Следующий урок метеорологии через три дня. Успеем оклематься.

Мы ненавидели метеорологию так, как можно ненавидеть кровного врага. Переводили нас с курса на курс лишь благодаря тому, что мы успевали по другим предметам, и начальнику УЛО,[8] очевидно, приходилось уговаривать Громобоя ставить нам переходную тройку.

Закончив училище и попав в полк, который перегонял машины с заводов в строевые части, метеорологией мы стали заниматься меньше. Общение с синоптиками ограничивалось теми минутами, когда они знакомили нас с метеоусловиями по маршруту или когда мы в полете докладывали о наблюдаемой погоде. А после посадки давали им на подпись полетный лист.

Иногда непогода загоняла нас на запасной аэродромчик. Перечитав подшивки старых газет, обалдев от скуки, мы принимались костерить на чем свет стоит опостылевшую непогоду, а заодно и синоптиков, словно они были виноваты в неожиданно свалившемся циклоне. Особенно усердствовал в этом Арик. Не знал, не гадал он, что судьба с мстительной памятливостью сделает его аэрологом.

В авиации долго служить не пришлось. Однажды перед нами встал выбор: переучиваться на новую технику или уйти в запас и на гражданке, пока не поздно, осваивать другую специальность. Мы предпочли второе. Артур закончил географический факультет университета, позимовал в Антарктике и Арктике, потом стал работать в обсерватории и так увлекся своей работой, что, когда в поле его зрения оказалась моя грешная персона, он счел своим долгом обратить меня в свою веру. В один из дней Артур попросил срочно приехать к нему на работу.

— Ты помнишь, как мы презирали метеорологию?! — с пафосом воскликнул он, едва поздоровавшись. — Это не просто наука, это поэма, симфония, мудрость тысячелетий!

Арик метнулся к шкафу, выхватил огромный фолиант, вознес его над головой, будто собирался швырнуть им в меня, неуча.

— Прочти и подумай! — Очки слетели с его острого носа на пол.

— Весьма тронут твоим вниманием, но моя дела не настолько плохи, чтобы я брался за метеорологию, — сказал я, напыжившись.

— Ты будешь читать, — зловеще произнес Арик. В его тоне было столько уверенности, что я задумался. На гражданке, кажется, я уже перебрал все специальности и ни на одной не мог остановиться. Любопытно, что предложит мне Арик?

— Что ты от меня хочешь? — спросил я напрямик.

Несколько секунд Артур беззвучно шевелил губами и вдруг вскричал:

— Да оторвись ты от своего корыта! Слушай! У нас в эллинге лежит оболочка аэростата На нем когда-то летал аэронавт Сенечка Волобуй, странное имя, не правда ли?., Я хочу вдохнуть в оболочку жизнь и полететь!

— И хочешь взять меня?

— Тебя и Сенечку, он болтается в нетях, Надо найти его. — Арик сел, положил на стол длинные руки — Но чтобы ты, мог попасть в обсерваторию, ты должен в ней работать. Вообще-то у тебя есть какая-нибудь серьезная специальность? (Литературу в расчет он не принимал.)

— А какая требуется?

Он снял телефонную трубку, набрал номер начальника отдела кадров.

В отделе кадров сказали! требуется дежурный электрик. Восемь суток дежурства в месяц и сто двадцать рублей в зубы. Электриком я тоже когда-то работал.

— Согласен? — спросил Арик.

— Только ради того, чтобы слетать.

Так я стал специалистом по светильникам, конденсаторам, выключателям и перегоревшим лампочкам. Старший электрик Зозулин отвел мне в дежурке подвала шкафчик для одежды и личного инструмента, проинструктировал по технике безопасности и включил в график дежурств Вышло, что дежурить надо в первые же сутки. Затем Зозулин провел меня к главной щитовой, куда подходила силовая линия и где электричество распределялось по корпусам, Он объяснил систему освещения в кабинетах, коридорах и конференц-зале, лазали мы и на чердак, где глухо урчали электромоторы, питавшие лифты и вентиляторы.

Потом весь день я принимал по телефону заявки и бегал по кабинетам и лабораториям, заменяя лампочки, разбитые розетки, дроссели в светильниках, наращивал к настольным лампам провода, которые от очередной перестановки столов оказывались короткими. У меня создалось впечатление, что все грандиозное электрическое хозяйство обсерватории вдруг подверглось разрушению, как после землетрясения, и мне теперь придется его восстанавливать.

Когда закончился рабочий день, я обошел корпуса, выключил свет, оставленный забывчивыми сотрудниками, и вернулся в дежурку. Зозулин долго колготился, опасаясь оставлять меня одного. Наконец ушел и он. Я смел сор с верстака, застелил столик новой газетой. Выключил радио. Наступила благостная тишина. Достал том по воздухоплаванию и разлегся на старом пружинном диване.

Итак, Артур вознамерился оживить воздушный шар. А что ж тут удивительного?! Зачем-то люди восстанавливают «ситроены» и «фордики» двадцатых годов, пересаживаются с «Жигулей» на велосипед, с бездушного трактора на верного коня, парят на дельтапланах…

В фолианте, что дал мне Артур, рассказывалось о пламенной истории свободного аэростата, о проектах гениального Леонардо да Винчи и великого Гёте, первом полете Пилатра де Розье и д’Арланда и о том, как братья Монгольфье получили от короля дворянское звание и на своем гербе начертали прямо-таки пророческие слова: «Так поднимаются к звездам».

За окном брезжил рассвет, а я все не мог оторваться от чтения. Истории, одна увлекательней другой, раскрывались мне со всеми причудливыми, почти фантастическими и в то же время житейскими подробностями. Гремело по Европе имя воздухоплавателя Бланшара. Своими полетами ввергал он в смятение жителей Нюрнберга, Лейпцига, Берлина… Затем он преодолел Ла-Манш, а после перебрался в Америку. Но азартным балбесам Нового Света, поднаторевшим на истреблении индейцев, подавай чего-нибудь такое, что щекотало бы нервы. Бланшар впал в отчаянье и скоро умер. Тогда по стопам мужа пошла жена Бланшара. На ее представлениях темпераментные янки швырялись кожаными мешочками с золотым песком и палили из пистолетов. Не удовлетворившись простыми полетами, она удумала однажды пустить из корзины фейерверк. Ракета попала в оболочку, наполненную водородом. А этот газ взрывается сильней гремучей ртути. Несчастная воздухоплавательница упала на крышу дома, оттуда скатилась на мостовую… Это была первая жертва среди женщин, но далеко не последняя, поскольку необузданный и непредсказуемый нрав «слабого пола» издавна удивлял нашего брата.

Я незаметно уснул, и снились мне чудаки в париках и камзолах, старорежимные дамы в одеяниях римских матрон парили по воздусям, а за ними сквозь пакость окклюзии наблюдал подполковник Лящук — Громобой. Потом встревоженной голове примерещился Сенечка. Почему-то на садовой скамейке в мокром парке.

Проснувшись, я сразу же вспомнил о Сенечке и тут же решил приступить к поискам. К счастью, они оказались недолгими: Волобуя вспомнил вахтер в проходной. Он объяснил, где тот жил раньше.

С двери Сенечкиной квартиры на меня подозрительно смотрел матовый, как бельмо, глазок. Я нажал на кнопку. За толстой дверью мяукнул колокольчик. Звякнула цепь. В проеме показалась рослая, под метр восемьдесят, женщина в халате. Ее лицо было жирно намазано кремом.

— Семен Семенович Волобуй здесь проживает?

— Проживает, — хмыкнула женщина и посуровела. — Ночует иногда, а не проживает!

Она распахнула дверь. В интерьере квартиры главное место занимали ковры и внушительная импортная стенка, за стеклом которой, как в музейной витрине, красовалась фарфоровая и хрустальная посуда.

— Мне поручил найти его Артур Николаевич, — сказал я, присаживаясь на краешек стула.

— Зачем это вдруг Воронцову понадобился Сенечка?!

Я развел руками и чуть не смахнул статуэтку со столика.

— Где же мне искать его?

— Скорее всего на «Мосфильме».

— Снимается?!

— Не знаю, что он там делает, но пропадает днями и ночами.

Пробился на «Мосфильм» я с большим трудом, долго бродил по этажам и коридорам, читал таблички на дверях, где указывались фамилия режиссера и рабочее название фильма. Думалось, картина, в которой мог участвовать бывший аэронавт, должна называться не иначе, как «Барьер неизвестности», «Там, за облаками», «Небо зовет» или что-то в этом роде. Похожих названий не оказалось. Но тут на задворках зашелся в треске знакомый по училищным временам М-одиннадцатый. Такие стосильные моторы стояли когда-то на ПО-2 и Яках. Я рванулся на звук. Перебравшись через завал отработавших свое макетов, увидел палубу миноносца, окатываемую водой из пожарных шлангов. Ветер, создаваемый винтами, хлестал по красным лицам матросов. Угольные «диги» метали свет с яростью полуденного солнца. Около укрытых зонтами кинокамер суетились операторы.