Днем я шел по парку, желая прогулять мозги и спокойно обсудить с учителем, что в моей жизни нового.

"Учитель, что можно сделать, чтобы найти эту шкатулку? Наш резидент уверен, что ее нигде нет, но король не воспримет мое заявление, что все хорошо. Ему нужна сама шкатулка с бумажками".

Учитель вздохнул так, что у меня чуть не разорвались барабанные перепонки:

"Евгений Сангадиев, ты когда-нибудь думать начнешь? Думай сообразно своим ресурсам".

Я стал так думать и надумал. Этим же днем я отправился к королю еще раз.

- Мне надо попасть на место, где эта шкатулка хранилась и остаться там одному.

- Все?

Он провел меня в странный красный зал и оставил. Я настроил переходник и очутился на два месяца раньше этого дня. Я расходовал энергию из общего запаса и вполне мог не вернуться домой в свое время.

Я стоял за портьерой и слышал, как двое людей, одного звали Георгом, а второго так и не назвали по имени, взяли эту шкатулку. Пришлось мне вылезти на свет и отобрать нужную мне вещь. Переходник сработал без проблем. Король получил свою голубую шкатулку, а мне стало ясно почему она нигде не всплыла до этого времени.

Проблему с ребенком пришлось решать нетрадиционно лишь потому, что знакомые Магды все испортили. К Гардении Вандерфилд они явились в образе страшных людей и попытались ее напугать. Женщина умерла от разрыва сердца, а на руках у них, вернее, уже у меня остался ребенок. Мальчик.

Про агентов я так ничего и не узнал, о чем честно доложил Елизавете Матвеевне, но... уже потом я сообразил, что Магда и есть та самая Марина Криворучко. Догадался я по одной вещи. Подлодка при мне достала коробку, в которой были два незаконченных расследования Марины и кое-что из ее личных вещей. У Магды была пара к лежащему в коробке браслету. Магда сказала, что это один из двух браслетов на удачу. Этот на счастливый путь, а тот, который остался дома на счастливое возвращение. Я так понял, что она возвращаться не собирается. Елизавете Матвеевне я ничего не сказал, но отдал ей ребенка. У меня не хватило смелости оставить его в том сыром доме, где умерла его мать, или подбросить к дверям церкви. Я привез его сюда.

Сейчас, обдумывая все произошедшее, я склоняюсь к мысли, что Подлодка вполне могла отвезти ребенка на Фаган, а я позже стал его отцом по бумагам. Но возможно это лишь мои домыслы и предположения.

***

Я вынырнул из воспоминаний об Англии и ее королях, огляделся и вспомнил, где это я. Мертвый мир никак не желал казаться мертвым. Он был живым, по крайне мере, на мой взгляд. Учитель предложил, чтобы я попробовал послушать мир. Я распахнул свое сердцу навстречу этому миру и чуть не оглох от тишины. Почти никаких звуков. Благодаря своевременной помощи учителя, я все же не потерял слух.

"Олух! нельзя же так сразу раскрываться, да еще и в незнакомом месте!", - он ругался, но я знал, что учитель испугался за меня.

"Здесь почти нет звуков и мыслей. Как же так?", - я остановился. Гром встал рядом со мной. За последние пару минут он еще увеличился в размерах.

"Так зачем им здесь думать, ученик?", - логично возразил учитель, а потом закричал: - "Почти нет? Да их здесь не должно быть! Кто здесь из живых?"

"Петр!", - ответ был однозначным.

Пришло время очередного урока. Этого я еще не проходил. Надо было осваивать на ходу.

"Мир можно не только слышать, но и видеть...", - начал учитель.

"Соединение слуха и зрения создаст единую картину?", - я любопытен и иногда позволяю перебивать учителя.

"С чего ты взял, что восприятие мира определяется только зрением и слухом?", - учитель был удивлен, что я так поверхностно сужу. "Слушай, ученик. Смотреть на мир - это не значит, что надо широко распахнуть глаза и выпялиться куда-либо. Наоборот, закрой глаза".

Я закрыл и стал ждать, что же дальше.

"Молодец, а теперь открой их, не открывая", - повелел учитель.

"Как?", - это мой любимый вопрос.

"Как надо. Увидь мир таким какой он есть. Здесь это трудно. Здесь ничего нет, но Гром живой, и Петр тоже. Где-то он должен быть. Смотри. Ты должен смотреть не глазами, а кожей. Смотри".

Я честно пытался представить, что на руках выросли глаза, но ничего не получалось.

"Не напрягайся", - послышалось тихое от учителя. "Ты уже и так видишь этот мир, ты лишь осознай это".

Я старался, старался, ничего не получалось. Бывает, что некоторые уроки мне тяжело даются.

"Смотри сюда", - учитель уже умеет определять, когда я утыкаюсь носом в стенку. - "Ты никогда не задумывался, почему Черных зовут Черными? А надо бы. Ты ассоциируешь это с их "плохим" с твоей точки зрения занятием. Но это не так. Нет, я не про занятие. Я про название. Когда ты попадешь в мир Черных и попытаешься что-либо услышать или увидеть, то даже не упрешься в пустоту, хотя и она страшна, а ты утонешь в безличии. Ты меня понял?".

Я ничего не понял. В чем и признался.

"Ох, Жека, как с тобой трудно! Давай еще раз послушаем", - учитель никогда не упирался, как баран, он всегда дает мне время освоиться.

Я открыл глаза и опять пошел по парковой дорожке. Гром за это время сменил цвет шерсти с белого на черный. Слушать я уже научился хорошо.

"Это ты так думаешь", - учитель не упустил возможности меня поддеть. "Поверь мне, что это лишь начало".

Я слушал. Где-то там на грани восприятия ругались двое. Нет, это сперва я подумал, что ругались двое. Они ссорились и было их видимо трое. Хорошо слышно было мужчину. Это был Петр. Там был еще кто-то. Мужчина, голос молодой. Но они оба обращались к женщине. Постоянно мелькало женское имя Роза и были паузы в бурном разговоре, наверное, она отвечала.

Учитель сделал выводы: "Петр и его ребенок от местной".

"Это как?", - я не уразумел с чего вывод про ребенка.

"Его слышно слабо, как полуживого. Кровь двух разных людей", - любезно пояснил учитель.

"Как теперь его найти?"

"Имя Роза, имя Петр", - суммировал учитель. "Мало".

"Да, мало. Может быть я послушаю еще раз и попробую понять, где они?".

Учитель одобрил, и я стал слушать.

Они ругались долго и нудно. Мне даже удалось вникнуть в суть спора. Петр хотел забрать с собой сына. Ребенка он называл Ник. Это самый Ник то не хотел уходить, то хотел. Это было причиной разборок его родителей. Роза Клейм прозвучало в увещеваниях Петра! Я подпрыгнул на месте. Фамилия. Это уже кое-что.

Дальше слушать не стал, надо найти нечто по типу Интернета или адресного бюро. Интернет не попался, а вот адресное бюро нашлось в симпатичном газетном киоске. Лоснящаяся газетчица нашла адрес, но не хотела его говорить потому, что я не мог заплатить.

Мы ушли за угол соседнего дома. Я постарался разъяснить Грому нашу проблему. Метаморф меня удивил. Он плюхнулся на землю маленьким денежным листочком, который показывала мне газетчица.

Адрес я получил и предпочел быстренько смотаться с этой улицы. Но услышал, как вопила газетчица, когда бумажка в ее руках обратилась в большую собаку.

- Молодец, Гром! - я погладил его по холке. Гром заурчал, что по-моему не характерно для собак.

Через несколько часов я стоял у подъезда дома, где проживала Роза Клейм.

- И что делать? - я с просил вслух у учителя и у Грома.

"Думать!", - подсказали оба.*

*лирическое отступление от Е. Сангадиева. Самым тяжелым в обучении является научиться думать самостоятельно. Так, что если вы встретите человека, который пообещает вас чему-либо научить, то сперва послушайте, ЧТО он обещает. Хотя, пожалуй, учиться слушать надо раньше, а то думать будет не над чем.

Пришлось сбегать в магазин подальше от этого адреса. Я отоварился двумя необходимыми вещами: веревкой, перцовым баллоном, а еще взял машину на прокат. Гром очень помог, но я так думаю, что мы привлекли излишнее внимание.

Было уже темно, когда я позвонил в дверь.

- Кто? - спросил раздраженный женской голос.

- Иваныч, - я не был Иванычем, но какой-нибудь Иваныч знакомый всегда находится. Угадал, она открыла. Я шарахнул даму в лицо баллончиком. Она стала визжать, рыдать, брыкаться и плакать одновременно. На этот визг в прихожую вылетело двое: Петр и неизвестный молодой человек.