Сгоряча Розамунда хотела ускакать на своей Динке и даже уже натянула мягкие ноговицы из оленьей кожи, но потом сообразила, что тут же привлечет к себе внимание. В этой темной неброской одежде она может затеряться в стайке каких-нибудь прачек и выйти потом наружу: мост еще был опущен, ибо не все гости успели разъехаться.

Натянув капюшон, она в сопровождении Димплза сошла вниз и направилась к двери. Однако, если он не отстанет, прачкой ей притвориться не удастся. К великому его огорчению, хозяйка велела ему остаться, и он поднял такой скулеж, что Розамунда поспешила захлопнуть тяжелую дверь. Он немного еще потявкал, но потом утихомирился. По счастью, никто из слуг ее не видел, – верно, все были заняты приготовлением праздничного обеда и распаковыванием походных фур.

Она, получше натянув капюшон, перебежала дворик и быстрым шагом прошла по мосту – стражники даже ее не заметили. Розамунда боялась поверить такому везению. Шедшие по дороге люди сворачивали у своих деревушек, а Розамунда держала путь дальше – к вересковым пустошам.

Отойдя от замка на безопасное расстояние, она скинула капюшон, подставив лицо свежему ветру. Она все прибавляла шаг и вскоре расстегнула плащ, а потом и вовсе сняла его. Ей было очень жарко, наверное от всего пережитого, а не от солнца, оно пригревало не так уж сильно.

«Интересно, как далеко отсюда Виттон?» – подумала она, глядя на просторные пустоши, усеянные кое-где известковыми глыбами и поросшие рощицами. Она помнила, каким долгим было путешествие в Рэвенскрэг. Идти бы пришлось не день и не два. Ее охватило отчаяние полной безысходности. В Виттон ей нет возврата. Дочка прачки Джоан покоится в могиле.

Ну да эта ложь – на совести сэра Исмея. Как бы то ни было, ей суждено быть пленницей в замке. Как горячо она мечтала когда-то о том, что отыщется наконец ее таинственный отец и признает ее своей дочерью, И он явился, но оказался совсем не таким, каким она его представляла. А почему она так уверена, что жизнь с Рэвенскрэгом должна подтвердить ее девичьи выдумки? Он такой же, как все дворяне. И с самого начала не скрывал своего отношения к будущей жене. Так чего же она хочет? Она больше не ветреница Джейн, не соблазнительная случайная подружка.

Она – постылая жена, без которой, увы, дворянину невозможно иметь законных наследников.

– Будь ты проклят, Генри Рэвенскрэгский! – с надсадой крикнула она, дивясь, как у нее не разорвались легкие. Она вспугнула стайку птиц, которые долго кружили над ней с пугливым щебетом.

От долгой ходьбы у Розамунды болела голова и горели ноги. Она и сама не знала, как далеко забрела, с опаской подумав, что, возможно, не сумеет найти дорогу назад и придется тогда заночевать прямо здесь. И еще ее беспокоило, не скрываются ли в кустах какие-нибудь разбойники.

Она присела отдохнуть у бурливого ручья, сняла мягкие сапожки и опустила ступни в студеную воду. В первый момент у нее перехватило дыхание, но потом она почувствовала, как прохлада уносит усталость. Она сидела на мшистой кочке и смотрела, как над росшим на другом бережку боярышником, усыпанным белыми цветами, порхают птицы. Чуть погодя она вытерла подолом ступни и обулась.

Укрывшись в тени ив и вязов, она смотрела в пустынную даль. Может, она уже здесь бывала?.. Ручей вроде бы знакомый… Или тут все ручьи похожи один на другой? До нее донеслись слабые крики чаек и бакланов. Розамунда подумала, что там, впереди, море. Ветер точно стал более влажным и свежим, но Розамунда не могла понять – это запах моря или просто аромат йоркширской весны.

Розамунда оперлась на сучковатый ствол орешника и глянула вниз: у ее ног в густой траве прятались крохотные, похожие на звездочки, первоцветы. Да, здесь, на севере, цветы расцветают поздно. Уж пол-апреля миновало. Неужто она так давно замужем за Генри?

Слезы, которые теперь можно было не сдерживать, хлынули по ее разгоревшимся от долгой ходьбы щекам. В них была даже некоторая сладость. Розамунда соскользнула в колючую траву, бессильно притулилась к корявому стволу и, уткнувшись в скомканный плащ, принялась оплакивать горькую свою долюшку.

Услышав конский топот, она вздрогнула, и, насторожившись, поняла, что она, видать, задремала – солнце успело спуститься гораздо ниже. Розамунда укрылась плащом и, замерев, вжалась в ствол. А вдруг это разбойник, их ведь много нынче прячется по болотам и пустошам… Никаких ценностей у нее нет, но она знала, какой платы потребует от нее всадник.

Копыта стучали все ближе, вот уже шлепают по воде… Вроде стихло все. Розамунда не решалась перебежать в другое место, хотя ее укрытие было ненадежным. Может, этот всадник просто приехал напоить коня?

– Святые угодники! Что ты тут делаешь?

Этот голос она признала сразу, – значит, Генри поехал ее искать… Розамунда приметила, какое сердитое у него лицо. Вот он спрыгнул, бросил плащ поперек седла и теперь направляется к ней. Одет он был в простой камзол, панталоны и белую рубашку со свободными рукавами, пузырившимися от ветра, высокие сапоги, доходившие почти до паха. От косых солнечных лучей рубашка казалась еще белее – у Розамунды зарябило в глазах.

– Мне хотелось прогуляться. В замке очень душно, – с вызовом сказала она и попыталась встать, стараясь держаться с достоинством. Она гордо распрямила плечи и смело подняла глаза… отныне ей не страшна ни его сила, ни титул. Пускай немного позлится. Она тоже рассержена на него, и у нее на то гораздо больше причин.

– Я же говорил, что гулять одной опасно. И однако же ты одна. Да еще в столь поздний час.

– Я ушла, когда еще не было поздно.

– И когда же?

– А вам что за дело, милорд? Вы слишком были заняты высокими гостями, и вам было недосуг вспомнить про меня. А потом вы отправились мыться, а потом улеглись спать.

– Но ведь я должен был смыть с себя дорожную грязь. Поверь, тебе самой было бы тошно на меня смотреть.

– Да явись ты ко мне хоть из угольной шахты, я бы только радовалась! – звонко крикнула она, и эхо разнесло ее слова по округе.

– Ходить одной по таким глухим местам – это же безумие! Я думал, ты умнее. Почему не взяла с собой грума, или хотя бы этого невоспитанного пса?

– Димплза? С ним ничего не случилось?

– Ничего, если не считать того, что он устроил вой на весь замок. Слуги подумали, что у нас завелось привидение. Долго искали комнату, в которой ты его заперла.

Розамунда смерила Генри дерзким взглядом. Так, значит, ее выдал Димплз. Но на пса она не станет сердиться, на бедняжечку.

– Если б не он, я сейчас бы еще спал. Я понятия не имел, что ты где-то разгуливаешь без провожатых.

– Ну в этом я и не сомневалась. Ты проспал бы и всю ночь, так про меня и не вспомнив. Подумаешь, жена, просто неизбежная обуза в твоем хозяйстве.

– Что за глупости ты болтаешь? Разве я не был нежен с тобой при встрече?

– А через минуту вообще забыл о моем существовании.

– У меня были неотложные дела. Люди специально ко мне приехали. А с тобой мы могли пообщаться и потом.

– Неужели? И когда же? Когда все улягутся в кровать, и стало быть, не с кем больше будет решать дела? Неужто настал бы мой черед? А я-то… хотела пообедать только с тобой вдвоем. Заказала к твоему приезду новое платье. Это должен был быть наш с тобой вечер! Будь ты проклят, Генри Рэвенскрэг! За всю твою жестокость!

Генри искренне недоумевал, чем она так недовольна.

– А тебе не пришло в голову, что я тоже хочу побыть с тобой… ведь мы не виделись несколько месяцев.

– Ну и что? – фыркнула Розамунда, еле сдерживая слезы гнева. – Я слыхала, у тебя полно утешительниц… не считая главной, из Эндерли, – последние слова вырвались у нее невольно, но по тому, как он вздрогнул, Розамунда поняла, что попала в точку. А ей так не хотелось в это верить… Слезы застилали глаза.

– Убирайся к черту, Генри Рэвенскрэг. Кто бы меня высек что ли… чтоб знала свое место и не домогалась у его светлости любви. – Чувствуя, что сейчас расплачется, она побрела прочь, спотыкаясь о кочки, стараясь отойти подальше.