Усевшись за стол, она принялась перебирать лежавшие на нем папки с бумагами. Но прежде чем Мадлен успела просмотреть хотя бы первую из них, раздался стук в дверь.
Не поднимая головы, она произнесла:
– Войдите!
Доктор Алленфорд, главный хирург отделения трансплантации, уверенно вошел в кабинет и подошел к ее столу.
– Полагаю, вы не откажетесь еще от одной чашечки горячего кофе? – обратился он к Мадлен, усаживаясь на предназначенный для посетителей стул, обитый зеленой материей с цветочным рисунком.
Мадлен отрицательно покачала головой:
– Спасибо, но я уже пила сегодня.
Он энергично взлохматил свою густую седую гриву и вздохнул с притворным огорчением.
– Ну что ж… Тем более что Рита постоянно пилит меня за то, что я пью слишком много кофе.
Мадлен усмехнулась, ожидая, когда же Алленфорд наконец перейдет к делу.
– У нас еще один пациент на трансплантацию сердца.
Мадлен никогда не надоедало узнавать подобные новости. Всю ее усталость и плохое настроение как рукой сняло, ей хотелось сразу же узнать подробности.
– Вот как?
– Не делай такого заинтересованного лица. Положение у него – хуже не придумаешь. Долгое время употреблял наркотики, постоянно пил-курил, бегал за женщинами – если, конечно, верить газетам. Словом, сердце его порядком поизносилось.
– Вот как? – Мадлен откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на человека, который научил ее почти всему, что она знала о пересадке сердца. Алленфорд был, что называется, хирург от Бога и, как следствие, отличался амбициозностью и уверенностью в себе. И если уж Крис говорил, что дела пациента плохи, значит, так оно и было.
– Ситуация критическая.
– Данные анализов?
– Ему тридцать четыре года, СПИДа и рака нет. Кардиопатия в терминальной стадии. Провели вчера обычную серию анализов крови, там все в порядке. – Крис подался вперед и подвинул малиновую папку поближе к Мадлен. – Но в целом, как я сказал, дела у него неважные. Он один из этих богатых, знаменитых голливудских типов, которые думают, что весь мир у них в кармане.
Мадлен и раньше уже говорила с Крисом на эту тему. Как обычно, он думал в первую очередь о том, как результаты операции скажутся на репутации клиники и каковы реальные шансы пациента на длительное выживание после пересадки. Только тщательно взвесив все «за» и «против», он решал отдать конкретному больному то или иное сердце, поскольку сердца являлись страшным дефицитом. Мадлен не завидовала Крису. На его плечи ложилась колоссальная ответственность. Всякий раз, когда он принимал решение в пользу одного из пациентов, другие тем самым почти наверняка приговаривались к смерти. И так всегда: кто-то выживал, кто-то умирал. Очень просто. Клиника не могла позволить себе роскошь трансплантировать сердце пациенту, который впоследствии не сможет ухаживать за ним должным образом.
– Я встречусь с пациентом, поговорю с ним, – сказала она.
Крис взглянул на Мадлен. Одного взгляда было достаточно, чтобы они поняли друг друга: оба знали, что Мадлен поддержит решение Алленфорда и этим как бы примет на себя часть его ответственности. «Я скажу, следует ли давать ему шанс…»
Обычному смертному нельзя было иметь такой власти над жизнью другого смертного.
– Мы должны во что бы то ни стало сохранить его анонимность. По всем документам он будет у нас проходить под чужим именем. Так что предупреди персонал: если его настоящее имя и диагноз станут известны хоть одной живой душе, я уволю их всех до единого.
– Я поняла.
– Я сам поговорю с ними, чтобы они делали все как можно быстрее. Хильда проведет все остальные анализы и даст больному необходимые указания. – Он многозначительно посмотрел на Мадлен. – Если в самое короткое время этот пациент не получит новое сердце, не хотел бы я оказаться на его месте.
Она понимающе кивнула. За годы работы в клинике они научились прислушиваться к своему внутреннему голосу.
– Хотите встретиться сегодня в обеденный перерыв и поговорить более конкретно?
– Очень хорошо. Тогда часа в четыре, если ничего к тому времени не произойдет.
– Отлично. – Улыбнувшись ему, Мадлен раскрыла папку и заглянула в графу «Имя». Анджело Доминик Демарко.
– Нет, – прошептала она, не в состоянии поверить в это.
Она резко захлопнула папку, но было уже поздно. Воспоминания нахлынули с такой силой, словно бы Энджел в этот миг оказался в ее кабинете. Она вспомнила громкий, кудахтающий смех Энджела, вспомнила его слегка развинченную походку, его манеру проводить рукой по длинным, темным, почти черным волосам. Но лучше всего она запомнила его зеленые глаза под густыми бровями и хищное, угрожающее выражение лица. До тех пор, пока он не улыбался.
Прошло шестнадцать лет, но она отлично помнила власть его улыбки. Ее можно было сравнить с солнечным лучом, пробивающимся из-за туч.
Фрэнсис. Неожиданно она вспомнила о нем и поняла: известие о болезни брата разобьет его сердце. Господи, как же она сможет сказать Фрэнсису, что Энджел со дня на день может умереть?!
– Мадлен? – Голос Криса вернул ее к действительности.
Она смотрела на него, силясь сообразить, что она должна сейчас сказать, но образы давно минувших дней вытеснили из ее головы все мысли и чувства, кроме волнения и страха.
– Крис, я не могу взять этого пациента.
– Что?
– Энджел – брат Фрэнсиса.
– А, этого твоего священника… Ты и Анджело знаешь?
Мадлен постаралась взять себя в руки.
– Да. То есть нет… Не особенно хорошо. – Она пожала плечами. – Собственно, мы были знакомы, но это было так давно… Мы еще были детьми.
Крис прищурился.
– Детьми, говоришь? И ты с тех пор ни разу с ним не встречалась?
– Ни разу.
– Ненавидишь его?
Мадлен задумалась.
– Нет, пожалуй, – помолчав, сказала она. – Никакой ненависти.
Он улыбнулся:
– Все еще любишь его?
Этот неожиданный вопрос сбил ее с толку. В мыслях она столько раз представляла себе Энджела смеющимся темноволосым мальчиком с невероятными амбициями и несбыточными мечтами, того самого мальчика, который завладел ее сердцем и которому она подарила первый в своей жизни поцелуй. Но вслед за светлыми нахлынули ужасные воспоминания, от которых больно заныло сердце.
– Нет, не люблю.
– Вот и прекрасно. – Поднявшись, он оперся обеими руками о стол и заглянул Мадлен в глаза.
– Ты нужна ему, Мадлен.
– Не передавайте его мне, Крис. Отдайте кому-нибудь другому.
– Ты лучше всех других, черт возьми, и сама отлично это знаешь. А этот человек умирает, Мадлен. И все его надежды – только на тебя. По крайней мере ты должна хоть встретиться с ним.
Мадлен с отчаянием смотрела на Алленфорда, понимая, что выбора у нее нет. И еще: она не могла позволить Энджелу умереть.
– Хорошо, Крис.
Он улыбнулся:
– Отлично, другого я от тебя и не ждал. – Повернувшись, он направился к дверям. Открыв дверь и уже держась за ручку, Крис обернулся: – Хотел бы уже сегодня ознакомиться с твоим заключением. Потому что, если мы будем доставать для него донорское сердце, он должен быть немедленно включен в список. И запомни, мы должны быть предельно осторожны: знаменитость все-таки… Я не могу позволить, чтобы из-за него был подорван престиж клиники.
– Понимаю.
Алленфорд вышел и закрыл за собой дверь.
Мадлен осталась сидеть неподвижно, глядя в пространство перед собой.
Энджел Демарко вернулся.
6
Она так долго собиралась с духом, стоя перед палатой Энджела, что на нее уже стали обращать внимание. Вдруг за спиной послышались шаги, и чья-то легкая рука легла на плечо Мадлен.
– Все в порядке, доктор?
Мадлен с усилием оторвала взгляд от написанного на двери имени и обернулась.
На нее внимательно смотрела Хильда, строгая медсестра невысокого роста, разговаривавшая со всеми, кто работал в отделении трансплантации, как сержант разговаривает со своими солдатами.