Илисте, когда Кхельт отпустил ее руку, стало еще хуже. Так он хоть как-то ограждал ее от тени безумия, устроившейся рядом с женщиной. Та самая тень имела вполне конкретные очертания. Эта самая тень твердила Илисте, что та стара, одинока и обречена. Илиста смотрела на свои руки и видела, что они стары, все в морщинах и высохли, отдав жизненные соки. Частью своего сознания Илиста понимала, что это морок, но зрение твердило об обратном. Безотчетно применив на практике, навыки актерской школы, Илиста глубоко задышала. С каждым вздохом дыхание успокаивалось, внутри скапливалась энергия, как и надо для выступления. Постепенно стали наливаться силой руки, ноги, ладони стали горячими. Потом получилось выкинуть страх из головы. Открыв глаза, Илиста еще раз посмотрела на свои руки. Они были нормальными, привычными, нестарыми. Зато за изгнанием страха стало хуже. Рядом с Илистой возникла ее бабка.

- Ты скоро станешь такой, - бабка была рядом на расстоянии вытянутой руки, но Илиста не стремилась ее обнять.

- Гыыы, - у Илисты пропал дар речи. Она попыталась что-то сказать, но горло перехватило.

- Хочешь быть всегда молодой? - бабка-искусительница прищурила глазки. Ни одного лишнего слова, никаких ненужных, отвлекающих пояснений.

Когда предлагаешь человеку согласиться получить все и одним махом, никогда не знаешь, что его соблазнит или остановит. Илисту остановило одно маленькое слово "всегда". "Всегда быть кем-то одним не возможно, как не возможно вечно остаться молодым", - была такая присказка у кого-то из знакомых актеров. Грудь у актрисы стала горячей, Илиста мельком подумала, что это сердце выскочило наружу.

- Неее, - Илиста истово замотала головой.

Бабка злобно хрюкнула и истаяла в воздухе.

- Жарко, - Илиста прохрипела и избыла накал эмоций.

Отцепиться от повозки, в которую оказывается Илиста впилась пальцами, было почти невозможно. Разогнув каждый палец осознанным усилием, Илиста свалилась на землю. Темнота стала рассеиваться вокруг нее, и она увидела, что рядом стоит повар Грим. Он также вцепился в повозку, словно за спасительную веревку на отвесном склоне. Илиста смогла разглядеть, что по его лицу струится пот, словно сейчас самый жаркий день лета. Сама он осознала, что чрезвычайно продрогла. Кое-как поднявшись, Илиста отметила, что юбка у нее порвана, а любимый нож засунут за пазуху. Именно он так согревал, пока Илиста общалась с призраком бабки.

Повар Грим тоже боролся с демонами. И если Илиста видела свою бабку, и боялась старости, то повару грезилась вечная дорога. Он и сам не понимал, что он устал от этого пути. Ему было ближе сидеть на месте. Повару иногда снилось, что они вечно ходят по этим дурным дорогам. Днем он не давал таким мыслям даже появляться в голове, а ночью они приходили и будоражили его. Вот и сейчас, повар Грим понял, что они так и будут вечно ходить по этим заколдованным дорогам. Волосы стали дыбом, ледяной ужас обреченности заполнил его тело.

- Дороги, дороги, дороги, - Грим готов был биться об угол повозки. Ему так хотелось, чтобы все закончилось. Если победить страх не удается, то надо посмотреть на него. Грим открыл глаза. За это усилие он отдал лет пять своей жизни.

- Жарко, - услышал Грим со стороны.

Действительно жара увязалась в голове повара Грима с решением всех его страхов. Он пришел к выводу, что достаточно спалить все эти повозки, тогда не будет никого пути. Помешанный на идеи все здесь спалить, повар Грим сумел дойти до повозки, где хранились запасы сухого горючего. Запалить огонь удалось с третьей попытки. Но судьбе сгореть некоторым заживо, а остальным потерять все имущество помешал случай в лице маленьких человечков.

Вунь чувствовал, что его серьга пульсирует. С его личным духом случилась беда. Вунь никак не мог определить направление. Он метался между повозками, как солнечный зайчик. Спрашивать у этих сумасшедших актеров было бесполезно. Все были настолько невменяемы, что Вунь чуть было не заплакал. Удерживало только постоянно повторение, что он поплачет потом, а сейчас надо найти его личного духа. В очередной раз пробегая между повозками Вунь увидел, что повар Грим готовится кинуть в повозку с горючей смесью пылающую палку.

Достав свой маленький ножик и подпрыгнув, Вунь всадил нож в руку повару. Палка упала на землю. Не обращая внимания на вопли повара, Вунь затаптывал огонь. Пронзительно закричав, Вунь смог дозваться своего сына Говоруна. Короткое приказание, и они смогли обезвредить чокнутого человека, крепко его связав, и пару раз стукнув по голове для надежности.

Потом Вунь опять кинулся искать Хэсса. На этот раз, то ли он стал поспокойнее, то ли серьга, наконец, нормально сработала. Вунь определил, куда надо бежать.

По пути он чуть не сбил красавицу Вику. Девушка горько рыдала. Эта ночь стала для нее настоящим кошмаром. Вика шла, не разбирая дороги, закрыв лицо руками. Она выла в голос и кричала непонятные вещи. Эта ночь даровала ей свет. Тот самый свет, который она не получила при рождении. Этот самый свет сделал ее жизнь не выносимой. В секунду она поняла, что ей мало того, что она имеет. Она подумала, что теперь уж точно ничего не изменить, и судьба у нее была другая, но при рождении кто-то ее похитил.

Вика вспомнила странные косые жалеющие ее взгляды. Она вспомнила, как люди старались ее не слушать, как игнорировали ее слова, они не воспринимают ее всерьез. Вика для них всегда была глупой. Отчаянье, смешанное со злобой, исторгли из Вики вой похлеще волчьего. Вике хотелось всем отомстить, но сначала ей пришло в голову, что надо найти свою судьбу. Она кинулась куда-то, не разбирая дороги.

Нашли ее утром, она сладко спала под одной из повозок. Потом Богарта разобрала по следам, что Вика раз триста обошла вокруг повозок. Она просто ходила по кругу. Тот самый свет не открыл двери ориентировки на местности. В этом Вика так и осталась глупой.

Анна тоже рыдала. Ее пугали призраки, которые загнали ее в угол повозки. Женщина сидела, поджав ноги к подбородку, что при ее толщине было слегка проблематично. Анна очень боялась, зубы клацали друг об друга, руки тряслись, а призраки забавно скалились. Им нравилось, что их боятся. Им нравилось вести страшную игру. Один призрак приближался и тянулся к женщине призрачной рукой, другой злобно рычал, а третий чуть отодвигался. Женщина инстинктивно отползала на свободное пространство. Призраки менялись ролями, и уже другой тянул руку. Женщина опять двигалась, и так она напоминала им человеческую игру в мяч, о которой призракам рассказывал кто-то из людей. В один из моментов Анна не успела отпрянуть от холодной руки, и та ее коснулась. Гримерша потеряла сознание.

- Так совсем не интересно, - обиделся один из призраков.

- Там есть кто-то, - второй показал рукой вправо.

- Соседняя повозка, - согласился третий.

Напрочь игнорируя стены, призраки унеслись в соседнюю повозку. Там их радостно встретил Казимир.

С Казимиром три ушлых духа обломались.

Духи было попробовали пугать Казимира, но тот сам начал ловить духов. Все время норовя треснуть кого-нибудь тяжелой серебренной ложкой. Как известно, серебро единственный метал, который имеет влияние на духов. Погоня худощавому Казимиру давалась легко. Он чуть ли не скакал по стенам. Духи как могли увертывались. Минут через пять Казимир притомился, и решил еще немного покурить, чтобы выше залазить на стены.

Он уселся на пол, поискал под лежаком банку с травищей и стал крутить бумагу. Духи зависли под потолком, рассматривая, что же делает этот человек.

Он все-таки соблазнил их курнуть. Сначала это было непросто для бесплотных духов, но решение было найдено. Ценой долгих умственных усилий, духи сумели сообразить, что надо уплотнить лёгкие.

Теперь в повозке сидели четыре обкуренных до розовых слонят субъекта и обсуждали влияние ранней эпохи Каджей на современное искусство.

Выяснилось, что духи тоже были людьми. Один признался, что всегда мечтал стать актером. Казимир тут же представил ему перспективы. Оказалось, что дух бы получал огромные деньги и был бы нарасхват в любых постановках. Когда Казимир отключился от реальности полностью, духи держали совет.