Явно желая запугать меня, один из молодых людей сказал, что знает место недалеко от лагеря, где прячутся два льва. Его друг заявил, что эти львы — выдающиеся экземпляры и что он будет рад увидеть, как я с ними справлюсь. Я никак не предполагал сделать первый выход в сопровождении столь критически настроенных людей. Собаки еще не были обучены, и у меня не было представления о характере местности, в которой скрывались львы. Но под воздействием насмешливых и полупрезрительных взглядов молодых людей я счел своим долгом сделать все от меня зависящее, чтобы обеспечить успех охоты. Я попросил их вести меня к этому месту, приказав одному из носильщиков развязать собак.
Масаи повели меня по песчаному наносу в лощину, дно которой представляло собой высохшее русло потока, возникающего в дождливый сезон. Масаи шли впереди с копьями в руках, балансируя огромными щитами из шкур буйволов. Эти щиты довольно громоздкие и весят по пятьдесят с лишним фунтов. Несмотря на это, мораны несут их на плечах, как перышки. Щиты украшены сложным узором черного, красного и белого цвета. Этот узор представляет собой некое подобие геральдических знаков наших предков. Увидев щит, масаи может определить, из какой части страны пришел его владелец, к какому отряду он принадлежит, его ранг и положение в отряде, возраст, имя и какими отличиями он удостоен за участие в боях или охоте на львов.
Русло было песчаное, и масаи, легко обнаружив следы львов, пошли по нему. Собаки бежали вприпрыжку, опасливо внюхиваясь в странный запах. Идя по излучине лощины, мы увидели перед собой двух львов, лежащих на песке, подобно большим кошкам. Львы встали, бросая на нас угрожающие взгляды. Собаки, увидев зверей, пришли в неописуемый ужас и большая часть своры, тявкая, обратилась в паническое бегство. Ни одной из собак не приходилось видеть львов и вряд ли они имели представление о существовании такого зверя. Однако четыре собаки эрдейльской породы мужественно остались на месте.
Ни я, ни масаи не могли даже на мгновение отвлечься, чтобы подумать о собаках. Оба морана подняли свои копья, ожидая нападения. Это была величественная картина. Я быстро прицелился в грудь более крупного льва и выстрелил. От удара пули он отскочил назад и, ворча, тяжело повалился на бок. Его напарник исчез в густых кустах. В один миг четыре эрдейльских пса бросились вперед и стали тормошить убитого льва. Я им позволил сколько угодно теребить гриву льва, а когда вернулись остальные, проявившие трусость собаки, я заставил их сделать тоже самое. Были еще две смелые собаки, отдаленные предки которых были из породы колли[22]. И я надеялся, что эти шесть собак составят основное ядро своры гончих для охоты на львов.
Когда собакам надоело теребить мертвого льва, я повел их к кустам, где спрятался второй лев. Подойдя поближе, я услышал низкий, угрожающий рев льва. Эрдейли и колли тут же бросились в кусты, яростно лая, а остальные собаки окружили кустарник, подавая голос, но не выражая никакого желания приблизиться к зверю. Один из масаи бросил камень в кустарник. Лев на несколько футов выскочил из зарослей, делая ложный выпад в сторону одного из наиболее яростных эрдейлей, а затем скрылся, прежде чем мне удалось выстрелить.
Собаки постепенно осмелели. По движению верхних веток я мог определить местонахождение льва. Наиболее отважные собаки, яростно лая, ползком пробирались через кусты, чтобы выгнать зверя. Зная, что лев вот-вот бросится на нас, я стоял наготове.
Вдруг кусты широко раздвинулись и лев пулей выскочил прямо на меня. Он почти свернулся в клубок — уши его были прижаты назад, а спина изогнута крутой дугой. Тотчас через песчаное дно пролетел один из моих храбрых эрдейлей, бросаясь на льва, чтобы схватить его за глотку. Лев отбросил его, как ребенок игрушку. Затем, не останавливаясь и не обращая внимания на остальных собак, тявкавших у него с фланга, он сделал еще прыжок в моем направлении.
Я выстрелил на расстоянии десяти ярдов. Пуля попала точно между глаз. Лев упал, даже не вздрогнув. В утреннем воздухе из пулевого отверстия ясно струился дымок.
Оба масаи с наслаждением исполнили боевую пляску. Напряженное возбуждение, вызванное нападающим львом, и удовлетворение от вида двух убитых зверей с прекрасными гривами переполнили их души восторгом. Держа копья, мораны изгибались, резко выпячивая свои бедра. Затем они вдруг выпрямлялись, одновременно выгнув грудь колесом. По мере того, как возрастал их экстаз, темп этих движений увеличивался, пока не достиг темпа работающего поршня. Это был любопытный вид эмоционального подъема, широко распространенный среди масаи. У белых людей, живущих вместе с этим замечательным народом, он носит название «тряска». Мне ранее не приходилось видеть ничего подобного, и до сих пор не могу понять, как люди, спокойно стоявшие с одним копьем в ожидании нападения разъяренного льва, могли так вести себя.
Мое собственное удовлетворение удачной охотой на львов было в значительной мере омрачено тем, что прекрасный эрдейль, бросившийся на льва, лежал с переломленным хребтом, а трусливые дворняжки храбро терзали убитого льва. Мужественная собака молчаливо переживала смертельную агонию, и я ничем не мог ей помочь. Еще не родилась та собака, которая бы вышла живой из схватки со львом. Собаки должны уклоняться от льва, и в то же время выгонять его из зарослей, пощелкивая зубами и лая. Они не должны бросаться на льва, если он не рвет одного из их товарищей или хозяина. Гончие капитана Херста это прекрасно понимали. Все они носили следы старых ранений, которые они получили, приобретая опыт. Мой несчастный эрдейль издох еще до того, как ему удалось усвоить эту науку. Я мог лишь надеяться, что для остальных собак своры его смерть будет хорошим уроком.
Я выпотрошил обоих львов и позволил собакам поесть их мяса, чтобы на будущее привить им вкус к охоте на львов. Собаки находили мало удовольствия от странной пищи, но в конце концов все до одной стали отрывать зубами целые куски, рыча друг на друга. Носильщики сняли со львов шкуры и мы пошли обратно в лагерь.
Масаи строили свои жилища с таким расчетом, чтобы их трудно было заметить. В прошлом они временами подвергались ответным набегам со стороны других племен. Хижины казались грубыми, но в ночное время они легко обогревались, а днем были прохладными. Мы с триумфом пришли в селение. Я ожидал увидеть большое число плетеных хижин, которые напоминали бы деревню племени кикую. Однако я уже почти вошел в деревню, прежде чем сообразил, что нахожусь в населенном пункте. Деревня напоминала густые заросли кустарника. Она была окружена бомой
— живой изгородью из колючих кустов высотой в рост человека, а строения доходили до высоты груди. Они представляли собой плетеные рамы, оштукатуренные коровьим пометом. Обожженный солнцем коровий помет по твердости не уступает кирпичу, причем он не издает никакого запаха. Чтобы войти в хижину, мне пришлось согнуться вдвое.
Каждая хижина разделена плетеной перегородкой на несколько небольших комнат. Вместо окон в стенах тонкие щели. Внутри темно, но прохладно и уютно. В мою честь закололи овцу. Мясо с ребрышками было насажено на вертел и поджарено на костре. Женщины принесли в глиняном горшке «помбе» — местное пиво. Каждый мужчина брал горшок в руки, делая глоток, и передавал его дальше. По мере того как напиток оказывал воздействие на мужчин, они собирались в тесную группу и затем пустились в странную пляску, движения которой состояли из простого подпрыгивания в воздух. Я наблюдал, попивая пиво и закусывая бараньими ребрышками. Вокруг меня под усеянным звездами небом расположились собаки. Поблизости мычал скот, а издали доносилось рычание львов, пробиравшихся через кусты, чтобы приступить к ночной охоте. У, меня возникло такое чувство, будто я принадлежу этой стране и этому народу.
Когда наступило время отдыхать, меня пригласили в самую просторную хижину. В одной из комнат была устроена большая постель из мягких камышей, покрытых коровьими шкурами.
