Бренда, встав на сиденье кресла коленями, смотрела в окно с таким видом, словно предпочла бы сейчас оказаться именно там, за стеклом. Я подошел к ней сзади, обнял, сжал ладонями ее груди… Из-под оконной рамы сквозило, и я вдруг понял, как много времени прошло с той первой теплой ночи, когда, обняв Бренду, я ощутил трепыханье маленьких крыльев за ее спиной. Я понял, зачем приехал в Бостон — пора было заканчивать наш роман. Хватит тешить себя дурацкими мечтами о нашем браке.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Да.
Я не ожидал такого ответа. Честно говоря, я не ждал никакого ответа, потому что задал свой вопрос лишь из участия, пытаясь смягчить ее нервозность.
— И что же произошло? — пришлось мне задать еще один вопрос. — Почему ты мне ничего не сказала, когда звонила?
— Это произошло сегодня.
— Неприятности с учебой?
— Нет. Мои родители все узнали.
Я развернул ее к себе.
— Ну и хорошо. Моя тетя тоже в курсе, что я уехал к тебе. Какая разница?
— Они узнали про лето. Про то, что мы с тобой занимались любовью.
— Что?!
— Да-да…
— …Рон?
— Нет.
— Может… Ты хочешь сказать… Джулия?
— Нет, — ответила Бренда. — Им никто ничего не говорил.
— Я ничего не понимаю.
Бренда слезла с кресла, подошла к кровати и уселась на самый ее краешек. Я сел в кресло.
— Мама нашла его.
— Колпачок?
Она кивнула.
— Когда?
— Наверное, на днях, — Бренда подошла к бюро и раскрыла свою сумочку. — Вот, почитай. Лучше в порядке поступления.
Она бросила мне помятый, замызганный конверт — похоже, Бренда не раз вынимала его из кармана.
— Я получила его сегодня утром, — сказала она. — Заказной почтой.
Я открыл конверт и начал читать:
РАКОВИНЫ ДЛЯ КУХНИ И ВАННОЙ — ПАТИМКИН
«Всех видов — всех размеров»
Дорогая Бренда
Не обращай Внимания на Мамино Письмо, когда получишь его. Я люблю тебя доченька если тебе нужно пальто я куплю Тебе пальто. У тебя всегда будет все что ты пожелаешь. Мы все верим в тебя поэтому не расстраивайся получив мамино Письмо. Конечно она сейчас немного истерична из-за шока и она так много Работала для «Хадассы». Она Женщина и ей трудно понять некоторые жизненные Потрясения. Конечно я не могу сказать что это Нас не удивило потому что с самого начала я был добр к нему и Думал что он будет благодарен нам за те дни которые провел в нашем доме. Некоторые Люди оказываются совсем другими чем тебе кажется но я готов простить его. Ты всегда была умненьким Козликом и у тебя всегда были отличные отметки и Рон тоже всегда был Хорошим Мальчиком, и главное, Послушным мальчиком. Поверь мне я на старости лет не собираюсь проклинать свою кровь и плоть. Что касается твоей ошибки, то для такой ошибки нужны Двое и теперь когда ты в колледже подальше от него я надеюсь у тебя все будет хорошо. Надо верить в своих детей так же, как веришь в свой Бизнес или любое другое серьезное начинание и нет такого проступка который нельзя простить особенно когда дело касается Нашей крови и плоти. У нас прекрасная дружная семья. Почему бы и нет???? Веселых тебе праздников а я помолюсь за тебя в Синагоге как молюсь каждый год. В понедельник я приеду в Бостон и куплю тебе пальто. Какое захочешь, потому что я знаю какие там у вас Холода… Передай привет Линде и не забудь пригласить ее к нам на День Благодарения как в прошлом году. Вы тогда так хорошо провели время. Я никогда не говорил ничего плохого ни о твоих друзьях ни о друзьях Рона и случившееся исключение только подтверждает правила. Счастливых тебе праздников!
ТВОЙ ПАПА.
Под этим текстом следовала подпись — Бен Патимкин. Но она была перечеркнута, а строчкой ниже опять стояли «Твой папа» — словно запоздалое эхо первой подписи.
— Кто такая Линда? — спросил я.
— Мы жили с ней в одной комнате в прошлом году. — Бренда подала мне второй конверт. — А это я получила сегодня в обед. Авиапочтой.
Это было письмо от миссис Патимкин. Я начал было читать, но потом на секунду отложил листок в сторону.
— Ты получила его после?
— Да, — ответила Бренда. — Когда я прочитала утром папино письмо, то не могла понять, что произошло. Ты читай, читай.
Дорогая Бренда,
Даже не знаю, с чего начать. Я проплакала все утро. У меня были такие красные глаза, что пришлось пропустить собрание активисток. Я никогда не думала, что такое случится с моей дочерью. Думаю, ты догадываешься, о чем речь, поэтому я не буду унижать ни тебя, ни себя, называя вещи своими именами. Скажу лишь, что сегодня утром, когда я чистила шкафы и складывала отдельно летние вещи, то обнаружила в нижнем ящике твоего комода, под теми свитерами, которые ты, возможно, помнишь, я обнаружила там кое-что. Я рыдаю с той самой минуты, когда увидела это, и не могу остановиться. Недавно звонил твой папа и услышав, как я расстроена, сказал, что немедленно выезжает. Наверное, будет с минуты на минуту.
Я не знаю, чем мы провинились перед тобой, чем заслужили подобное твое отношение. Мы любили тебя, уважали, создавали тебе все условия. Я всегда гордилась, что у меня такая самостоятельная маленькая девочка. Когда тебе было тринадцать лет, ты так ухаживала за Джулией, что любо-дорого было на вас смотреть. А потом ты оторвалась от семьи, хотя мы устраивали тебя в лучшие школы и покупали все, что можно купить за деньги. Почему ты так с нами поступила — я понять не могу. Этот вопрос я унесу с собою в могилу.
У меня нет слов, чтобы охарактеризовать твоего приятеля. За него должны нести ответственность его родители — хотя мне страшно подумать о том, в какой обстановке он рос, если оказался способен на такое. Вот как он отплатил нам за наше гостеприимство, за то, что мы были так добры к нему, постороннему для нас человеку. Никогда в жизни я не пойму, как вы могли вести себя подобным образом в нашем собственном доме. Наверное, все очень изменилось со времен моей молодости, раз молодежь позволяет себе такое. Я не перестаю спрашивать себя: «Неужели она ни разу не подумала о нас, когда вытворяла такие вещи?» Ладно, меня мы в расчет брать не будем — но как ты могла столь неблагодарно поступить по отношению к отцу? Не дай Бог, Джулия узнает обо всем этом…
Бог знает, чем ты занималась все эти годы, когда мы так верили в тебя.
Ты разбила наши родительские сердца — так и знай. Вот какова твоя благодарность…
МАМА
Миссис Патимкин подписалась всего один раз, да и то микроскопическими буквами — словно шепотом.
— Бренда, — сказал я.
— Что?
— Ты собираешься плакать?
— Нет. Я уже плакала.
— Не начинай снова.
— Я стараюсь, Господи…
— Хорошо… Бренда, могу я задать тебе один вопрос?
— Какой?
— Почему ты оставила его дома?
— Потому что я не собиралась пользоваться колпачком в Бостоне.
— А если бы я к тебе приехал? То есть, я хочу сказать: вот я к тебе приехал… И что мы будем делать без колпачка?
— Я думала, что сама приеду к тебе.
— Неужели ты не могла взять его с собой? Как зубную щетку?
— Ты шутишь?!
— Нет. Я всего лишь спрашиваю, почему ты оставила колпачок дома.
— Я же тебе сказала! Я думала, что сама приеду на праздники.
— Но, Бренда, это нелогично. Допустим, ты приехала бы домой на праздники. Но потом ведь ты вернулась бы обратно?! Ты взяла бы колпачок с собой?
— Я не знаю…
— Ты только не сердись, — попросил я.
— Это ты сердишься.
— Я не сержусь — я просто расстроен.
— Значит, и я расстроена.
Я промолчал. Потом подошел к окну. За стеклом в темном небе сверкали месяц и звезды. Вдалеке виднелись огни университетского городка, которые начинали мерцать всякий раз, когда ветер налетал на деревья, росшие под окном.
— Бренда…
— Что?
— Ты ведь знаешь, как к тебе относится мать. Ну разве можно было так рисковать? Глупо с твоей стороны оставлять колпачок дома.