Поэтому Луиза чувствовала, что, хотя ей и не удалось убедить короля и его брата выбрать мадам де Гиз, она не вызвала недовольство короля Франции, направив свои усилия на то, чтобы состоялся брак с Марией-Беатрисой, особенно если учесть то, что по всей стране выражалось недовольство католическим браком герцога.

По Англии прокатывалась новая волна протеста против католицизма. Прошло уже много времени после костров у Смитфилда, но еще были живы люди, помнившие отголоски тех дней.

– Не хотим папства! – кричали люди на улицах.

Луизе все еще не удалось получить никакого обещания от Карла относительно времени, когда он заявит, что он католик. Однако он отменил некоторые законы, направленные против католиков. Он заявил, что ему хочется, чтобы в стране утвердилась веротерпимость. Но многие из его подданных хотели знать, неужели он забыл, что случилось с английскими моряками, попавшими в руки инквизиции. Он что – забыл о дьявольском заговоре с целью взорвать здания парламента в период правления своего деда? Король, говорили люди, слишком беспечен, а так как брат у него католик, а француженка-католичка все время нашептывает ему на ухо, то он готов заплатить любую цену за мир.

– Папа, дотянувшись лишь одним пальцем ноги до Англии, – заявил сэр Джон Найт в палате общин, – вскоре окажется здесь собственной персоной.

Палата общин после этого потребовала, чтобы Карл отменил свою декларацию о религиозной терпимости. На это Карл ответил, что он не претендовал на отмену каких-либо законов, касающихся собственности, прав или свобод своих подданных, или на изменение догмата или благочиния американской церкви, а требует лишь отмены наказаний за отступничество.

Ответом палаты общин на это было решение не утверждать законопроект о финансах до тех пор, пока не будет отменен закон о свободе вероисповедания.

Так как обе палаты парламента были настроены против него, Карлу ничего не оставалось, как согласиться одобрить тест-акт, закон о присяге в отречении от приказания папской власти и догмата, требовавшего, чтобы все должностные лица, гражданские и военные, давали торжественную присягу в соответствии с обрядами англиканской церкви.

Сделав это, он немедленно встретился с Джеймсом.

– Джеймс, – сказал он, – боюсь, что теперь ты должен принять решение. Надеюсь, что оно будет правильным.

– Речь идет об этом тест-акте? – спросил Иаков. – Это из-за него вы так опечалены, брат?

– Да, Джеймс, ты должен принять торжественную присягу в соответствии с обрядом англиканской церкви. Тебе следует отречься от признания власти папы и отказаться от догмата преосуществления.

– Я не могу этого сделать, – ответил Джеймс.

– Ты должен изменить свои взгляды, – непреклонно настаивал Карл.

– Собственное мнение – это то, что у нас должно быть, хотим мы этого или нет.

– Умные люди держат его при себе.

– Умничающие в духовных вопросах никогда не войдут в святое место и совершают святотатство.

– Джеймс, ты слишком слишком серьезно относишься к себе, но недостаточно серьезен в существенном. Послушай меня, брат. Мне уже больше сорока лет. У меня нет ни одного законнорожденного ребенка. Ты – мой брат. Твои дочери являются наследницами престола. Вскоре ты женишься на юной девушке, и я не сомневаюсь, что она подарит тебе сыновей. Если ты хочешь подвергнуть свою собственную глупую голову опасности, что станет с их будущим?

– Никогда еще ничего хорошего не получалось из плохого, – твердо ответил Джеймс.

– Джеймс, с добром и злом все ясно. Поразмышляй о здравом смысле. Завтра ты придешь в церковь со мной, и рядом со мной ты сделаешь все, что я от тебя жду. Джеймс отрицательно покачал головой.

– Они не признают тебя, Джеймс, – настаивал Карл, – они не согласятся на наследника-католика.

– Если на то Божья воля, чтобы я потерял трон, то я его потеряю. Я делаю выбор между одобрением людей и одобрением Бога.

– Королю полезно одобрение людей, но оно еще более важно для человека, который надеется стать королем. Однако это в будущем. Ты забыл, мой первый лорд адмиралтейства, что все офицеры, согласно тест-акту, который я вынужден был снова ввести в действие, обязаны давать торжественную присягу по обряду англиканской церкви, заявлять об отказе признавать догмат преосуществления и давать присягу о главенстве короля над англиканской церковью. Ну же, брат, неужели ты не можешь признать меня главой своей церкви? Или им должен быть Папа?

– Я могу делать лишь то, что мне позволяет моя совесть.

– Джеймс, подумай о своем будущем.

– Я думаю… о своем будущем в той жизни, которая последует.

– Жизнь здесь, на земле, может быть очень хорошей для тебя, Джеймс, если ты хорошо поразмыслишь и внесешь в нее здравый смысл.

– Я не стану кривить душой даже за сто королевств.

– И твоя душа для тебя важнее, чем будущее дочерей, чем будущее сыновей, которые могут появиться у тебя от новой жены?

– Мария и Анна воспитаны протестантками. Вы просили об этой уступке – и я согласился.

– Я заботился о твоих дочерях, Джеймс. Тебе приходило когда-нибудь в голову, что, если я умру бездетным, а у тебя не будет сыновей, одна или обе эти девочки могут стать королевами Англии?

– Конечно, приходило.

– И ты ставишь их будущее под угрозу ради прихоти?

– Прихоть! Вы называете веру человека прихотью?

Карл устало вздохнул:

– Ты никогда не сможешь отказаться от положения командующего флотом. Ты любишь флот. Ты много сделал для того, чтобы он стал таким, каков он сейчас. Ты не можешь от этого отказаться, Джеймс.

– А они требуют этого? – с огорчением спросил Джеймс.

– Об этом не говорилось, но подразумевается само собой. И в самом деле, как может быть иначе? В самом деле, Джеймс, я боюсь, что за этим желанием отменить действие декларации о свободе вероисповедания стоят твои враги.

– Кто займет мое место?

– Руперт.

– Руперт! Да он же никудышный моряк.

– Народ скорее примет командующего-протестанта, который не умеет командовать флотом, чем католика, который умеет. Люди в своей вере так же фанатичны – один против другого, как и в дни нашего деда.

– Вы постоянно напоминаете мне о нашем деде.

– Он был великим королем, Джеймс. Вспомни его выражение – «Париж стоит мессы».

Джеймс широко открыл свои простодушные глаза.

– Но это было совсем другое, брат. Он… гугенот… стал католиком. После заблуждения он познал истину.

Карл ответил Джеймсу грустной улыбкой. Он понял, что потерял своего военно-морского министра.

Туманным ноябрьским днем королевские парусники плыли вниз по Темзе, чтобы встретить из Дувра Джеймса и его молодую жену. Люди заполнили берега реки, чтобы увидеть встречу королевских парусников с теми, что везли гостей со стороны невесты в Лондон. Об этом браке все еще не смолкли пересуды. Влиятельная и большая группа людей во главе с Энтони Эшли Купером, графом Шафтсбери, решительно высказалась против него. В палате общин эта партия обратилась к Карлу с петицией немедленно дать об этом знать в Париж и не допустить переезда принцессы в Лондон для утверждения брачных отношений.

– Я не мог бы, не уронив чести, расстроить брак, который был совершен официально, – ответил Карл.

В неистовом возмущении палата общин просила короля назначить день поста, чтобы после него можно было обратиться к Богу с просьбой отвести от государства угрожающие ему напасти.

– Я не мог бы не позволить вам, джентльмены, голодать столько дней, сколько вам заблагорассудится, – был ответит короля.

Неудачно, что на это же самое время пришлась годовщина порохового заговора. Когда выступления против католицизма усиливались, то церемония сожжения чучел Гая Фокса проводилась с большим энтузиазмом, чем обычно, и в том году за событиями в день Гая Фокса с огромным беспокойством наблюдали король и его брат. Они опасались, что сожжение чучел Гая Фокса, папы и дьявола может перерасти в беспорядки.