Литмир - Электронная Библиотека

Каждан Александр Петрович

Византийская культура

Об этой книге

В простом, казалось бы, ее названии («Византийская культура») на самом деле оба элемента требуют пояснения.

Термин «культура» употреблен здесь в самом широком значении: под культурой понимается вся совокупность творческой деятельности конкретного общества — от производства материальных благ до мифологии и художественных идеалов. При этом я не вкладываю в понятие «культура» никакого этического содержания, т. е. не противопоставляю культуру как категорию, связанную с созиданием и расцветом, цивилизации как синониму окостенения и упадка.

Строго говоря, государства, именовавшегося Византией, никогда не существовало — его самоназванием было «Империя ромеев»; отсюда происходят распространенное на латинском Западе «Романия», равно как и турецкое «Рум». Византии был древнегреческим городом на берегу Боспора, но по иронии судьбы он перестал быть Византием как раз в тот момент, когда родилась Византийская империя: превращение Византия в Константинополь, в столицу Империи ромеев, — один из наиболее заметных признаков возникновения нового государства. И наоборот, научный и условный термин «Византия» для обозначения уже не города, но государства был введен учеными-гуманистами как раз после того, как Империя ромеев перестала существовать, завоеванная турками.

Отношение к Византии, к византийской культуре в науке и в обществе нового времени долгое время оставалось негативным. Не станем здесь выяснять причины подобной трактовки — это особая тема. В Византии усматривали средоточие косности, византинизм сделался чуть ли не бранным словом. Единственное, что снисходительно ставилось в заслугу византийцам, — сохранение древних традиций, передача «эстафеты» античного наследия. Кстати сказать, сама по себе подобная роль не так уж мала, и все же такая оценка не исчерпывает значения византийской культуры. Византия на протяжении столетий была передовой страной средневековья, и здесь, в Византии, создавались особые, средневековью свойственные ценности и художественные памятники. И если XIX столетие с почтительным трепетом принимало античные ценности, усматривая в них непревзойденный образец, то наш век все чаще и чаще обращается к византийскому опыту для осмысления современности.

Для русского читателя традиции византийской культуры имеют особое значение — ведь Византия была наставницей славянского мира. Южные и восточные славяне обязаны Византии письменностью; в ее сокровищнице черпали они эстетические принципы, у нее перенимали политическую фразеологию и некоторые моральные нормы вместе с искусством варить стекло и строить храмы.

Историография XIX столетия оставила нам в наследство дескриптивно-классифицирующий метод исследования. В приложении к нашей теме это означало рассечение объекта анализа на составные элементы: деревенский быт, ремесленное производство, монашество, живопись. Более того, характеристика аграрных отношений нередко имеет тенденцию превратиться в каталогизацию отдельных документов, описывающих конкретную аграрную ситуацию, характеристика литературы и изобразительного искусства — в классификацию памятников. Такая каталогизация и классификация полезны для исследователя, по, возведенные в абсолют, они убивают целое. Общество не есть механическая совокупность деревенского быта, ремесленного производства и живописи и тем более не инвентарь сохранившихся до нашего времени плодов общественного творчества. Общество — целостная функционирующая система, которая может быть понята только во взаимосвязи ее составных частей. Можно сказать иначе: византийская культура не сводится к сумме памятников литературного, текстильного, живописного, юридического или какого-нибудь иного творчества, она — те принципы, на которых все это творчество зиждилось.

Так формулируется задача этой книги: построить модель византийского общества в его функционировании. Византия просуществовала доброе тысячелетие. Мы ограничимся в книге преимущественно X—XII столетиями. Это было критическое время: византийское общество достигло классических форм и его дальнейшее движение вперед могло осуществляться лишь путем перестройки социальных, политических и художественных норм. Казалось бы, Византия должна пойти от средневековья к Ренессансу. Ее трагедия в том, что она не пошла по этому пути.

Эта книга возникла как курс лекций, читанных сперва в Петропавловском педагогическом институте (Казахская ССР), затем на классическом отделении филологического факультета МГУ. Автор с признательностью вспоминает своих слушателей, чья любознательность помогла ему многое понять и сформулировать. Автор благодарен своим друзьям и коллегам, особенно А. В. Банк, А. Я. Гуревичу, В. Н. Лазареву, С. П. Маркишу и 3. В. Удальца-сой, за критическое чтение рукописи; я благодарен также И. И. Шевченко (Вашингтон) и А. Гийу (Рим) за любезно присланные фотографии.

К сожалению, специфика книги, рассчитанной на широкого читателя, не позволила с желательной подробностью развернуть аргументацию.

Глава I. Присвоение мира

Человек средневековья воспринимал окружающий ого мир явственно раздвоенным. Это раздвоение начиналось с самого непосредственного, с физически близкого — с ландшафта. Для обитателя германских или русских равнин это было раздвоение плодоносящей нивы и дикого бора, для жителя аравийских степей — раздвоение оазиса и пустыни. Мир возделанный, мир добрый противостоял жуткому миру демонов, разбойников и хищных зверей.

Ландшафт византийца оказывался столь же раздвоенным. Люди жили в крохотных долинах, окруженные и сдавленные горными цепями. В долинах рос виноград, поднимались оливковые деревья с серебристыми листьями, урожай можно было собирать дважды в год — в горох зимы были морозными, снег заносил пешеходные тропы. Горы казались враждебными, недобрыми. Их населяли разбойники и барсы, да время от времени появлялись отары овец под охраной собак и вооруженных луками пастухов. Именно горы были для византийца отрицанием цивилизованности и потому излюбленным местом для ищущих религиозного подвига: в горы уходили отшельники, порывая с привычным жизненным укладом. Главнейшее Б Византии средоточие монастырей, Афонский полуостров, назывался Святой горой.

Землю приходилось отвоевывать у гор, освобождая участки под хлебное поле, под виноградник. Статистические данные тех веков редки, но все-таки до нашего времени сохранилась опись земель на острове Патмос (в Эгейском море), составленная в конце XI в. Она дает некоторое представление о тех условиях, в которых трудился византийский земледелец: только 17% всей площади Патмоса оказалось годной под пахоту; при этом не более 4,5% площади могло быть обработано с помощью упряжки быков, остальное же — из-за гористого рельефа и обилия камней — приходилось возделывать лопатами и мотыгами.

К тому же воды не хватало. Дожди выпадали нзчасто, а отсутствие больших рек препятствовало созданию централизованной оросительной сети. Для собирания драгоценной влаги строили цистерны, от ключей и горных речек отводили канавы и канальчики для орошения полей и садов. л Существовала специальная профессия подносчика воды: на некоторые огороды и в сады воду приходилось таскать вручную. Воду «похищали», т. е. отводили в канал, скажем, для того, чтобы поставить водяную мельницу. Из-за воды ссорились, заводили тяжбы. Без искусственного орошения византийское сельское хозяйство не могло развиваться нормально.

Несмотря на все трудности, земледелие в Византии было по тем временам цветущим.! В Италии Х- XI вв. обычный урожай достигал сам-тр~и или сам-четьтре, п даже в XIII в. десятикратный урожай расценивался как идеальный. В Византии он был, по-видимому, выше: с некоторых полей собирали даже сам-двадцать.

Впрочем, пищевой рацион византийца показался бы нам скудным и однообразным. Хлеб и вино занимали в нем главное место. Хлеба (в переводе на зерно) съедали в день примерно 325—650 г. Все остальное составляло приварок, желательное, но отнюдь не обязательное добавление к хлебу. Хлеб, как и в древности, пекли ячменный и пшеничный: те новые культуры, которые распространились в средние века к северу от Дуная (рожь, овес, просо), нашли в Византии лишь очень ограниченное применение.

1
{"b":"115376","o":1}