные действия.
Патриарх в России все-таки появится, но не скоро: только через тринадцать лет и уже в другой России – в советской. Претендовать на престол будут трое: действительно, сам Антоний Вадковский, митрополит Антоний Храповицкий и будущий святитель Тихон. Разговоры о том, что Вадковский делает в масонской ложе карьеру и уже достиг какого-то высокого градуса, продолжались до тех пор, пока он неожиданно и при странных обстоятельствах скончался. Опять-таки же ходили сплетни, будто отправили его в лучший мир братья-каменщики, потому что он вольно или невольно привлекал к ложе слишком большое внимание.
Антоний Храповицкий станет Первоиерархом Русской православной Церкви Заграницей.
А Патриархом в РСФСР изберут Тихона, который вскоре примет мученическую смерть от гонителей Православия, которые через двадцать лет отчасти получат справедливое воздаяние в жестоком и героической 1937 году.
Но тогда, еще до второй революции, но уже после кровавого усмирения первой, чем три года подряд занимался новый премьер Столыпин, один из самых безжалостных, самых тупых и самых невежественных высших чинов России, царь записал в своем дневнике в 1908 году[30].
«Царское Село. 23 декабря. Четверок. Погода хорошая, но солнце показывалось всего 2 раза на несколько минут. Небольшой мороз не холодит, только бодрит и освежает. Однако же снега до сих пор нет, если не считать короткой метели в ноябре. Неужели и в Рождество останемся без снега?
Почти три года прошло со времени того отвратительного и унизительного для меня разговора с о. Антонием, однако, по-прежнему у меня все перед глазами, тревога и горечь не дают успокоения и по сей день. Что-то в душе обрушилось и даже сломалось, не в части веры, а в части отношения к некоторым иерархам. С тех пор я потерял желание подпускать кого-нибудь из них близко к себе, к душе. Ограничивать их общение со мной как с Монархом, разумеется, было никак нельзя. В противном случае нашлось бы много желающих в сей же час увидеть в таком изменении личный мотив (который и в самом деле имел место), а давать повод так рассуждать невозможно: не с партикулярным Романовым они имеют отношения. В назначенные часы, а когда надо, то и без доклада графу Фредериксу они получали свои аудиенции, я подписывал указы о присвоении им орденов, других знаков отличия, о пожертвованиях из средств от удельных земель, об открытии и содержании за счет казны семинарий и воскресных школ, о назначении пансиона вдовам священников, потерявших здоровье или погибших во время выполнения своего миссионерского долга в Сибири, в Монголии, Китае или Манчжурии, в Средней Азии и даже в Африке. Было несколько встреч с о. Антонием. И мы общались так, как словно никаких тяжелых объяснений между нами не было или же оба мы молчаливо, без слов, договорились не касаться больше той темы. Деятельность Синода по созыву поместного Собора, который был намечен на 1907 год, явно сходила на нет. Это хорошо, так как в силу меняющегося моего восприятия всего, что касается управления Церковью, я уже не так уверен, что восстановление Патриаршества принесет то, что ожидается. Между высшим священством, за исключением разве что о. Иоанна Кронштадтского, и мной выросла незримая стена. Еще хуже – недавно заметил за собой новую и неприятную самому себе особенность: встречаясь или беседуя с кем-либо из клириков, независимо от его звания и положения, поневоле всматриваюсь в его лицо, вслушиваюсь в его слова по-новому, потому что ищу в его лице и звучании его голоса признаки своекорыстия, неискренности и глупости. Многие из них мне стали подозрительны, раздражают или вызывают досаду, потому что (чаще всего, без серьезных оснований) кажутся корыстолюбцами, стяжателями и просто дураками. Я хорошо понимаю, что это не так, что предубеждения всегда искажают истину и никогда не способствуют правильной оценке того, что меня окружает, что подходить ко всему с меркой, заранее отрицательной, – грех, одна из форм личной и глубоко укорененной гордыни. Однако преодолевать ее трудно, особенно, если получаешь со стороны доказательства, которые только укрепляют в неприятных подозрениях. Одни стяжатели в рясах открыто, даже с каким-то вызовом и презрением к окружающим домогаются должностей в Синоде, другие готовы утопить своих соперников в погоне за богатыми приходами. Редко, очень редко вижу неравнодушных истинных и чистых служителей Церкви, у которых в сердце любовь к Христу и в душе забота о пастве. Их, верных и неравнодушных пастырей, безусловно, больше, чем я думаю. Они не ищут мирской славы, почета, денег и орденов. Они вообще не катаются по столицам – напротив, не считают возможным оставлять своих духовных чад даже ненадолго, особенно, там, где и сегодня крепки язычество, шаманизм, питаемые невежеством и страхом. Тут парадокс: именно потому этих священнослужителей начальство часто не знает даже в лицо, что они выгоды себе у начальства не ищут. Некогда ездить по столицам, если служишь в какой-нибудь крохотной деревянной церквушке (а то и в каком-нибудь чуме – дерева в тех местах нет!) на берегу Ледовитого океана. Но то, что творится на остальных просторах моей родной России, не радует и свидетельствует все о том же: Антихрист уже в пути! Он близок, если уже не находится между нами!
Вчера Герасимов[31] предоставил мне удивительный и чрезвычайно интересный документ, вернее, копию записки протоиерея Иоанна Восторгова, которую он еще в прошлом году собирался подать в Священный Синод, но почему-то этого не сделал. Переписано, конечно, тайно, без ведома автора… Не самый деликатный, разумеется, способ узнать, о чем и как мыслят твои поданные, особенно, те, кто принадлежит к духовному сословию, потому что их тайны они хранят крепко и от мирского начальства скрывают. Плохо читать чужие письма, но что поделать иной раз – надо!
Записка о. Иоанна меня, без преувеличений, потрясла. Хотя он говорит о будущем – не столь отдаленном, и проверить пророчество или предвидение можно лишь потом, после того, как они состоялись или не состоялись.
Размышления и умственные спекуляции о. Иоанна настолько впечатлили меня, что я решил некоторые фрагменты записать.
«Если бы случилось так, что сила и власть Царя будут умалены, если бы Царь стал ограниченным и несвободным, тогда беспрепятственно придут враги в достояние Божье, и те же евреи, от которых умер Христос, от которых страдали Апостолы, те же евреи, которые и доныне явно и тайно стараются всеми способами уничтожить ненавистное им христианство, получат силу и возможность наносить Церкви Божией удар за ударом. Конечно, злобе врагов Божиих не пересилить Божьего всемогущества; Церковь сохранится и пребудет, как сохранилась в дни Ария и при гонениях в самой Византии, но государство, отступившее от Церкви, погибнет, как погибла Византия и народ, отошедший от чистоты Православия, будет отдан в рабство другим народам, как это случилось с тем же Византийским царством. Так погибнет и наша Россия: до неба вознесенная за свое Православие и верность Церкви, т. е. Христу, она до ада низринется. Избави нас, Господь от такого ужаса!
