Сестры в обители с первых же дней стали выбивать из Розамунды все эти фантазии, заклеймив их двумя пренебрежительными словечками – «народные суеверия». Уроки монастырского просвещения показывали, что все добро от Господа, а зло – от дьявола. Розамунда молча выслушивала эти немудреные постулаты, однако библейские истории, которые читали ей монахини, еще больше заставили ее уверовать в существование волшебных сил, чем самые невероятные деревенские предания. Разница лишь в том, что в Библии особые религиозные имена. О своих наблюдениях благоразумная Розамунда помалкивала, сразу смекнув, что, произнеси она все это вслух, ее непременно заставят чем-нибудь искупать грешные помыслы.

Наставницы в монастыре усердно трудились над тем, чтобы избавить Розамунду от детской веры в чудеса, а жизнь с Ходжем и Джоан нещадно соскребала романтический налет с ее представлений о любви мужчины и женщины. И ничего странного не было в том, что порой Розамунда чувствовала себя гораздо старше своих лет.

Но что это она… Прочь, прочь грустные мысли. На ярмарке не положено думать о житейской маете. На ярмарке она будет дурачиться и веселиться до упаду. Они с Джиллот поглазеют на фокусников, похлопают плясунам и жонглерам, а, может, она даже рискнет погадать о будущем. На эти несколько часов, которые промелькнут так скоро, она готова поверить в любое чудо и в самую пылкую любовь… хоть ненадолго.

От базарного гомона у Розамунды пошла кругом голова. Со всех сторон бурлила толпа, все по случаю ярмарки надели лучшие одежды. Кое-кого из окрестных деревень она узнала, но в основном тут был незнакомый ей люд. Тут же в толпе мелькали яркие наряды музыкантов, жонглеры и акробаты выделывали свои трюки, надеясь, что им обломится хоть несколько монеток.

На стоящих рядками деревянных лавках чего только не было разложено для продажи, один товар краше другого. Розамунду так и подмывало купить себе какое-нибудь украшение. Но перво-наперво нужно запастись подарками для домашних. А уж потом, если что останется, можно побаловать и себя.

Манящие запахи всяких вкусностей были слишком сильным испытанием для изголодавшегося желудка. К полудню Рози успела уплести два горячих пирожка с мясом, имбирную коврижку в форме ангела, плитку сладкой, с розовым ароматом, пастилы и два марципановых яблока. А Джиллот еще уговаривала ее попробовать крученый медовый леденец, но Розамунда отказалась, чувствуя, что и так уже слишком набила несчастный свой живот.

А немного погодя Мэт протянул ей кружку эля и ломоть хлеба с сыром, а впридачу гость засахаренной мушмулы. Она ела, греясь теплом медной жаровни, стоявшей за их лотком с товарами. Поначалу-то от возбуждения и волнения она не чувствовала холода, но постепенно морозец все сильнее давал себя знать, и Розамунда с благодарностью воспользовалась возможностью отогреть озябшие пальцы.

В этом году у людей водилось больше денежек. Многие, конечно, пришли сюда просто поглазеть, однако нынче Розамунда и ее друзья славно поторговали. Она потрогала висевший на поясе кошель – убедиться, что деньги на месте. Звон монет ее успокоил. Она ужасно боялась, что у нее срежут кошелек. Среди воришек попадаются такие ловкачи, что их жертвы иной раз целый день не замечают, что их обокрали.

Эплтонская ярмарка обычно длится два дня. Если у них останется много товару, завтра они тоже приедут. Хозяйки заранее пекутся о том, чтобы запастись провизией на Рождество, поэтому и жир, и гуси в большом спросе. У них осталось всего три утки и полкорзины яиц. Розамунда блаженствовала… какой удачный денек! То и дело протягивая ладони к огню, она наслаждалась непривычным ощущением покоя и умиротворенности.

Пестрая шумная толпа обступила прилавок. Прямо на грязной земле перед ней и так и эдак крутились акробаты, но она, проявив редкое самообладание, все же не развязала кошелек, хотя, право слово, они заслужили пару монет за чудеса, которые выделывали. Мэт согласился посторожить товар и отпустить их пройтись по ярмарке. Джиллот сразу же стала упрашивать подружку, чтобы та пошла с ней к гадалке, шатер которой стоял на берегу.

В шатре было очень душно, крепко пахло потом и чесноком. Седая голова гадалки была обвязана цыганской алой шалью, в ушах поблескивали золотые кольца. Не в меру яркое потрепанное платье, с красными и желтыми оборками, по рукавам было обшито свисавшими со шнурков, скрученными из потускневшей золоченой тесьмы кругляшами. Женщина нетерпеливо помахала девушкам похожей на птичью лапу рукой, повелевая им сесть за накрытый черной скатертью стол.

Околачивавшийся тут же смуглый парень вмиг оценил прелести явившихся попытать судьбу девушек. Улыбнувшись Розамунде, он что-то залопотал на тарабарском своем языке, но гадалка отвесила ему оплеуху и шикнула, прогоняя прочь.

Розамунда была рада, что его выставили. Совсем не требовалось быть ясновидицей, чтобы понять, что у парня на уме. Она доверчиво протянула цыганке раскрытую ладонь. Джиллот уже выложила монеты, и гадалка быстро спрятала их в кошелек, предварительно попробовав каждую на зуб. Сверкающие черные глаза вперились в очи Розамунды. Но вот гадалка стала всматриваться в ее руку.

– Большая тебе будет удача… о такой завидной судьбе я покудова и не слыхивала… Вижу… что много тебе выпадет счастья и сильно будешь богата… но и настрадаешься тоже.

Джиллот даже пискнула, ошарашенная судьбой, уготованной ее подружке, но сама Розамунда была спокойна и спокойным же голосом произнесла:

– Каждому велено изведать свое горе.

– Пытаешься подправить мой расклад? Ишь какая хитрущая! Хитрость не раз тебе пригодится, сбережет от беды неминучей. Но умничай, да знай меру, для твоего же блага упреждаю. Вижу богато одетого мужчину, очень пригожего и богатого. Он и есть твоя судьба. – Гадалка наклонилась поближе, сверля Розамунду черными глазами. – Ты уже его встречала, того, от кого зависит твоя доля. Но знай: вашей встрече будет чиниться много препятствий.

Сердце Розамунды мучительно екнуло. Единственный богач, которого она встречала, был тот мужчина на коне, остановивший ее нынче утром. Красавцем его не назовешь, но вполне приятный собой. Она, вздрогнув, вырвала у цыганки руку, вдруг почувствовав страшное разочарование, оттого что пришла сюда. Этот мужчина совершенно ее не интересовал, ни капельки.

– Ой, Рози! Ну и дела! Страсть как интересно! – воскликнула Джиллот, сияя карим взглядом. – А теперь я. Мой черед. – Она пихнула пухлую ладошку гадалке под самый нос. Однако та все еще смотрела на Розамунду, мерно покачивая руку Джиллот.

– И помни, девонька: судьбу не переменишь, сколько ни хлопочи. – Полуприкрыв глаза, она наклонилась к Розамунде: – Берегись, на твоем пути много опасностей. И не забывай оглядываться, проверить, нет ли кого за спиной.

Черные глаза снова вперились в нее, и Розамунда увидела во взгляде гадалки сострадание. От одного этого взгляда Розамунде стало не по себе. Она не хотела больше ничего слышать, с нее и так уже довольно.

Будто прочитав ее мысли, цыганка повернулась наконец к Джиллот:

– Ну, пригожая моя, будет у тебя целая куча пухлых детишек и любящий муж. А что еще нужно девушке?

– Скажи, когда, когда! – закричала сразу разволновавшая Джиллот.

– Ты уже знаешь этого парня, но погоди, имей терпение. Смерть вмешается в ваши судьбы. К тому же запомни: мужчины скоро понимают, чего им охота, но о том, что им действительно нужно, у них тугое соображение.

Молодая чета вошла в шатер, и цыганка поднялась, чтобы ее встретить. Но прежде чем подружки успели выйти, старуха схватила Розамунду за полу и чуть слышным голосом произнесла:

– А ты, девонька, будешь совсем близко к короне, прежде чем с тобой навсегда распрощаются.

Последнее пугающее предсказание было настолько неожиданным, что Розамунда с удовольствием порасспросила бы гадалку еще, коли та не откажет ей. Но старая цыганка уже вглядывалась в ладони новых посетителей. Наконец Джиллот подтолкнула замершую Розамунду, и девушки вышли наружу, где слабо пригревало декабрьское солнце. Как только они удалились от шатра, настроение у Розамунды улучшилось, будто тяжкий груз упал с ее плеч.