– Поскольку мы обо всем условились, можно закончить наше дело.

Совесть требовала от Брайд прекратить безумие, но тело ее смеялось над этим назойливым голосом, и он в конце концов смолк. Больше Брайд ничего не слышала и не видела, обитая в тумане удовольствия, где жизнь была юной и прекрасной.

Эван уже не помнил, каким удовольствием было для него любовное состязание. Он давно не встречал женщину, способную бросить ему вызов, и пьянящее ожидание победы обострило его чувства. Он хорошо сознавал, какую женщину целует, и замечал то, на что раньше не обращал внимания. Например, они замечательно подходят друг другу по росту, постепенно исчезающее сопротивление делало Брайд мягкой и уступчивой. Тихий аккомпанемент ее вздохов то замедлялся, то убыстрялся в зависимости от его ласк.

Эван властно поцеловал ее, чтобы уничтожить остатки всяких глупостей насчет чувства вины; потом обвел языком мягкий изгиб ее рта. На миг Брайд замерла, пытаясь унять дрожь, и наконец уступила.

Ее откровенная страсть была столь же опьяняющей, как и недавнее сопротивление. Она дерзко взяла в плен его язык, после чего весьма энергично использовала собственный.

Коснувшись его лица, Брайд закончила долгий поцелуй глубоким вздохом и посмотрела на графа затуманенными глазами:

– В качестве негодяя-соблазнителя вы превосходны, лорд Линдейл.

Он воспользовался случаем и нежно укусил ее за шею.

– Благодарю вас. Это мое высшее достижение, удостоенное наград. – Эван поцеловал пульсирующую жилку.

– Быть, вы усердно тренировались, чтобы добиться величия в избранной области?

– Много лет, днем и ночью.

Услышав смех Брайд, Эван посмотрел на нее и заметил в ее глазах разноцветные искорки. Главное, чтобы она ни о чем не думала. Кто знает, к чему это может привести? Возможно, опять к ее бегству. Если она сейчас остановится, ему захочется убить себя.

Эван приложил все старания, чтобы этого не произошло, лаская ее сквозь грубое платье, сжимая ее гибкое тело. Брайд должна чувствовать его руки. Ответная реакция свидетельствовала, что это доставляет ей удовольствие, что еще больше поощряло его.

Наконец ее руки обхватили его за плечи, а тело исступленно прижалось к нему. Эван уже готов был притиснуть ее к двери, поднять юбки и тут же овладеть ею…

С другой женщиной он так бы и поступил, но безумное желание все же не до конца лишило его рассудка. Собрав остатки самообладания, он стал ласкать ее грудь, и в ответных вздохах зазвучало изумление – восхитительное, счастливое. Пальцы Брайд все крепче сжимали его плечи, спина выгибалась.

Эван осторожно расстегнул верхний крючок ротонды и, заглянув в ее затуманенные страстью глаза, убедился: ничто не грозит остановить его.

Тогда он отнес ее на софу, довел поцелуями до полубессознательного состояния и опять занялся крючками, в то время как Брайд нетерпеливо смотрела на его пальцы.

– Не очень-то они помогли. Я думала, это платье сделает меня безобразной.

– Платье действительно безобразное, но вы такой быть не можете. Да и покрой у него подходящий, чтобы подстегнуть мужское воображение.

Эван раздвинул две половинки корсета, доказывая, насколько это удобно, потом стал медленно гладить кончиками пальцев упругие полушария грудей, прикрытых лишь тонкой поношенной рубашкой. Брайд из-под ресниц наблюдала за тем, что он делает.

– Сначала вы намерены довести меня до безумия?

– Чем сильнее вы этого захотите, тем большее удовольствие получите.

– Вряд ли мне нужно еще больше. – Она передвинула его руку так, чтобы пальцы касались соска.

На миг Эван замер. Она учит, что ему делать? Его? Отбросив заботливую предупредительность, он дал ей желаемое и убедился, что она этим насладилась. Он безжалостно возбуждал ее, пока вздохи не перешли в тихие крики, а затем резко спустил платье до локтей.

Брайд попыталась дотянуться левой рукой до правой манжеты, чтобы расстегнуть ее, а когда это не удалось, протянула к нему запястье.

– Нет. Я хочу вас именно так, Брайд.

Теперь уже она, замерев, быстрым, осторожным взглядом оценила свое положение. Тем временем Эван стянул с нее рубашку и обнажил ее грудь.

Брайд покраснела и опять попыталась высвободить руки.

– Я думаю…

– Не стоит. Положитесь на меня.

В итоге Брайд была слегка недовольна, что платье сковывает ее движения, но уже не требовала свободы.

Эван гадал, понятно ли ей, насколько это усиливает наслаждение.

По ее телу прошла дрожь, и Брайд закусила губу, чтобы не вскрикнуть. По мнению Эвана, она выглядела сногсшибательно: прекрасная, необузданная, чувственная; кожа на плечах и высокой, полной груди так и притягивала его губы.

Брайд удивленно вздрогнула, тем самым подсказав ему, где она наиболее восприимчива. Он лизнул один сосок, обласкал другой, чувствуя, как ее переполняет страсть. Она пыталась подавить ее, и, чтобы победить, Эван использовал язык и пальцы. С тихим стоном Брайд наконец сдалась.

Эван уже не владел собой. Она умоляла его об этом и, когда он положил ее на спину, раздвинула ноги, чтобы ему было удобнее. Он целовал ей грудь, а его рука под юбками поднималась все выше, лаская ноги и бедра. Ее крики становились возмущенными и разочарованными, она качала бедрами, требуя облегчения.

Эван и сам безумно хотел ее – больше, чем когда-нибудь какую-нибудь другую женщину. Осознание того, что скоро он будет обладать ею, пробуждало в нем что-то ужасное, необычное. Тело его стонало от нетерпения. Он возьмет ее, и это будет прекрасно. Она будет принадлежать ему и никогда больше не наденет безобразное платье, он научит ее всем удовольствиям, подарит ей несметные сокровища и…

Луч света, пробившись сквозь безумие, заставил его остановиться.

Нет, он не сделает ничего подобного, и не имеет значения, насколько это могло быть прекрасно.

Граф взглянул на Брайд: лицо ее преобразилось в ожидании экстаза, вздохи и крики говорили о том, что она так же нетерпелива, как и он.

Эван глубоко вздохнул, и его рука застыла на ее бедре. Внутри у него шла битва, а он даже не знал своих противников.

Он снова глубоко вздохнул. Тело начало мстить ему, и он признал наконец правду. Он просто не мог этого сделать, хотя не знал почему, и ненавидел себя за то, что не мог. Но все равно, несмотря на ярость, он думал, что это было бы… неправильно. Очевидная нелепость подобной мысли почти рассмешила его. Тем временем Брайд открыла глаза. К ней медленно возвращалось сознание, а вместе с ним и понимание, как далеко они зашли в своем безрассудстве. Эван сел и поднял ее, натянул ей на плечи рубашку, опустил юбки.

Сказать, что она поражена, значило бы не отдать должное ее лицу, выражение на котором менялось: от недоумения к озабоченности, от смущения к равнодушию.

– Похоже, это зашло слишком далеко, – неловко пробормотал Эван.

Он хотел помочь Брайд застегнуть крючки, но она сбросила его руки.

– Похоже, вы совсем не такой замечательный негодяй-соблазнитель, каким только что казались.

После этих слов ему захотелось задушить ее. Нет, не то. Эван хотел сорвать с нее безобразное платье, чтобы она распростерлась под ним обнаженная, пока бы он входил в нее долго и мощно, чтобы она получила то неземное блаженство, на которое намекают глупые поэты.

Вместо этого он встал и направился к двери. Первый раз в жизни Эван вел себя благородно по причинам, которые даже не начал еще понимать.

Он выскочил из библиотеки, отчаянно нуждаясь в холодном воздухе. Может, поэтому его соотечественники соревнуются, бросая стволы деревьев? Может, это развлечение возникло как способ избавиться от неуместного сексуального возбуждения?

Эван вразвалку направился к конюшне. Если вместо стволов набросать достаточное количество сена, этот способ может оказаться столь же действенным.

Когда он залез на сеновал, Майкл стоял у широкой двери и смотрел вниз; его сюртук лежал на полу.

– Тебе лучше подвинуться. Я не хочу упасть на тебя. – Он был так увлечен, что не заметил, как сзади появился хозяин.