Не взяв провизии, пришлось зайти в деревню Ярю (810 ф. н. у. м.).
Моим спутникам очень не хотелось идти далее в горы, но я не обратил на это внимания, тем более что людей у меня было раз в пять более, чем было нужно. К каравану присоединилось несколько человек из деревни Ярю. Мы продолжали следовать по ложу реки, то есть по булыжникам; в некоторых местах (у порогов) пришлось карабкаться вверх по гладким мокрым камням. Вообще дорога была не особенно хороша. В третьем часу пошел дождь, и все горы были покрыты облаками; идти поэтому вперед было не к спеху. Я сказал туземцам, чтобы они строили шалаш, а сам расположился на ночлег. Сварил себе суп и смерил высоту местности с помощью аппарата Реньо, которого результат был почти одинаков с показанием моего анероид барометра. Высота оказалась равною 860 футам н. у. м. Было очень прохладно, вероятно, вследствие дождя. Всю ночь дождь лил как из ведра. Крыша из непромокаемого одеяла, растянутого над моею койкою, оказалась очень удачно расположенною. Несмотря на ливень, я остался совершенно сух, но воздух был весьма сыр, и я не был уверен, что день пройдет без лихорадки.
Я поднялся в 6 часов и, видя, что не все мои люди готовы, не стал их ждать, а объявил, что тамо билен могут следовать за мной, тамо борле{102} могут оставаться. Это подействовало — почти все последовали за мной.
Вследствие дождя ночью в реке было гораздо больше воды, чем вчера, камни были очень скользки, и надо было быть весьма осторожным в некоторых местах.
Пройдя немного, пришлось лезть по скату направо, без малейшего следа тропинки. Мои спутники стали уверять, что здесь дороги нет, почему мне пришлось идти или, вернее, лезть вперед. К великой моей досаде, я почувствовал, что вчерашний дождь, от которого я промок, и ночная сырость оказали свое действие и что пароксизма лихорадки мне не миновать. Голова сильно кружилась, и я подвигался как бы в полусне. К счастью, скат был покрыт лесом, так что можно было, придерживаясь и цепляясь за лианы, сучья и корни, подвигаться вперед. При одной крутизне помню, что потянул руку к лиане, что произошло после этого — положительно не знаю…
Проснулся я как будто от человеческих голосов. Я открыл глаза — вижу кругом лес, и не мог ясно представить себе, где я. От общего утомления я снова закрыл глаза и при этом почувствовал значительную боль в разных частях тела и отдал себе отчет, что нахожусь в очень странном положении: голова лежит низко, между тем как ноги гораздо выше. Я все-таки не мог уяснить себе, где нахожусь.
Когда я опять открыл глаза, то недалеко от меня послышался возглас: "А я тебе говорил, что Маклай не умер, а только спит". Несколько человек туземцев выглянули из-за деревьев. Вид этих людей возвратил мне память. Я вспомнил, что с ними я лазил в гору, вспомнил, как схватился за лиану, чтобы удержаться. Мой вес оказался несоответственным ее крепости, и вот каким образом я очутился на десяток шагов ниже и в таком неудобном положении. Я недоверчиво пощупал ноги, бок и спину, а затем приподнялся. Ничего не было сломано, хотя бок и спина болели, и кажется, что я чувствовал себя бодрее, чем когда свалился. Хотел посмотреть на часы, оказалось, что, вероятно, от толчка при падении, они остановились. Солнце было уже высоко, так что я имел основание думать, что пролежал в не особенно комфортабельном положении более 2 часов, а может быть, и еще дольше. Времени нельзя было терять, а то к 3 часам, пожалуй, опять пойдет дождь и с вершины ничего не будет видно. К счастью, один из моих анероидов оказался в полной исправности. В этом месте высота горы была 1500 ф. Немного пошатываясь, спустился я к неглубокой долинке и сошел, а затем взобрался снова на холм, который туземцы называют Гумугуа и вышина которого была 1880 ф. После него следовала опять неширокая долина, а затем возвышенность в 2400 ф. Идя все далее, мы пришли к вершине горы Тайо, к куполообразной возвышенности, которая с моря придает этому пику такую характерную форму. На небольшой площадке росли много высоких деревьев; высота здесь была 2680 ф. Мои спутники, чтобы показать жителям окрестных деревень, что мы добрались до вершины, зажгли костер.
Двум из них, более ловким, я передал белый флаг из толстой холстины, могущий противостоять некоторое время разрушению и прикрепленный к палке, с приказанием привязать его у вершины самого высокого дерева, обрубив сперва сучья. Когда это было сделано, мы отправились вниз. Я был разочарован этою экскурсиею, потому что по случаю растительности вокруг площадки на вершине пика панорама была очень ограниченная, а я не подумал взять с собою несколько топоров, чтобы вырубить кругом деревья. Мы сошли вниз до места нашего ночлега благополучно и, пообедав здесь, направились в Богати. Из ближайших деревень сходились люди, так что к вечеру моя свита состояла более чем из 200 человек. Хотя я чувствовал значительную усталость, я не захотел нигде останавливаться, и при свете многих десятков факелов мы вошли в Богати в 9 1/2 часов вечера.
Б у л у-р и б у т. Мне как-то не спалось, и подумалось мне, что хорошо было бы послушать музыку, которая всегда освобождает от различных назойливых размышлений. Ряд дальнейших соображений навел меня на мысль о том, что, путешествуя на Малайском полуострове, я не раз в селениях и даже в лесу засыпал под звуки своеобразной заунывной музыки малайских булу-рибут.
Надеясь, что Сале сумеет их сделать, я заснул очень довольный своей идеей. Узнав на другой день, что Сале действительно умеет делать булу-рибут, я приказал ему заняться ими и сделать мне 4–5 штук различной величины.
Объясню в двух словах, что такое булу-рибут, по крайней мере, та форма, которая в употреблении у малайцев Иохора (южной оконечности Малайского полуострова) и Явы. Они состоят из стволов бамбука различной длины (до 60 фут. и более), внутренние перегородки которых удалены, а затем в разных местах и в различных расстояниях друг от друга сделаны продольные щели, широкие и узкие. Такие бамбуки укрепляются у хижин, на деревьях, в деревне, а иногда и в лесу; ветер, проникая в щели — в одну или несколько зараз, — производит весьма курьезные звуки. Так как отверстия расположены с разных сторон бамбука, то различный ветер приводит в движение эти оригинальные эоловы арфы. От длины и толщины стенок бамбука, степени сухости его и положения булу-рибут (т. е. находится ли он посреди дерева или на вершине его) зависит характер звуков.
Дня через три Сале показал мне 5 штук сделанных им булу-рибут; два из них имели более 40 фут. в вышину. С помощью моих людей я распределил их по вершинам стоящих около хижины деревьев, укрепив один из них на самой веранде моего дома. Так как полагается, как объяснил мне Сале, чтобы булу-рибут стоял перпендикулярно, то нам стоило немалого труда прикрепить их к деревьям надлежащим образом, тем более что их нужно было привязывать во многих местах для того, чтобы их не сдуло ветром.
Я с нетерпением ждал вечера, чтобы убедиться, удались ли Сале его булу-рибут, так как днем ветер слишком силен и шелест листьев окружающего леса и шум прибоя на рифе, вокруг мыска, заглушают звуки малайской эоловой арфы.
Заботы и разнообразная деятельность в течение дня совершенно отвлекли меня от мысли о бамбуках, и только когда я уже лег и стал засыпать, я услышал какие-то протяжные меланхолические звуки, а затем был озадачен резким свистом, раздавшимся у самого дома; свист этот повторялся неоднократно. Несколько других трудноопределяемых звуков — не то завыванье, не то плач — слышались близ дома. Я услыхал голоса Сале и Мёбли, толкующих о булу-рибут, и вспомнил о нашем утреннем занятии. В течение ночи меня раза два будил резкий свист на веранде; так же явственно слышал я звуки и других бамбуков. Вся окрестность казалась оживленною этими звуками, которые перекликались, как разноголосые часовые на своих постах.
На другой день никто из туземцев не явился ко мне. Когда же и следующий день прошел без посещении, я стал недоумевать и думать, что в Бонгу, вероятно, что-нибудь случилось, почему туземцы целых два дня не показываются около дома. Это было совершенно против их обыкновения, так как редко проходил день, чтобы кто-нибудь из жителей окрестных деревень не зашел посидеть и поболтать со мною или с моими слугами. Вследствие этого я отправился в деревню узнать, в чем дело.
