Мазарини махнул рукой: – Довольно, сударь…

Ив почувствовал, что стал таким же красным, как мантия кардинала. Он явился за поздравлениями, за благодарностью, а его отчитывают. Это он ненавидел больше всего на свете. Ясно, что перед человеком, прославившимся своими добродетелями, Лефор держался деликатно и почтительно, а когда и по отношению к нему проявляли доброту, становился угодливым и раболепным; но не дай Бог кому-нибудь его задеть: он мгновенно вспыхивал и загорался жаждой мщения. Вот и теперь Лефор так и вскипел. Он сделал шаг назад.

– Королевский судья по уголовным делам Жак Тардье рассказал мне, как вы проводили время в Париже, – продолжал кардинал, он поднялся и не спеша принялся расхаживать по огромному кабинету.

Когда тот проходил рядом с Ивом, он почувствовал, как от мантии пахнуло духами. Кардинал напоминал ему женщину из высшего общества Сен-Пьера, гордячку и ломаку, которая на манер тропических цветов источает разнообразные запахи, стараясь уберечься таким образом от жары. Но зимой кардиналу ни к чему было прибегать к тем же средствам.

Проходя рядом с флибустьером, его высокопреосвященство неодобрительно покачал головой и поморщился:

– О Боже, капитан! Чем от вас пахнет!

– Табаком! – отрапортовал Ив. – Его выращивают на холмах Сент-Кристофера, ваше высокопреосвященство, и я привез с собой не меньше трех фунтов…

Кардинал снова покачал головой и вернулся к столу.

Он вздохнул, после чего произнес:

– До чего странные эти военные! Самые храбрые мои мушкетеры похожи на вас, капитан: курят эту отраву! Почему только мужчины так поступают?

– Не только! – задетый за живое, возразил Ив; к нему постепенно возвращался дар речи, и он начинал забывать, где находится. – Позволю себе заметить, ваше высокопреосвященство, что на островах женщины тоже курят. У них на юбке есть дырочка для трубки. А самые отважные из них те, что курят больше других…

Кардинал пожал плечами и заметил:

– Послушать вас, так эта гадкая трава полезна?

Ив только поклонился в ответ.

– Ну что ж, капитан, – решительно продолжал кардинал, – вам повезло, что вы у нас в Париже недавно. Со времени вашего приезда вы себя ведете так, что недолго и на плаху угодить. Вы разве еще не знаете, что король запретил дуэли?

– А вы полагаете, ваше высокопреосвященство, что мне следовало безропотно отдать кошелек?

– Обнажив шпагу, вы оказали неповиновение королю!

– Нет! – упрямо возразил Ив. – При мне было послание, адресованное его величеству. Я был обязан передать его королю. Если бы разбойники, покушавшиеся на мой кошелек, перерезали мне горло, я не исполнил бы возложенное на меня поручение, зато, отправив их одного за другим ad patres, я поступил, как солдат!

– Где это послание? – спросил кардинал.

Он исподтишка взглянул на флибустьера и увидел, как тот выпучил глаза, готовые вот-вот выскочить из орбит.

– Послание?! – повторил флибустьер. – Послание!.. Но, ваше высокопреосвященство…

– Да, послание, которое вы защищали, по вашим словам, как положено солдату, исполняющему свой долг. Оно у вас? Что вы с ним сделали? Если вы нарушили королевский указ, чтобы защитить и сохранить послание, то мне странно, почему вы не можете мне показать его!

– Королевский судья Жак Тардье забрал его… – начал было Лефор.

– Так вы его не защищали?! Значит, вы позволили забрать у вас послание, предназначенное королю?!

Лефор икнул.

– Ваше высокопреосвященство, – с трудом выговорил он, изо всех сил попытавшись взять себя в руки. – Дайте мне всего час, не больше, и я разыщу это послание.

– Что же вы намерены предпринять в этот час?

– Пойду к королевскому судье и…

– Обнажите шпагу, разумеется?.. Нет, нет, капитан! Оставьте в покое бедного Жака Тардье, прошу вас! Он и так натерпелся страху, когда эти головорезы ворвались к нему и стали угрожать! Нет… Кстати, это послание сейчас находится в руках его августейшего величества и король уже ознакомился с его содержанием…

Кардинал приготовился сесть, но увидел на столе остатки пирога, который он не успел скормить обезьянке.

Его лицо приняло насмешливое выражение; Ив не знал, чему его приписать.

Про себя он повторял: «Послание – у его величества, король ознакомился с его содержанием…» Его сердце было готово выскочить из груди. Ив был уверен, что теперь король знает имя посланца с островов. В одно мгновение перед ним пронеслось его прошлое, с того момента, как он силой был посажен на судно его величества, стал дезертиром, потом пиратом, морским разбойником, затем офицером на службе у генерала Дюпарке и, наконец, флибустьером!

Король знает про него! Он подумал о полковничьем патенте, обещанном шевалье де Виллером, и при воспоминании об этом имени вздрогнул.

– А вы, ваше высокопреосвященство, прочли послание, адресованное его величеству генерал-губернатором де Пуэнси? – вкрадчиво спросил он.

– Вам бы не следовало, капитан, на этом настаивать, – холодно заметил кардинал, и его итальянский акцент стал еще заметнее. – Вы утверждаете, что действуете в интересах короля… Нарушаете указ о дуэлях ради того только, чтобы доставить его величеству это, с позволения сказать, послание!.. Он помедлил, заглянув Иву в глаза, и продолжал:

– Я действительно ознакомился с этим письмом, капитан. В нем говорится главным образом о вас: это ваша рекомендация к Жан-Батисту Ламберу, королевскому секретарю, вас аттестует как представителя интересов командора де Пуэнси и жителей Сент-Кристофера. Странная верительная грамота, капитан! Ваши подвиги изложены там в таких выражениях, что вы представляетесь человеком, постоянно оказывающим неповиновение королю. Я поясню свою мысль. Вы лично арестовали сеньора Ноэля Патрокла де Туази, назначенного нашим покойным королем на должность генерал-губернатора Подветренных островов вместо командора де Пуэнси. Вы его похитили и выдали, нарушив волю его величества, командору де Пуэнси, чтобы тот сохранил свое звание и прерогативы. Поступив таким образом, вы нарушили волю не только его величества, но и его высокопреосвященства кардинала де Ришелье. Итак, вы оказались в стане бунтовщиков. Из того же послания я узнал, что вы обстреляли из пушек английскую эскадру по своей собственной инициативе на том лишь основании, что та направлялась к Мартинике. Чьи приказания вы выполняли тогда? Мы не ведем военные действия против Англии, и вы могли бы спровоцировать военный конфликт! В упомянутом послании также говорится, что благодаря вашей пушечной стрельбе по судам дружественной нам нации вы спасли остров Мартинику. Кто заставит нас поверить, что эта эскадра коммодора Пенна действительно намеревалась захватить нашу колонию? Кто это докажет? Кроме того, вы, оказывается, произвели досмотр голландского судна, которое вовремя не подняло флаг. Это правда?

Лефор опустил голову. Ему так много надо было сказать в свое оправдание, что слова не шли у него с языка.

– Что вы можете на это ответить? – спросил кардинал.

– Я думал, – промямлил Лефор, – что командор де Пуэнси сам изложит в послании причины, побудившие меня действовать таким образом. Моей целью всегда были служение его величеству и благополучие колонии. Если бы мне самому пришлось рассказывать вашему высокопреосвященству о тех событиях в Новом Свете, это заняло бы слишком много времени…

Кардинал остановил его жестом и снова спросил:

– Что же, по-вашему, королю делать с этим посланием? И что его величество сделает с вами?

Ив подумал: «Неужели командор сам послал меня на виселицу? И заставил меня собственноручно доставить свой смертный приговор?»

Он растерялся.

– Откровенно говоря, не знаю, каково будет решение его величества, – закончил кардинал.

Лефор представил, как по нем звонит колокол. Вот и опять его надежды рухнули. Он вдруг воспылал ненавистью к капитану Лаферте Сен-Нектеру, который ему так сладко улыбался, льстил. Значит, этот отвратительный мушкетер издевался над ним? Смеяться над Лефором?!