Дэйви внимательно разглядывал мелькающий за окном поезда пейзаж, тихонько напевая какую-то таинственную мелодию. Его маленький аккуратненький носик, прижатый к стеклу, напоминал сейчас безжалостно раздавленный нежный цветок.

На шестом «та-ра-ра-ра» Пиппа догадалась, что же он поет. Она сама научила его этой песне. Как же он радовался! Как смаковал каждое слово! «Спасибо, Пиппа, замечательная песня!» – все повторял он. Бедный маленький мальчик, бедный маленький братишка, он настоящий сын своего отца, хотя… к сожалению… вряд ли ему это поможет.

Сама Пиппа пошла в мать. «Ничего особенного», – так говорила о ней тетя Хелен, доверительно обращаясь к сестре, и по обыкновению добавляла: «Впрочем, если бы она была хоть наполовину такой же обходительной…»

Мать умерла десять лет назад, когда Пиппе было всего десять. Родила братика и умерла, оставив о себе весьма расплывчатые воспоминания. Вскоре за ней последовал отец. Тетя Хелен забрала обоих детей к себе. Пиппа, которая хоть и пошла в мать, но не представляла собой ничего особенного, и Дэйв, которому прочили будущее настоящего поэта, как и его отцу, поселились у нее.

«Вот только, – Пиппа с грустью посмотрела на маленький расплющенный о стекло носик, – ему отпущено слишком мало времени. Именно поэтому она здесь, в этом австралийском поезде. Зачем еще ей совершать путешествие в сотни тысяч миль? Кроме дяди Престона, который ей вовсе и не дядя, а двоюродный брат матери и тети Хелен, и его дочери Рены, у нее в Австралии никого нет, да и тех она знает постольку поскольку.

По обоюдному согласию с Реной они почти не общались, хоть и ходили в Англии в одну школу. Выбор этой же школы был чистым совпадением. Дядя Престон процветал в Австралии, да так, что, несмотря на собственное пренебрежение к образованию, решил послать дочь в Англию, в одно из самых престижных учебных учреждений, Пиппа же попала туда благодаря высоким оценкам, полученным на вступительных экзаменах. Не то чтобы она была исключительно умной или талантливой, просто чувствовала ответственность. Девочка понимала, что должна отблагодарить преданную и заботливую тетю Хелен и обеспечить будущее маленького брата.

Когда приемная комиссия объявила результаты, тетя Хелен не удержалась и в точности передала слова экзаменаторов племяннице: «Они сказали, что девочка так страстно хочет учиться, что нельзя оставить ее без награды!

Наградой же стали одни общеобразовательные предметы, никаких факультативов – за них нуж но было платить отдельно. Денег, естественно, не было, и Пиппа лишилась танцев и музыки, на которые с радостью ходили все остальные, в том числе и Рена.

Пиппа хорошо запомнила их первую встречу.

Однажды утром тетя Хелен спросила ее:

– Пиппа, тебя, случайно, не искала Рена Франклин, твоя троюродная сестра?

– Нет, она ведь живет в пансионе, а эти девочки с нами не дружат.

– Ты все же должна ее разыскать. Вы родственницы, а ей, должно быть, тяжело вдали от дома.

Рене вовсе не было тяжело, что она и дала однозначно понять, как только Пиппа подошла и застенчиво поздоровалась:

– Привет, я Пиппа, твоя троюродная сестра.

Слова так и застревали в горле, а Рена, поразительно красивая, жизнерадостная, элегантная даже в простой школьной форме, сногсшибательная Рена лишь оглядела ее с головы до ног и презрительно фыркнула:

– Ну и ну!

Теперь, оглядываясь назад, Пиппа только улыбалась, ни в чем ее не виня. Она действительно была нескладным ребенком. Огромные очки с толстыми – претолстыми линзами, мелкие остренькие зубки, стиснутые коррекционной скобкой. Неудивительно, что Рена ее стыдилась. К тому же тетя Хелен всегда покупала ей только подержанные вещи, которые своей поношенностью не забывали напоминать о прежних владельцах не только Пиппе, но и всем окружающим.

После их столь неудачного знакомства девочки встречались крайне редко, как это и бывает в больших школах. Пиппа иногда кричала ей: «Привет, Рена», а та удостаивала ее небрежного кивка в ответ.

Вскоре Рену перевели в другую школу – она закончила образование в Швейцарии – на этом общение Пиппы с ближайшей родственницей матери и тети Хелен и закончилось.

А теперь она едет к ней в Австралию – просто фантастика!

Рена обещала встретить их с Дэйви в аэропорту и отвезти к себе домой в Томбонду, но в Маскоте их ожидала записка с просьбой добираться самим. К счастью, Пиппа знала, что это недалеко. Томбонда находилась на южном высокогорье всего в трех часах езды от Сиднея.

«Несколько долларов за билет – и мы на месте, – рассуждала девушка, подходя к кассе центральной железнодорожной станции. – Могло бы быть и хуже». После многочасового перелета из Англии подобный прием казался верхом негостеприимства, но Рена есть Рена. Странно, что она вообще их пригласила. По телефону – а звонили явно из Лондона – она сообщила, что уже заказала билеты на самолет, им нужно только предъявить документы, и радостно добавила: «Передай привет Дэйви».

Именно несомненное желание помочь ее брату убедило Пиппу решиться на этот шаг. Вряд ли Рена проявила бы подобное рвение ради нее, а вот ради Дэйви…

Все началось с того дня, когда Рена заехала к ним домой, Пиппа тогда была на работе.

– Она сейчас в Лондоне, – рассказывала потом тетя Хелен, а Пиппа завидовала: «Все еще путешествует». – Проезжала мимо и вот решила зайти поздороваться. Знаешь, Пиппа, Дэйви ей очень понравился.

– Рене понравился Дэйви? – не поверила та.

– А что, он обаятельный, милый мальчик, – словно защищая их обоих, вскинулась старушка, хотя и сама была порядком удивлена.

А вскоре Рена позвонила и ошеломила их еще больше.

– Привет, Пиппа, – раздался в трубке ее невозмутимый голос. – Это Рена, помнишь меня?

– Ну конечно, к тому же тетя сказала, что ты недавно заезжала.

– Да. С тобой мы, правда, разминулись. – Она мгновение помолчала. – Зато познакомилась с Дэйви.

Так, значит, тетя Хелен была права!

– Он славный мальчик, только очень бледный.

– Да. – Теперь, когда Пиппа точно знала, почему Дэйви бледный, она не нашлась что добавить. Она напряженно слушала, как троюродная сестра приглашает ее с Дэйви приехать в Австралию, и как можно скорее. В другой ситуации Пиппа пропустила бы половину ее слов мимо ушей, вежливо ответив: «Спасибо за приглашение, когда-нибудь обязательно приедем», подразумевая: «Нет, никогда». Сейчас же она слушала: из-за Дэйви, из-за доктора Харриса, из-за того, что тот сказал ей, сказал лишь этим вечером, и в конце концов согласилась: «Хорошо».

– Хорошо? – Тетя Хелен недоверчиво уставилась на племянницу. – Пиппа, ты в своем уме?

– Да, тетя, а где Дэйви?

– На улице, кормит птиц. Говори, мальчик нас не слышит, он на другом конце сада. – И в доказательство она отодвинула занавеску.

Но Пиппе пришлось поверить ей на слово – она ничего не видела из-за слез, густо застилавших глаза.

– Что сказал доктор? – пристально глядя в сторону, произнесла старушка, а ее голос подсказал девушке, что она давно все знает. Они обе давно подозревали, что жизненная ниточка Дэйви слишком тонка, чтобы прослужить долго, он, как солнечный лучик, ненадолго появился в их жизни, осветил ее – и скоро исчезнет.

– Он пытался выразиться помягче, – несмотря на неимоверное усилие воли, голос Пиппы задрожал, – да… да и так все ясно. Он сказал, что Дэйви не доживет до следующей весны.

В этом году был такой апрель! Пиппа не помнила другого такого же замечательного апреля. Каждое утро, шагая к железнодорожной станции, она чувствовала на лице волшебное дыхание весны, а вместе с ним и невероятную боль в сердце. Из зеленых зарослей раздавалось веселое щебетание птиц, в траве среди корней ежевики и боярышника деловито копошились насекомые, паутина, украшенная росой, словно драгоценными камнями, тонким кружевом оплетала цветущий шиповник… А Дэйви не увидит этого снова. Это его последняя весна.