– Нет, не собирается.
– Ладно. Я еще вернусь.
Шеврон занял ее убежище и тоже принялся созерцать пустыню. У него появились некоторые сомнения. Необходимо было отключиться и обратиться к подсознанию, а пустое полотно окружающего не нарушало этого состояния.
Операция прошла слишком гладко, чтобы выглядеть правдоподобной. Кэссиди вытащил их из Батерста так, будто пробираться тайными маршрутами было его профессией. Возможно, так было принято в «Солнечном отдыхе, Корпорации», что позволяло неплохо заработать. Теперь Кэссиди, нагнав остроту ощущений, мог рассчитывать на вознаграждение.
Но он сделал это, не задав ни одного вопроса, не сделав ни единой пометки в списке приобретенных предметов личного обихода, что достаточно красноречиво свидетельствовало, что он имел дело с людьми, путешествующими подозрительно налегке. Любому нормальному оператору потребовалось бы гораздо большее дополнительное снаряжение.
Шеврон достал сигарету и немного прошелся. Несомненно, на него действовала окружающая обстановка. Наверху плексигласового купола тягача на антенне был прикреплен вымпел компании, доблестно развевающийся в потоке выхлопных газов. Единственно, чего недоставало,- колонны легионеров, ковыляющих через дюны, натужно распевая «Марсельезу» пересохшими глотками.
Видение внезапно исчезло в тот момент, когда его спины легонько коснулся чей-то палец. Реакция была молниеносной. На осторожный знак Анны Рилей ответом был такой взрыв, как будто она нажала кнопку взрывного устройства.
Она вдруг обнаружила, что лежит растянувшись на спине с ногами, зажатыми железной хваткой, и головой, вдавленной в этот нескончаемый песок. Ошеломленная, она даже не ойкнула, а лишь свирепо глядела Шеврону в лицо и, напрягаясь, пыталась сбросить с себя накрывшую ее непомерную тяжесть. На ее взгляд, это начало уже принимать систематический характер.
Ощутив всем телом, что он зашел слишком далеко в своей предосторожности, Шеврон убрал руку от ее рта и был очень удивлен, когда она тихо прошипела: «Шш-шш».
Но это не было приглашением тихонько продолжать в том же духе. Настойчивым шепотом она продолжила:
– Быстрее, вы должны увидеть кое-что.
Он откатился в сторону, и она сразу же оказалась на ногах, не дожидаясь, когда ей подадут руку, чтобы тут же бесшумно отступить назад к костру.
Пламя от маленького костра освещало треугольник пространства, заключенный между тремя экипажами. Закайо и шестеро арабов-водителей подняли целиком зажаренную тушу и положили ее на длинный стол, установленный под навесом. Кэссиди нигде не было видно.
Анна Рилей указала на верхнюю палубу тягача и бесшумно взобралась по наружному трапу. Обзорный модуль, затянутый плексигласовым куполом, был рассчитан на одного пилота со всеми удобствами мягкого вагона, включая индивидуальное кресло и пульт управления автоматом с прохладительными напитками в задней части модуля.
Анна устроилась на носу, где стеклянный пузырь был на два метра короче нижней палубы. Внизу под этим местом располагался кубрик, а пол верхней палубы был испещрен несколькими рядами вентиляционных отверстий.
Она опустилась на колени рядом со стулом так же, как и в тот раз, когда вынимала свитер из ящичка под сидением, и Шеврон присел около нее.
Возбужденная происходившим, она излучала теплый аромат, свойственный только женщинам, и Шеврон опять ощутил легкое головокружение. Но открывшаяся внизу картина целиком захватила его, не оставив места для Эроса.
Кэссиди как раз попадал в поле зрения через два вентиляционных отверстия и был хорошо виден, освещенный лампой, расположенной над пультом управления пилота. Даже со спины было ясно, что он серьезен и увлечен разговором с кем-то, хотя при этом не пользовался видео на диапазоне связи.
Казалось, что он говорит прямо в свою правую руку. Затем Кэссиди поднял руку с чашеобразным предметом и поднес ее к уху. Шеврон сам проделывал это слишком часто, чтобы испытывать какие-то сомнения. Его собственный коммуникатор был надежно спрятан в паху, в привязанном к ремню мешочке. Он легонько похлопал по девичьей руке – жест, который одновременно выражал благодарность и приглашение спуститься вниз прежде, чем Кэссиди закончит. Они выглядели бы подозрительно, если, припозднившись, набросились бы с остервенением на люля-кебабы.
***
Ночь, казалось, придала особую резкость голосу Вагенера. К тому же старый ублюдок, по-видимому, совсем лишился ума, Он вдруг заявил, что желает знать, по какой причине его побеспокоили в такое время с очередным рутинным донесением.
Из сказанного Кэссиди мог вообразить, что шефа Спецслужбы беспокоят каждые полчаса на протяжении всей ночи. Но если ему это не нравится, тогда он не должен был просить об этом. К тому же он, казалось, забыл все, что касалось Шеврона. Когда же Кэссиди напомнил ему, Вагенер вдруг заявил:
– Это слишком опасно – позволить ему действовать по собственному усмотрению. Подстройте ему и его спутникам какой-нибудь несчастный случай. Это будет нетрудно. У вас нет никаких шансов выудить информацию у Шеврона, но вы можете попытаться с девчонкой. Возможно, она знает, есть ли за его передвижениями что-то большее, нежели просто реакция на обстоятельства.
Это было сказано достаточно прямо, хотя прямо противоположно предыдущей позиции, когда он был готов не торопиться и находить решения даже, казалось, в безвыходных ситуациях.
Пока, наблюдая за Шевроном, Кэссиди был склонен считать, что тот был вовлечен в цепную реакцию, последовавшую за смертью Полдано, и неумышленно отключился от связи.
Но для их деятельности это не имело никакого значения. Если бы он попался в руки Южного полушария, ущерб был бы нанесен прежде, чем с этим могло быть покончено. Вагенер имел право так поступать. Здесь говорил здравый смысл. Но старый ублюдок обыграл это так, что можно было подумать, будто он сожалеет, что вынужден поступать так.
Если бы Кэссиди мог сейчас видеть Вагенера, он бы понял, что какие-либо положительные эмоции у того были в явном дефиците.
Генри Вагенер вполне отдавал себе отчет, что он все еще пребывает в самых глубинах подсознания, куда зондирующие электроды не могли проникнуть. Но, признавшись себе в этом, он признался во всем. Нельзя было сказать, что это очень его беспокоило. Расслабляющие наркотики обволокли конъюгации его хромосом, принесли полное спокойствие и непредубежденный взгляд на вещи. Он находился в небольшой одноместной палате экспериментального крыла городского медцентра. Лежа на узкой кровати-каталке, он был присоединен с помощью многовиткового шлема к комплексной компьютерной системе, которая анализировала умственную деятельность по мере того, как в матке-голографии формировались мысли.
Еще раньше Вагенер без каких-либо эмоций наблюдал, как его абсолютно точная копия со всей тщательностью переодевалась в снятую с него одежду и готовилась продолжить дело, которое он оставил. Было вполне очевидно, что это был давно и тщательно разработанный план. Человек был уже достаточно хорошо проинструктирован. Они до мельчайших подробностей изучили множество привычек, мест, имен, текущую работу в отделении, и подробности, полученные от него, в основном подтвердили то, что уже было известно.
Возможно, где-то в глубине, в укромном тихом пристанище, где он пребывал, и билась какая-то тень легкого сомнения и беспокойства, но на поверхности, контролируемой неутомимыми электронными приборами, была только готовность услужить и дать ответы на все вопросы. Биологические инстинкты удалось перехитрить. Ушло даже желание прокусить левое запястье и добраться до капсулы забвения под кожей. По правде говоря, он и не мог сделать этого, так как был связан. Но подобной мысли в его одурманенной голове даже не возникло.
Прежде чем занять уединенный особняк Вагенера, построенный на крыше башни, венчающей район небоскребов Уотергейт Честер Сити, Вагенер-II ненадолго задержался в его офисе.
Секретность в проводимой операции была поставлена на первое место. Она действовала словно мина замедленного действия. Высшее командование оказалось право во всех отношениях: Вагенер, со своей склонностью к уединению и типом характера, занимающий один из главных постов Службы, был вполне естественен для подмены. Вагенер-II чувствовал бы себя не так уверенно, если бы мог видеть некоторое «сомнение» контролирующего механизма, который его сканировал. Прежде чем был дан «условно свободный» сигнал и запорный механизм внутренней двери разомкнулся, произошла небольшая задержка в десять секунд. За это время было произведено повторное сканирование. Девяносто девять и девять десятых процента двух тысяч физиометрических показателей находились в пределах нормы, но электрический узор мозга с внутренней стороны частично отсутствовал.
