- Исправлять без знания причин не резон, опять получишь тоже самое, - Тори был уверен в своем ответе.
- Умный, - похвалила рыбка. - Тогда я тебе помогу. Ты пока отдохни здесь, дальше уж очень плохие места начинаются. Роздыха тебе не будет. Хочешь болтаем. Я тебе ужин сварганю без желания.
В очередной вечер в Темных землях Тори ужинал с рыбкой картофельными оладьями и кислым молоком.
Но не всем было так хорошо в Темных землях. Гармаш и Железяка искали обходной путь, но через два дня пути дорога их вывела к тому самому место, которое они стремились обойти.
- Нет, туда не пойдем, - было однозначным решением. - Надо возвращаться назад. Мы прорвемся, - говорил Гармаш, а Железяка грустно улыбался.
Волей-неволей им пришлось остановиться на ночь у неприятного места слез.
- Плачет кто-то. Замучил уже, - ворчал Гармаш.
Оба не спали.
- Плачет, - механически повторил Железяка.
- И тянет меня туда, а тебя?
- И меня тянет, - Железяка не отрицал своего состояния. - Может пойдем?
В это время вход в место слез засветился ярким призывным светом. Появилась фигура приведения.
- Долго вас еще ждать? Мы уже исплакались!
Оба авантюриста затихли. Им непривычно было общаться с приведением.
- А что там такое? - стал расспрашивать Железяка.
- Место слез. Вас будут испытывать на прочность. Все самые жалостливые вещи в этом мире будут у вас на пути, - сообщило приведение.
- И нам надо просто пройти? - Железяка уже поверил в возможность миновать это плохое место.
Приведение пропало, не дав ответа, но в голове у обоих зазвенело: "Это уже как сможете. Оставите всю свою жалость нам".
Путешественники сидели в прострации.
- Пойдем? - неуверенно спросил Железяка.
- Если мы пройдем это место, то станем безжалостными. Тебе это надо? - отозвался Гармаш.
Так они и сидели до самого рассвета. Решение вернуться назад было обоюдным.
В это утро крики Инриха и Илисты доставили части труппы несравненное удовольствие. Знавшие тайну, стали воспринимать их в качестве прекрасного театрального представления. В этот раз ругань стояла по поводу желания Илисты найти младенца для ряда последних сцен в постановке.
- О, Инрих! Как ты можешь быть таким бессердечным? - Илиста была в амплуа маковой невинности.
- Я? Это ты жестока. Где мы возьмем младенца? Это запрещено по гильдийскому уставу. Ты понимаешь, что это нарушение?
- Инрих, плевала я на этот устав. Не должно быть никакой фальши. Ара тоже говорил об этом.
Мухмур Аран, которого стали втягивать в конфликт, предпочел скрыться в повозке повара.
- Илиста, не капризничай, - Инрих пытался воздействовать на приму строгим тоном.
- Ты хочешь, чтобы мы провалились? Отвечай!
- Нет, конечно, дорогая.
- Нет, ты об этом мечтаешь, - теперь Илиста отрабатывала амплуа обиженной овечки.
- Дорогая, нам не нужен младенец. Давай изменим сцену, чтобы о нем говорилось, но его не выносить на сцену, - Инрих пытался найти конструктивный вариант действий.
- Ни за что! Я не позволю портить бессмертное творение Одольфо, - Илиста перешла на патетику.
Одольфо напыжился от собственной значительности. За такие слова он был готов простить предыдущие измывательства донны Илисты.
- О, Инрих... - общение на повышенных тонах продолжалось.
Хэсс отметил, что Алила с улыбкой наблюдает поведение Илисты, и даже пытается копировать ее характерные жесты.
- Я надеюсь, потом когда-нибудь ее сыграть в постановке Аран. Одольфо уже пишет про нее. Только никому не говори, - Алила попросила Хэсса шепотом.
Единственные, кого не занимали проходившие разборки, был отряд Богарты и Саньо. Ей доложили, что им на встречу идет караван из полусотни повозок. На всякий случай Богарте надо было удостовериться, что ее объектам нападение не грозит.
- Кхельт, Крысеныш за дело, - приказала начальница.
Но никакие приготовления не понадобились. Богарта с удивлением увидела, что в их сторону, на достаточно резвой лошадке несся Сесуалий - штатный критик труппы донны Илисты.
- Сес? - воскликнула Богарта.
Дело в том, что Сесуалий пропал почти два дня назад. Как его не искали, все было безрезультатно. Инрих велел трогаться дальше, после проверки состояния у местной ясновидящей, которую нашли в одной деревень. Она проясновидила, что Сес жив и скоро вернется в труппу.
- Воительница, - радости трезвого Сесуалия не было предела.
Уже позже критик рассказывал, что с ним приключилось. В последнем паршивеньком городишке он отправился на раздобычу горячительных напитков. Сразу же выяснилось, что у Сесуалия есть хороший артефакт - вместительная фляжечка, в которой помещается порядка сорока литров горячительного. В результате путешествия содержимое истощилось в половину. Сесуалию для вдохновения была нужна твердая уверенность в завтрашнем и послезавтрашнем дне.
В местной выпивной конторе он спросил о стоимости вина для этой фляжечки. Ему сказали две монеты. Сесуалий подставил фляжку и велел наливать. Двадцать литров ушли внутрь. Хозяин понял, что продешевил, и принялся скандалить.
На беду Сесуалия в лавки был и маг, который страдал от страшной мигрени, он и выкинул Сесуалия далеко за пределы города. Пришлось Сесу пробиваться к своим.
- Хорошо, что он меня бросил по привычному маршруту. В соседнем городке не удивились, они уже привыкли. По карте я нашел маршрут, и отправился с другими людьми в путь. Лошадку пришлось арендовать.
- А фляжка? - люди желали знать ответ.
Лицо критика вытянулось.
- Фляжку, я ухватил, но арендовал на ее содержимое лошадку, - неподдельная печаль в голосе Сесуалия внушала уважение, хотя некоторые личности закашлялись, похоже от подавляемого смеха.
- Иди отдыхай, - скомандовал Инрих.
Это счастливое возвращение подверглось большому общественному обсуждению. Одольфо решил вставить подобную сцену в ближайшее свое произведение.
Путешествующих с труппой монахов приключения Сесуалия не затронули совершенно. У них были другие темы для разговоров.
Шевчек заварил чай. Жанеко смотрел, как тает утро, и вел внутренний диалог.
Если бы их оценивал посторонний человек, то сказал бы примерно следующее.
Жанеко - более молодой в этой паре, лет двадцати пяти. Самым запоминающимся в молодом монахе был его голодный взгляд. За этим взглядом совершенно не замечались приятные черты лица, неслабая фигура, белозубая улыбка и приятный голос.
Шевчек был вдвое старше его. Крепкая спина, всепонимающая спокойная манера общения делала его похожим на героев старинных легенд.
На шее у обоих висел отличительный знак - медный круг.
В отличие от отцов ордена Вечного Бога, их орден предпочитал верить в гармонию мира, которую и символизировал круг.
- Ты заметил, что с этим орком что-то не то? Он отрезает клочки волос у членов труппы.
- Я знаю, Шевчек. Я не понимаю, зачем он это делает?
Шевчек перечислил с десяток ритуалов, требующих клочка волос объекта.
- С ним что-то не то, Жанеко. Мы должны предупредить добрых людей, с которыми идем.
- А ты не думаешь, что он действует по заказу кого-то из труппы? - возразил молодой Жанеко. - Должны ли мы вмешиваться не в свое дело?
- Должны. Если не мы, то... кто? - Ты заметил, что орк стал ходить за молодым лириком?
Жанеко сжал зубы, ему чрезвычайно был противен лирик. Его стихи Жанеко считал надругательством над словами, а общение с молодой актрисой Алилой - безнравственным.
- А лирик знает?
Шевчек прекрасно понимал истоки неприязни своего младшего напарника к местному лирику и старался быть максимально мягким.
- Нет, Хэсс не знает.
- Ему тоже будем говорить? - саркастически спросил Жанеко.
- Сперва надо поговорить с Инрихом.
- А может пока посмотрим за орком еще? - предложил Жанеко.
- С какой целью?
- Понять его больше. Вдруг он ничего плохого не делает.