- Я немного грущу сегодня, знаете ли, дорогой Михаил, я бы предпочла что-нибудь менее шумное, более интимное...

Арабский даже задохнулся от восторга, он сжал Симины руки

своими пухлыми лапками и прочувствованно промолвил:

- Изабелла, я сразу понял, что мы - родственные души! Все

эти казино-мазино, - почему-то сказал он, как кавказец,

развлечение для дешевок. А в вас сразу видны романтичная натура,

идеалистический взгляд на мир, благородство, интеллект.

Сима даже зарделась от таких комплиментов.

* * *

За милой беседой, которая с каждым выпитым коктейлем становилась все

менее продуктивной и все более состояла из междометий и плохо выговариваемых признаний в любви и заверений в преданности, прошла еще пара часов.

Сима, казалось, совершенно забыла, для чего здесь находится,

она бросала в сторону Снегирева затуманенные алкоголем взгляды, но,

похоже, совершенно не реагировала на его выразительные мимические

экзерсисы. Зато к нему подбегал несколько раз любезный бармен Арнольд,

чтобы поинтересоваться, все ли у того в порядке, не хочет ли он

обновить заказ. Снегирев не слишком вежливо и довольно злобно мотал

головой, продолжая корчить рожи в Симину сторону. А ведь он всего

лишь хотел остановить ее от неумеренного употребления алкоголя и напомнить

ей, что она все же находится на задании.

А парочка тем временем успела перепробовать все виды коктейлей, причем, похоже, шли они согласно детской присказке, описывающей последовательность цветов радуги: каждый ("Красный дракон") охотник ("Тропикана") желает ("Дезерт бум") знать ("Изумрудный Будда"), где ("Голубые Гавайи") сидит ("Синий бархат")

фазан ("Поцелуй Виолетты").

Такое разнообразное меню духовно сблизило парочку, они сидели обнявшись и роняли пьяные слезы. Снегирев, как ни старался, не мог разобрать, о чем они говорили. До него лишь доносились высказываемые в чей-то адрес упреки: "А она такая сука, но я ж ее люблю...", "А я так его хотела, мерзавца..."

Наконец они засобирались и нетвердой, но сосредоточенной

походкой направились к выходу. Сима оказалась более стойкой и почти несла маленького и расползающегося, как медузка, одетого в костюм от Черутти Арабского. Наверное, алкоголь распределялся у них не на килограмм веса, а на сантиметр роста. Надо сказать, зрелище они представляли презабавное. Снегирев немного расстроился, но нежные объятия Симы и Арабского запечатлел.

Пьяницы погрузились в бесшумно подкативший черный "Лексус", при посадке Сима умудрилась опять потерять туфлю. Швейцар в ожидании щедрых чаевых услужливо подобрал ее и надел на бесконечно длинную Симину ногу. Снегирев быстро прыгнул в свой скромный неновый джип и поехал следом.

* * *

- Миш, а где жена? - спросила слегка протрезвевшая Сима, проходя в шикарную квартиру Арабского, занимавшую целых два этажа в старом отреставрированном доме. Она с облегчением сбросила туфли на утомительных шпильках и прошла в огромную гостиную с камином, зеркалами, лепниной, более всего напоминавшую зал приемов во дворце. Было красиво, но неуютно, все равно что жить в музее.

- А она здесь никогда не живет. Всегда в загородном доме.

Ей все равно, где я, с кем я... - Арабский обреченно махнул рукой. Затем, как будто что-то вспомнив, стал рыться в карманах, вытащил телефон и нажал на кнопку. Послышались длинные гудки, и недовольный женский голос ответил.

- Ну как ты, лапуля? - заискивающе спросил бизнесмен. - Нет, нет, что ты, вовсе не напился, просто немного устал. Да нет, что ты!

В трубке недовольный голос перешел в крик. Михаил со вздохом отключился.

- Вот так всегда. Слушай, давай еще выпьем.

- Выпьем, - пьяно кивнула Сима. Она хихикала про себя,

представляя, как вокруг дома бродит трезвый и замерзший Снегирев,

пытаясь сообразить, как продолжить слежку. Сима сжалилась над ним

и подошла к огромному, чуть не в стену размером окну. Она не

сразу сообразила, как раздвигаются шторы, и слегка подергала их

за шелковые кисти.

- Нет, - Арабский подошел к ней и нажал кнопочку на стене.

Шторы медленно и бесшумно раздвинулись, впуская в ярко освещенную гостиную промозглую февральскую ночь, слабо освещенную уличными огнями тихого центра.

- Да, не Нью-Йорк, - разочарованно сказала Сима, вглядываясь во тьму и пытаясь разглядеть там несчастного коллегу. - Тебе бы, Миш, в пентхаузе жить. Я читала, что это очень, очень круто.

- А, мне все равно, - отозвался Арабский, обнимая

Симу за талию. Его голова уютно покоилась на ее груди, она чувствовала

сквозь тонкое платье его теплое, наполненное парами алкоголя дыхание.

Только не понижать градус! - внезапно встрепенулся он и резво поволок скользящую по наборному паркету Симу в сторону бара.

А бар у него и вправду был как настоящий: стойка, высокие

табуреты, зеркальные полки с огромным выбором напитков. Арабский сбросил пиджак, закатал рукава рубашки и старательно изображал профессионального бармена.

- Что леди желает выпить? Шампанское "Дом Периньон", коллекционное, замечательного урожая 1995 года? Подать карту вин?

- Только не понижать градус! - завопила Сима, понимая,

что залить плещущуюся в ней алкогольную смесь шампанским смерти подобно.

- Что же, мудро, мудро, - по-отечески похвалил ее

Арабский. - Могу предложить что-нибудь на свой вкус?

- А то! - немедленно откликнулась Сима, - Эх,

Майкл, не поверишь, я ведь всегда по водочке заходила, селедочкой закусывала.

- А по тебе и не скажешь. - Арабский недоверчиво окинул

ее взглядом с ног до головы. - По виду - шампанское, Париж,

норка, икорка.

- Это сейчас, - спохватилась Сима, поправляя дорогие

Инкины часики на запястье. - А ведь выросла я в семье алкоголиков.

Сима мысленно попросила прощения у мамы и скрестила пальцы.

Безрадостное детство, корка хлеба, свист ремня... Гены не спрячешь.

- Ах, бедная моя девочка, - со слезами в голосе произнес

Арабский, вылезая из-за барной стойки, чтобы нежно прижать к себе девушку. - Что я могу для тебя сделать? Хочешь поступить в университет? Хочешь, я открою для тебя фирму, например туристическую? Или салон красоты?

Сима растрогалась и дрожащим голосом спела из Земфиры:

- Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?

- Девочка моя, Изабелла, только я умоляю тебя, уйди

с панели. - Арабский так расчувствовался, что из глаз его потекли слезы, он их размазал по лицу пухлым кулачком, напоминая лысоватого ребенка.

Сима тоже разрыдалась, исполненная нежности к этому маленькому олигарху, но все еще не решив, обижаться ли ей на то, что ее приняли за проститутку. Затем она передумала обижаться, так как этот образ выбрала сама и, стало быть, отлично в него вписалась.

- Будем пить прекрасный, бесподобный молт, - наконец-то успокоился Михаил, вырвав у Симы обещание никогда не торговать своим телом. - Нет ничего лучше простого, но благородного скотча на скалах.

- Чего на скалах? - не поняла Сима.

- Скотча, прекрасного, выдержанного, несмешанного

молта, сохранившего запах дыма после копчения ячменных зерен. - Он положил в широкие невысокие стаканы крупные куски льда

и медленно налил янтарную, резко пахнущую жидкость,

с удовольствием глядя, как виски, растапливая лед, становится светло-желтым, вязко, как масло, переливается и обволакивает прозрачные кубики.

- Лед - это и есть скалы. А скотч на скалах

просто шотландское виски со льдом.

Сима понюхала стакан и сморщилась:

- По-моему, чистый самогон.

Арабский мягко и покровительственно засмеялся:

- Никогда так не говори. Со временем ты научишься ценить этот

вкус и аромат, различать его оттенки, отличать шотландское виски

из копченых зерен от ирландского из сушеных, от канадского бурбона,