Мари не двинулась. Она услыхала голос:

– Дайте ключ, я запру сам. У двери охрана не понадобится.

Мари знала этот голос! Она с живостью обернулась и резко поднялась при виде Мерри Рулза.

Тот захлопнул дверь и тщательно задвинул засовы. Зачем, однако, ему было бояться изможденной, исхудавшей, обессилевшей женщины?

Он обернулся и медленно пошел к Мари, не сводя с нее глаз. Преодолев половину разделявшего их расстояния, майор с невыразимой нежностью печально произнес:

– Здравствуйте, мадам.

Мари не ответила. Она не могла оторвать глаз от элегантного майора, гораздо более элегантного, чем раньше. Золотая рукоять шпаги, висевшей у него на боку, поблескивала в неярком свете, падавшем через окна. На майоре были начищенные сапоги для верховой езды, высокие, из мягкой кожи, поскрипывавшие при ходьбе.

Мари вдруг представила, как она выглядит в эту минуту со стороны: встрепанные волосы, прилипшие ко лбу и одновременно торчащие во все стороны, подобно змеям на голове медузы Горгоны; порванное в клочья бунтовщиками платье, которое она пыталась связать неловкими пальцами, но тщетно: платье не прикрывало ни бедер, ни груди. Наверное, она напоминала попрошайку – она, жена генерала Дюпарке. Мари была готова плакать от ярости, но из врожденного благородства приняла величавый вид, так часто раньше производивший впечатление на мужчин.

Мерри Рулз подошел к ней вплотную.

– Боюсь, мадам, – все так же тихо и серьезно продолжал он, – что вам здесь многого недостает. Я пришел исправить положение, в котором вы очутились.

– Самое время, сударь!

Он чуть заметно пожал плечами:

– Не надо видеть во мне врага. Меня, как и вас, захлестнули события и предали некоторые люди. Я генерал-губернатор, а ничего не могу сделать без ведома синдика от населения. Всем заправляет Пленвиль…

Он вздохнул: ему было тяжело видеть лихорадочный блеск в ее глазах; Мари пристально его разглядывала, и в этом было для него что-то обидное.

– Слава Богу, – продолжал он, однако, – мне удалось убедить этого человека в том, что вас нельзя казнить без суда. Для вас, мадам, это выигранное время. А в политике выиграть время – значит очень многое, а иногда и все. Никогда не известно, что произойдет. Со временем вы, мадам, возможно, еще отыграетесь.

Она слушала его, не произнося ни слова. Майора смущало ее молчание, но он все же продолжал:

– Я в любом случае воспользуюсь своим правом помилования в вашу пользу, чего бы мне это ни стоило; в этом вы можете быть уверены, мадам.

– Мне не нужно ничьей милости, – наконец выговорила она. – Я невиновна. Вы сами, Рулз, знаете: все, в чем меня обвиняют, – низкая ложь. Я, может, допустила ошибку, назначив шевалье де Мобре советником, да и это еще неточно. Но когда от меня потребовали его отозвать, я подчинилась. Разве кто-нибудь когда-нибудь был сговорчивее меня?

Он опустил голову, пошарил в кармане своего камзола, извлек на свет небольшой сверток и протянул его Мари:

– Мне подумалось, что вам могут понадобиться эти вещицы…

Она приняла сверток и нащупала расческу, а также коробочку с румянами и флакон духов.

– Разве такое ничтожество, как я, имеет право пользоваться духами? – печально улыбнулась Мари, кивнув на свои лохмотья.

– Мадам! Я принесу вам одежду. Как можно быстрее я сделаю все необходимое.

– Спасибо. Не могу отказаться от того, чтобы выглядеть прилично.

– Могу ли я быть вам еще чем-либо полезен?

– Да, – не удержалась она. – Мне бы хотелось знать, что с моими детьми. Надеюсь, их невиновность не вызывает сомнений? А что сталось с моей кузиной Луизой?

– Ваши дети, мадам, находятся в замке Монтань в полной безопасности и в добром здравии. За ними присматривает мадемуазель де Франсийон. В этом отношении вам опасаться нечего. Ей только запрещено покидать замок.

– Благодарю вас, – улыбнулась она. – Только это и терзало мне душу: судьба моих детей! Теперь мне ничто не страшно!

Майор приблизился к Мари, взял ее за руку и настойчиво подтолкнул к стулу.

– Сядьте, – мягко проговорил он.

Она повиновалась. Он сам оперся рукой о стол, покачнувшийся было, если бы майор не успел поддержать его в равновесии.

– Мари! – заявил Рулз. – Необходимо все же подумать о том, как вытащить вас отсюда.

– Как, Мерри Рулз?! – вскричала она. – Это говорите мне вы, вы?! Да разве не вы сами сделали все, чтобы упечь меня сюда?

Он с покаянным видом покачал головой:

– Возможно, на моей совести великие прегрешения. Бог свидетель, Мари, меня ослепляла страсть. Но позвольте мне по возможности исправить прежние ошибки.

– Я ничего у вас не прошу и хочу только покоя. Если мои враги желают моей смерти, пусть приходят. Я не стану сопротивляться. У меня больше нет сил сражаться с тенями, предателями, подлецами. Довольно!

– Мари! – дрогнувшим от волнения голосом изрек он. – Я люблю вас, как прежде, даже больше, чем всегда. Каковы бы ни были ваши чувства ко мне, я вас не оставлю и буду защищать даже против вашей воли. Я хочу вызволить вас отсюда!

– А это возможно?

– Как я уже сказал, всем заправляет Пленвиль. Он принимает решения и уверяет, что за все в ответе народ. Я же вынужден повиноваться. Вполне вероятно, что скоро он наложит арест на замок Монтань. Он хочет стереть вас с лица земли… Но есть над ним высшая власть: власть короля. Я мог бы отправить к его величеству гонца; вы напишете послание, я отошлю его ко двору, и мы чего-нибудь да добьемся!

– Нет, сударь, я ничего не хочу просить у короля. Меня обесчестили колонисты – пусть они и признают свою ошибку. Если они это сделают, я, кстати, охотно их прощу!

– Не смею скрывать от вас, что было бы чрезвычайно трудно вернуть расположение колонистов. Они убеждены, что вы их предали, что вы вели распутную жизнь…

Она презрительно пожала плечами. Мерри Рулз всполошился.

– Мадам! – твердо выговорил он. – Я готов на все ради вашего спасения. И вижу лишь один способ вернуть вам честь: дать свое имя. Если вы согласитесь стать моей женой, никто не посмеет думать, что Мерри Рулз женится на погибшей женщине. Авторитет Пленвиля окажется под ударом!

– Рулз! Вы готовы на мне жениться в сложившихся обстоятельствах? – удивилась она. – Неужели вы дадите свое имя женщине, которую так грубо оскорбляли на заседании Совета? Причем никто не посмел поднять голос в мою защиту…

– Да, именно так.

– Думаю, Пленвиль отреагирует против вас незамедлительно. Если он так силен, как вы говорили, вы рискуете вместе со мной угодить на виселицу! Неужели вы сделаете это по доброй воле?

– Да! – беззвучно шевельнул он одними губами, дрожа от нетерпения.

Она поднялась с горькой усмешкой на губах:

– Сожалею, но я могла бы выйти только за того, кто прежде согласился бы отомстить за оскорбления, нанесенные мне Пленвилем и другими мерзавцами. Только их смерть я буду считать настоящей местью…

– Вы требуете, чтобы я вызвал Пленвиля? Убил его?

– Даже не этого… Я ничем и никому не хочу быть обязанной. Однако, Мерри Рулз, мне было приятно вас слушать. Я запрещаю вам продолжать, так как не хочу знать, хватит ли вам смелости проткнуть шпагой этого негодяя. Он будет наказан. Господь об этом позаботится…

Рулз опустил голову и пробормотал:

– Не знаю, кто из нас достоин большей жалости, кто больше страдает…

– Если вы в самом деле меня любите и хотите что-нибудь для меня сделать, позаботьтесь о моих детях и защитите их… Я ничего больше не прошу.

– Я позабочусь о них, как о родных, – заверил майор.

Он встал, поклонился и на негнущихся ногах пошел к двери.