Он хочет поскорее сделать такую петлю, удавку, уже оглядывается, уже что-то ищет… верёвку ищет… где возьмёт он верёвку на чужом берегу?.. Но тогда ему нужен гибкий ивовый прут или хотя бы верба, где-то тут должны расти вербы, должны расти также ивы – должны, но не растут. Не видит их Сосновый Корень. Нигде не видит. Вереск только под ногами. И он забыл уже про петлю. Про другое подумал. Вот гадюку найти. Наступить. Пусть ужалит. И ещё раз потом. Он смотрит себе под ноги, ищет гадюку, но нет здесь гадюк. Попрятались все от него. Не нужен он гадюкам. Никому он не нужен. Один-одинёшенек. Остался один. Совсем один.

Присел снова Сосновый Корень. Полностью голову сдавило. Совсем плохо ему. В груди тоже сдавило. Сердце, может быть, и само остановится. Вот сейчас остановится. Вот сейчас он упадёт. Он хочет слиться мыслями с сердцем, хочет отсчитывать тяжёлые удары, а потом вдруг приказать: хватит, стой! – но не получается так приказать. Не слушает сердце. Всё равно бьётся. Само по себе. Только болью покалывает. И в правом ухе засвистело. Но бьётся сердце. На что-то надеется. На что же надеется? Ему бы сказало! На что?.. ведь он один. И всегда теперь будет один. Навсегда.

Нету прока от этого сердца. Сосновый Корень глядит по сторонам. Опять что-то ищет… Растения. Есть ведь растения, из которых делают яд, а после намазывают наконечники… он намажет себя этим ядом, порежется и намажет – но как зовут эти растения, он почему-то даже не способен вспомнить, так ему плохо. А ведь много должно быть растений… или грибов… Вспомнил. Бледная поганка ему нужна, целиком съесть, даже две или три, в лесу много поганок, но здесь нет ни одной, нигде их не видит Сосновый Корень, а куда-то идти, он даже забыл, куда нужно идти, куда и зачем… Куда-то направился, вроде бы ищет – но что? Бредёт по подлеску, идёт меж деревьев, споткнулся, упал… Поднимается. На него глядит волк. Странный волк. Волк ему не поможет, ничем, но рядом вдруг раздвигаются ветки и появляются лесняки. Один за другим. Целых трое. Лица раскрашены серо-зелёным, в волосах листья. Окружили Соснового Корня, у животов держат дротики, двумя руками держат, не по-охотничьи, но ему всё равно. Он неожиданно улыбается: «Вот, убейте меня, лесняки!»

Кривой получилась улыбка, наверное. Странно глядят лесняки. Не спешат убивать. Тот, который напротив стоит, видимо старший. Тот подносит левую руку к груди и называет своё имя: «Кленкен». После указывает на Соснового Корня, хочет знать его имя, познакомиться хочет – зачем?.. Сосновый Корень повторяет: «Убейте меня, лесняки».

Недоверчиво глядит главный. Длинное, должно быть, имя. Сомневается. За спину Сосновому Корню показывает, туда, где река, за реку даже, где стойбище. Что-то хочет знать про степное стойбище, что-то по-своему говорит и вопросительно смотрит на Соснового Корня. Тот даже и не пытается понять. Опять повторяет: «Убейте меня, лесняки!»

Не убьют. Совещаются между собой, на него косо поглядывают. Наконец, старший, Кленкен, показывает на себя, на других двоих лесняков, даже на тихо прилёгшего волка, потом на закат. И говорит. Теперь Сосновому Корню почему-то понятно, что хочет сказать чужак. Уходят они. Уходят к себе. Глубоко в лес. А люди их ищут вниз по реке. И женщин, наверное, уведут. Сделают своими вторыми жёнами. А Игривую Оленуху не уведут. Никто уже не уведёт. Никто. «Убейте меня, лесняки», - повторяет Сосновый Корень, но у тех серьёзные лица, решение принято. Уходят они. И странный волк с ними. «А женщины где? Где спрятаны женщины?» - думает Сосновый Корень вдогонку. Или уже и не думает, потому что единственная женщина спрятана в земле, и даже не спрятана, но всё равно ведь не раскопать. Один он остался. Совсем один. И его жизнь никому не нужна. Леснякам – и тем не нужна. Сосновый Корень не знает, куда идти, потупил голову, но вдруг краем глаза видит мелькнувшие листья. Кажется, ещё один лесняк наблюдал за ним из засады. Ни разу не показался, не выдал себя. А когда трое ушли, продолжал наблюдать, как себя поведёт Сосновый Корень. Как он себя поведёт? Даже если пойдёт за ними, по их следам, они просто скроются. Его не убьют. Его приняли за сумасшедшего, с такими никто не воюет. Сосновый Корень вдруг громко смеётся, как будто и впрямь сумасшедший, наверное, он – сумасшедший, наверное, так. Да, именно так.

Вечереет. Сгущаются сумерки. Сосновому Корню, кажется, холодно. Его штаны до сих пор мокрые, он ведь плыл. Ночь будет холодная. Он ляжет на голую землю, уснёт и замёрзнет. Не проснётся уже. Не надо ему ничего больше искать. Просто лечь спать. Просто уснуть.

Он ложится. Но ему неуютно. Он ворочается. Постоянно что-то мешает, что-то его отвлекает, что-то не так. Всё же холодно. Холодно. Холодно. Или не очень уже. Или… Вот и заснул Сосновый Корень.

Но ему снится сон. Игривая Оленуха пришла. Жена. Смотрит с грустной улыбкой. Осуждает его: «Что же ты, муженёк? Почему так раскис? Потерпи уж чуточку. Скоро все вы уйдёте достойно. Сразу все вместе. Всем скопом. Потерпи, муженёк. Недолго осталось».

Он соглашается. Не может перечить жене. Не мог никогда, сейчас тоже не может. Потерпит немного. Со всеми уйдёт. Достойно уйдёт. Как подобает.

«Вот хорошо», - Игривая Оленуха улыбается уже без грусти. Такая красивая. Как и была. Даже лучше. «Скоро встретимся, - говорит. – Потерпи».

Терпит Сосновый Корень. Станет терпеть. Не ослушается.

****

Режущий Бивень не помнит, как снова очнулся. Не помнит, как вылез из дупла и оказался возле реки. Случилось другое, более важное, то, что затмило всё предыдущее. Затмила лужа. Какая-то лужа. Одна из многих возле реки. Утро едва-едва зачиналось, и Режущий Бивень тоже зачинался вместе с этим утром. Наверное, ему тяжело было смотреть вверх. И он смотрел вниз. Там была лужа, и на её гладкой поверхности будто бы отражалось странное лицо человека, или что-то другое там отражалось – Режущий Бивень не мог понять, что. Потому что пока он пытался понять, лужа начала плавиться под его взглядом, потом вдруг посыпались искры. Лужа стала сверкать, как звёздное небо, очень яркое; человек смотрел вниз, а всё равно видел небо – и это его поражало. Как здорово небо сверкало. Как лёд. Как всамделишный вездесущий лёд.

Но это и вправду был лёд. Режущий Бивень вдруг понял, что лёд настоящий, Режущий Бивень или кто-то другой, тот, кем он был, вдруг вспомнил всё. Одним махом. Словно хлопнули по спине – и выскочила застрявшая в горле кость. Выскочила пробка из его памяти.

Он вспомнил прошлую жизнь. Увидел в предрассветной луже. Повсюду был лёд и ещё волосатые крепкие люди со скошенными лбами. Он тоже был среди них. И знал их всех. Но сейчас его волновало другое. Ведь они вышли на мамонта. И вышли неудачно. Ужас объял всех людей. Мамонт схватил одного, обвил хоботом и ударил с размаху о ледяную скалу. Он это видел. Видел, как брызнули мозги из головы человека, как мгновенно окрасился лёд. Он слышал звук расколовшейся головы, непередаваемый звук. И победный рёв мамонта тоже слышал. Он чувствовал ужас и хотел убежать, куда угодно – но был кто-то ещё, кто присутствовал вместе с ним и совсем не хотел убегать, а заставлял досмотреть до конца. Вот он отступает. Вместе с другими. Расплескавшиеся по льду человеческие мозги вызывают приступ тошноты, ему дурно. Он знает этих людей, и знает этого мамонта. Он не держит ни на кого зла, он просто думает: «Надо как-то иначе. Должен быть другой путь, как добывать себе пищу. Должен быть другой путь!» Совсем ему тошно, вот-вот вырвет, но это знает другой, тот, кто рядом, а он – он неотрывно следит за мамонтом. Тот уже бросил размозженного и двинулся прямо на него, на боящегося. Ему очень страшно. Он метает неуклюжее копьё и даже в этот ответственный момент всё равно думает: «Должен быть другой путь!» Должен быть другой путь. Неправильно люди живут. Нужно искать другой путь! Его ноги скованы страхом. Его копьё чиркнуло мамонта по щеке, по тому месту, где должна быть щека, и отправилось куда-то дальше искать другой путь. Мамонта не нашло. Мамонт хватает его. Чёрный Мамонт схватил, но он не чувствует ни боли, ни страха, ничего. Только мысль о другом пути застряла запрудой, пробкой засела – но сейчас мамонт стукнет его о скалу, и выскочит пробка вместе с мозгами. Вот сейчас. Мамонт подбрасывает его, как пушинку, он летит вверх, долго-долго летит, а потом видит сверху, как тело падает. Прямо глазом на ледяной выступ. Но это уже без него. Он покинул охоту. Он потом придёт снова. Чтоб тропить другой путь. Он придёт – и отыщет. Чёрный Мамонт его надоумил. Спасибо тому. Спасибо им всем, кто был с ним, кто снова будет… Спасибо…