– Она уже несколько недель нигде не писалась, – возразила Элизабет.

– Неправда. Я просто не рассказывал тебе. – Пол приложил руку к карману и нащупал мягкий комок трусиков. – Несколько раз она подходила ко мне, садилась у самых ног, смотрела мне прямо в глаза и весь пол заливала мочой.

Элизабет молча уставилась на него.

– На прошлой неделе, – продолжал он, – она прыгнула ко мне на колени и описала мне все брюки.

– Пол! – возопила Элизабет, вложив в его имя массу самых разных чувств: нежелание верить тому, что он сказал, волнение за Шарлотту и даже, как ему показалось, небольшую толику сочувствия к нему самому за страдания, столь стойко перенесенные.

– Лиззи, мне кажется, я должен сегодня же отнести Шарлотту к ветеринару, – торжественно произнес Пол.

Элизабет ответила на его слова тяжелым вздохом. Теперь, гладя Шарлотту, она перешла к долгим, решительным и ритмичным пассам. Голова Шарлотты скрылась среди складок свитера Элизабет.

– Я знаю, в чем суть проблемы, Пол. – Она взглянула на мужа умоляющим взглядом. – Я думаю, мы сталкиваемся с проблемами, возникшими на почве отсутствия должной опеки.

– Лиззи. – Пол присел перед женой и положил ей руки на колени. – Она всего лишь кошка. У нее мозг размером с мой большой палец. У нее не может быть никаких проблем.

Элизабет отвернулась от него.

– И уж во всяком случае, это не твоя проблема. – Он сжал ей колени. – Проблемы существуют в наших отношениях с Шарлоттой. Она должна знать, что я стремлюсь... заботиться о ней не меньше, чем ты. – Он заставил себя улыбнуться. – Мы с Шарлоттой должны больше общаться.

– О, Пол, – только и смогла выдавить из себя Элизабет, слезы полились у нее из глаз. – О, моя бедная бу-бу.

– Как бы то ни было, мне нужно, чтобы ты осталась дома и прочла мою новую главу. – Он встал и внимательно посмотрел на жену и на кошку. – Помоги мне положить ее в корзинку.

Элизабет отнесла Шарлотту в голубой пластиковой корзине в машину и поставила на переднее сиденье, повернув дверцей к водительскому месту, чтобы она могла постоянно видеть Пола и не слишком боялась поездки. Всю дорогу из комнаты до автомобиля Шарлотта истошно орала, но как только Пол отъехал – Элизабет наблюдала за ними из окна спальни, – Шарлотта прекратила орать и стала внимательно наблюдать за ним сквозь проволочную дверцу корзинки.

Пол достал из кармана трусики Ким и закрыл ими дверцу.

– Мне следовало бы затолкать их в твою чертову глотку, – сказал он.

Отъехав два квартала от дома, Пол выкинул их в окно.

Погода была еще теплее, чем в день приезда Элизабет. На деревьях начали набухать почки, в открытое окно автомобиля врывался теплый весенний ветерок. На дороге было полно велосипедистов в костюмах из спандекса и в шлемах, а по обочинам бегуны не без труда перескакивали через грязные прогалины и ручьи из талой воды. Пол подъехал к круглосуточному магазину и припарковал машину. Выйдя из автомобиля, прошел к телефону-автомату, роясь в бумажнике в поисках номера Андреа, той самой кошачьей ясновидящей, которую им в свое время порекомендовал ветеринар. К счастью, она оказалась дома, хотя поначалу отказывалась консультировать Пола у себя, заявив, что нет никакого смысла привозить к ней Шарлотту, так как животное нужно наблюдать в привычном ему окружении. Пол настаивал:

– Поймите, это очень срочно. Я заплачу вам любую сумму, какую попросите.

С тяжелым вздохом она согласилась и назвала адрес. Андреа жила за городом, на холмах к северу от Блеф-Сити. В прежние времена, когда Шарлотту нужно было куда-то везти на машине, кошка истошно кричала, однако на протяжении всего пути к дому Андреа не издала ни звука. Немного понаблюдав за Полом, она повернулась к нему спиной и положила мордочку на передние лапы.

Наконец Пол подъехал к обширной ферме в викторианском стиле, живописно расположившейся на вершине холма. Чувствовалось, что за фермой ухаживают самым тщательным образом. Она была выкрашена в розовый цвет с белым обводом. На лужайке перед домом находился белый бельведер, окруженный аккуратно подстриженным кустарником. Рядом установлен столб с табличкой, на которой самым изысканным каллиграфическим почерком было выведено: «Свежие яйца».

Перед розовым гаражом на две машины проходила круговая дорожка. Пол там и остановился, вытащил корзинку с Шарлоттой, повернув ее дверцей от себя, чтобы не видеть кошку. Андреа вышла из боковой веранды как раз в тот момент, когда он вынимал корзинку из машины, и быстрым шагом подошла к нему. На ней были слаксы и блуза, но, несмотря на столь неформальный стиль одежды, ей каким-то образом удавалось выглядеть не менее официально и высокомерно, чем в первый визит к ним домой, когда на ней был строгий темный костюм. Они встретились на полпути к дому, и Андреа, не говоря ни слова, протянула руку за корзинкой. Молчаливая формальность их встречи напомнила Полу сцену из какого-нибудь триллера времен холодной войны – обмен шпионами глубокой ночью посередине моста.

– Подождите здесь, – сказала ясновидящая, повернулась и медленной, как бы плывущей походкой проследовала к дому, держа в руках клетку словно чемоданчик, а другую руку отставив в сторону для сохранения равновесия. На ступеньках веранды она остановилась и, оглянувшись, заговорила с Полом в несколько более доброжелательном тоне: – Погуляйте, осмотрите окрестности, если желаете. Чувствуйте себя как дома.

Обойдя дом вокруг, Пол обнаружил, что задняя часть строения выходит на юг, откуда открывается довольно приятный вид. Снег здесь, на склоне холма, уже растаял, и лужайка перед домом полностью высохла. Пол остановился у угла фермы и стал любоваться пейзажем: до самого горизонта простирались голубоватые гряды холмов на фоне бледного и слегка белесого весеннего неба. Вниз по склону за гаражом он разглядел небольшой пруд, вышедший из берегов из-за потоков талой воды, а между гаражом и прудом – невысокий белый сарай, который скорее всего служил курятником. Что-то светлое двигалось по блеклой траве между прудом и курятником. Поначалу Пол решил, что это курица, но потом понял, что внизу большой пушистый белый кот крадется за чем-то, перешагивая через пучки коричневатой травы. Тут он почувствовал, как что-то теплое коснулось его ноги, вздрогнул и чуть было не вскрикнул от неожиданности. Еще один кот, оранжевый табби, терся о его ногу и мяукал, задрав голову и заглядывая ему в глаза. Пол невольно сжался и слегка отодвинул кота носком туфли.

– Убирайся! – сказал он и в тот же момент услышал сухой хриплый вскрик, за которым последовала цепочка слов на незнакомом ему языке, произнесенная тем же глухим и хриплым голосом.

Пол заглянул за угол дома и увидел обширный настил из красного дерева под брезентовым тентом, уставленный пластиковыми стульями. Рядом со стеклянной дверью, которая вела в дом, в шезлонге сидела крошечная старушка, освещенная скудным весенним светом. Она была укутана в толстую шаль, на ногах – плед. На небольшом расстоянии от нее стояла алюминиевая клюка на четырех распорках, напоминающая громадную клешню. На коленях у старухи что-то ворочалось, и, касаясь того, что лежало у нее на коленях, старческими узловатыми пальцами, она шипела и изрыгала проклятия на своем резком и грубом наречии. Пол присмотрелся и обнаружил, что на коленях у старухи вертится маленький серый сиамский котенок, старающийся поудобнее устроиться. Старуха сбросила котенка, но он с упорством, достойным лучшего применения, вновь запрыгнул к ней, чем вызвал новый поток средиземноморской брани. Пол никак не мог понять, на каком же языке говорит старушенция. Ясно было только то, что это не испанский, не французский и не итальянский. Тут она увидела Пола и замолчала, смерив его пронзительным взглядом. Своими ведьмовскими пальцами старуха с силой сдавила ушки бедному котенку.

– Эй, вы, – обратилась она к Полу. – Вам что, кошка нужна?

– Нет, спасибо, – ответил Пол. – У меня уже есть.

Старуха прошипела что-то, как будто потеряв к нему всякий интерес. На голове у нее почти не осталось волос, а сквозь жалкую поросль проглядывала туго натянутая кожа пергаментного оттенка. Старушка была настолько крошечная, что практически утопала в складках шали и пледа, и Пол задался вопросом, а не была ли Андреа ее потомком, возможно, во втором или даже третьем поколении. Прикинув, он решил, что в кошачьей ясновидящей уместится пятеро или шестеро таких старух.