И тут Брайд поняла, что сделала непростительную ошибку. Линдейл не выказал ни гнева, ни обиды: просто смотрел с опасной уверенностью и загадочной насмешкой.

– Следовательно, вас не научили удовольствию ожидания. Впрочем, это в другой раз. Сейчас я был бы глупцом, если бы рискнул воспользоваться предоставленной мне свободой.

Свободой?

Ее замешательство быстро закончилось, так как Линдейл тут же начал использовать свой рот «не для одних разговоров», причем в высшей степени эффективно. Купаясь в медленном, почти изысканном, наслаждении, Брайд чувствовала себя такой счастливой, что не хотела, чтобы оно закончилось.

– Вам, кажется, сейчас совсем неплохо, – хрипло произнес он.

Брайд кивнула и закрыла глаза, чтобы сохранить удивительное ощущение.

– Большего я не требую.

– А я требую, чтобы вы сходили с ума от страсти, чтобы от вашего крика дрожали стены.

Она улыбнулась:

– Вряд ли я смогу настолько забыться. Даже в такие минуты я не схожу с ума.

– Ничего, сойдете. Из-за меня. – Он нежно защемил сосок.

Это было скорее удивительно, чем болезненно. Удовольствие сменилось возбуждением, стало менее осторожным, менее утонченным и менее… безопасным. Потом Брайд вообще потеряла контроль над тем, что происходило на софе. Линдейл руководил ее страстью, ее ответами. Это было совсем иначе, нежели в Шотландии.

Пока рот занимался одной грудью, его рука ласкала вторую, и удвоенная глубина ощущений перенесла Брайд в иной мир. Она слышала собственные крики и стоны как бы со стороны.

– Похоже, вы оказались правы, – с трудом прошептала она.

Глубокий, чувственный вздох пощекотал ей ухо.

– Я сказал, что вы закричите и не сможете овладеть собой, даже не попытаетесь. Сойдете с ума от удовольствия, но не пожелаете, чтобы я остановился.

Брайд сделала попытку вернуть хотя бы частицу хладнокровия, однако беспощадные выходки его рта заставили ее признать свое поражение.

– И все-таки мы остановимся. Я уже сказала, что не хочу любовной связи.

– Однако действуете так, словно хотите.

Он был прав. Она позволила ему некоторые вольности и хотела большего. У нее не было оснований ожидать сдержанности от этого человека или полагать, что он не использует ее, как сам того пожелает.

Брайд схватила запястье Линдейла, прекращая его ласки, но тело ее столь яростно взбунтовалось, что она, в конце концов, сдалась. Ее первобытная сущность нашла сотню причин, чтобы признать занятие любовью отличной мыслью.

– Вы говорили, никаких вольностей без моего согласия.

Эван высвободил запястье.

– И вы поверили, не так ли? Вот до какой степени вы невинны – готовы поверить любому мужчине, и даже мне. И что ж, я польщен. Не думаю, что хоть раз вызвал доверие женщин с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет.

Озорство в его глазах сменилось опасным блеском. Он ласкал ее тело, напоминая ей, что перед ней совсем не ангел.

– Я сдержу обещание, но взамен мы заключим сделку. Если я услышу ваш крик, то буду волен соблазнить вас, однако если вы не закричите, я немедленно отступлю и стану таким до отвращения приличным, что даже у епископа появится надежда на мое исправление.

Едва произнеся эти слова, граф вдруг поднялся с софы.

– Что вы делаете?

Встав на колени почти вне пределов ее досягаемости, он избавился от сюртука и погладил ее ноги под юбками.

– Видите, я вас умоляю. Любая женщина почувствовала бы себя польщенной.

Внутренний голос предупреждал Брайд, что Линдейл просто заманивает ее. Игра зашла слишком далеко, и у Брайд были причины, чтобы ее остановить, а затем держаться подальше от этого человека и вообще не давать ему повода замечать ее, не говоря уже о том, чтобы преследовать.

Но рассудок, затуманенный страстью, отказывался ей помочь. Она просто не могла собрать мысли воедино. Да и зачем, когда его руки так восхитительно ласкают ее бедра, что они сами пришли в движение, подчиняясь ритму ее желания.

Руки забирались все выше, дерзко, бесстыдно. О, это суровое выражение лица и уверенность мужчины, который сознает полноту своей власти!

Во рту Брайд пересохло, голова шла кругом.

Подняв юбки, Линдейл осмотрел ее ноги.

– Они прекрасны, как я себе и представлял. – Он перевел взгляд на сбившуюся одежду Брайд. – А вот это не годится.

Прежде чем Брайд сообразила, что он имеет в виду, Эван без труда освободил ее от платья.

– Ну вот, так оно не помнется.

Дальнейшие возражения потеряли смысл.

Теперь он целовал каждый дюйм ее тела, начав с обоих полушарий грудей, потом медленно двинулся вниз к бедру.

Брайд выгнулась ему навстречу и невольно вскрикнула.

– Если бы вы смогли увидеть, как хороши эти волосы, струящиеся по белоснежной коже, как совершенна эта грудь… Доставлять вам удовольствие – большая честь.

Брайд кивнула. Она готова была поверить всему, что бы он ни сказал. Его слова делали ее настоящей королевой.

Королевой, которой управлял он.

Линдейл раздвинул ее ноги, и беззащитность только еще больше возбудила Брайд. Подхватив под ягодицы, он подтянул ее так, чтобы голова и спина оказались на подушке. Брайд с ужасом наблюдала, как он кладет ее ноги себе на плечи. Она быстро отвернулась, стесняясь неприличной позы, но чудесные медленные поглаживания лишили ее способности к сопротивлению. Когда ее омыло волной наслаждения, она закрыла глаза. Все перестало существовать, кроме неописуемых ощущений и неистового желания. Он заставлял ее метаться, стонать и кричать, но она уже не могла сдержаться.

– Боюсь… мне трудно выполнить свое обещание.

Открыв глаза, Брайд увидела, что граф пристально смотрит на нее, а их позы определенно способствуют тому, чтобы он нарушил обещание. Ей тут же захотелось, чтобы он это сделал прямо сейчас и закончил эту пытку. Она уже чувствовала нечто подобное в Шотландии, но теперь это было намного острее. Тогда он не смотрел на нее и не касался так, как сейчас.

Приподнявшись на локтях, Брайд смотрела, как он целует ее рыжеватые завитки между ног.

– Что вы делаете?

– Пользуюсь свободой, которую вы мне подарили. Вы приказали мне использовать рот не только для разговора, помните? – Линдейл целовал завитки, пока не дошел до самого интимного места. – Хотите, чтобы я остановился?

Конечно. Это безнравственно, скандально, вовсе не похоже на все то, что она делала или о чем слышала. Она вовсе не собиралась…

Но Брайд не остановила его. Не смогла. Более того, крича, обезумев от желания, она двигала бедрами, поощряя его, и даже схватила за волосы, чтобы притянуть ближе к себе.

Она чувствовала, как он еще шире раздвигает ей ноги, слышала его голос, просивший ее не сопротивляться. И она подчинилась его воле. Мощное ощущение влекло ее все выше и выше, пока она не закричала. Потом что-то внутри ее лопнуло и рассыпалось, наполнив ее тело вибрирующим блаженством.

Брайд чувствовала себя совершенно беспомощной. Она была потрясена, испугана, безвольна. Эван посадил ее и держал в объятиях до тех пор, пока она не успокоилась, но все равно у нее не нашлось сил двинуться, и она молча прятала лицо у него на груди.

Эван с восхищением смотрел на нее. С другой женщиной они бы вели разговор до тех пор, пока к нему не вернутся силы. Но с другой женщиной они бы лежали в постели, и его тело ждало, что она сделает для него то же, что он сделал для нее. Он бы не потерял самообладания, когда ее крики заполняли ночь.

Брайд Камерон никогда не делала это для мужчины, как и мужчина не делал этого для нее. Да, жизнь непредсказуема, но не было причин, по которым сегодня все могло быть иначе.

С другой женщиной ему бы досаждали подобные игры, а теперь он чувствовал странное удовлетворение и твердую решимость.

Он снова хотел ее.

– На гравюрах такого не было, – пробормотала Брайд.

– Верно, у Раймонди или Каральо этого нет, но зато есть в более ранних описаниях. Говорю специально, чтобы вы не подумали, будто это изобрел я. Тем не менее, раз вы знаете, что их там нет, значит, просмотрели все гравюры.