Аматис с досадой покачал головой:

– Вы ничего не поняли, редре. Разве вам самому не кажется, что подобная активность сейчас не совсем уместна?

– Охрана закона и Догмата уместна в любое время! Тебя этому учили в Академии.

Аматис покачал головой:

– Вы же знаете, редре, что культ Истинного Знания в Усодане приживается не лучше, чем винное дерево на голом камне. И что девять из десяти там носят Черное Солнце на одежде и приносят жертвы Изначальным.

– Да, знаю, и что?

– Стоит ли в такой обстановке еще больше настраивать народ Усодана против Истинного Знания. Знахари весьма авторитетны среди нищих крестьян-усодов, это вне сомнений. Гораздо более авторитетны, чем мы с вами.

– Увы, у нас нет возможности обучить каждого земледельца в Академии, – усмехнулся Чебрен.

– И не забывайте – там нет сколько-нибудь прочной власти. А знаете, что может стать властью в таком случае? Я вам скажу – ярость! Всеобщая ярость, которая в один момент поднимет сотни тысяч обездоленных, разочарованных граждан под знамя Черного Солнца.

– Опять ты за свое, – сокрушенно вздохнул Чебрен. – И ты считаешь, что своей лояльностью к преступникам ты можешь сгладить все острые углы?

– Нет, не лояльностью. Вы знаете, что может сгладить углы. В первую очередь я говорю о гражданской реформе. Еще нужно навести порядок на границах. Нужно заставить работать полицию. И уж совершенно точно – нужны боеспособные вооруженные отряды.

– Ты невыносим. – Великий магистр со вздохом поднялся и опять начал ходить взад-вперед. – Мне интересно, каким образом ты восстановишь границы? Наймешь тупоголовых вурдов для охраны перевалов? Так они больше разграбят, чем сберегут. А еще, знаешь, во сколько это обойдется казне? Спешу тебе доложить, мы сильно поиздержались за последнее время. Неурожаи год за годом. Тебе ли не знать…

– Но мы можем потерять все, если сейчас сэкономим на малом! – Аматис привстал, но затем снова уселся, безнадежно махнув рукой.

«Он слишком долго был оторван от Академии, – подумал Великий магистр. – Отсюда его мнительность и горячность. Пора думать, как его возвращать. Не в науку, конечно. Практическое преподавание особых специальностей – самое для него лучшее».

– Не горячись, солдат, – произнес Чебрен. – Всему свое время. Тебе не терпится в дело? У меня есть для тебя кое-что.

– Я вас слушаю, редре. – Аматис поднялся.

– Ты уже слышал, что произошло в Эшоре?

– Да, редре, об этом говорят повсюду.

– Этот город, который внезапно появился на побережье… – Великий магистр задумался на секунду, – …может, это и не город вовсе, но не в том суть. Ведуны забирают его себе. И это точно. На днях состоятся последние слушания, но уже и без того все ясно. Догмат полностью на их стороне.

– Может, оно и к лучшему, редре?

– Может, и так. Мы ведь ничего не знаем… Вот я и прошу тебя – прокатись в Эшор, посмотри, что там и как.

– Что именно мне посмотреть? И каким будет мое задание?

– Никакого особого задания. Будем считать, что это твой отпуск. В Эшоре гостеприимный народ, и ты прекрасно проведешь время и отдохнешь. А заодно оценишь обстановку.

– Я не очень понимаю, редре… Какое задание?

– И не нужно ничего понимать. – Великий магистр тихо рассмеялся. – Мое тебе задание – устроиться на отдых, который ты давно заслужил. За счет Академии, конечно. Если что-то там учуешь, ты и сам все поймешь.

– Следует ли понимать, что задание я получу, когда устроюсь на месте? – продолжал недоумевать Аматис.

– Заладил ты со своим заданием! – потерял терпение Чебрен. – Да! Пусть будет так. Сколько тебе нужно времени на подготовку?

– Ночь посплю, а завтра сменю одежду – и можно ехать, – пожал плечами Аматис.

– Быстрый ты, это хорошо, – удовлетворенно кивнул Чебрен. – Только не ехать, а лететь. Время дорого. Гораздо дороже, чем топливо для аэробота. И постарайся там никого не арестовывать без большой необходимости.

Капитан губернской гвардии Вито ре Таур был недоволен своими солдатами. Он понимал, что ленивая гарнизонная жизнь расслабляет до крайности, но всему есть свои пределы. Солдаты в мирное время должны быть как минимум послушны, энергичны, аккуратны.

А в период боевой операции требуются еще и другие качества: отвага, например, трезвый ум и многое другое.

Увы, его подчиненные ничем подобным не радовали.

В первые часы, когда отряд приблизился к подступам таинственного города, выросшего на побережье, гвардейцы примолкли и даже мало-мальски сосредоточились. Сообразно моменту они вели себя сдержанно и только вопрошающе поглядывали на командира.

Пока проводилась быстрая разведка в городе, они успели разве что натерпеться страху. Больше никаких качеств проявлено, пожалуй, не было.

Время шло, в городе ничего не менялось и никакой опасностью не веяло. Все успокоились. И затем все вернулось на круги своя: одетая кое-как форма, вихляющая походочка, брошенные в песок огнеметы и несанкционированные перемещения за пределами лагеря.

Временами Таур терзал себя мыслью, что он плохой командир. Но в других гарнизонах, где командовали даже более опытные офицеры, происходило то же самое! В мирное время солдат был приравнен к обычному городскому служащему: к нему нельзя применить и пятой части тех дисциплинарных мер, которые предусмотрены для действующей армии. А военного времени никто из этих молокососов даже не помнит.

Впрочем, и сам капитан его не помнил. Все, что выпало на его долю, – это вялые пограничные конфликты между Эшором и Усоданом, рейды против вурдских горных банд да несколько совместных с полицией операций, где городских гвардейцев использовали больше для массовости, чем для реальной помощи.

Вечером первого дня, незадолго до заката, на горизонте появились первые отряды вурдов. Капитан ждал их, правда, без особой приязни. Вурды подступили к городу и принялись обустраивать свои полевые лагеря, не обращая внимания на людей.

Глупо было ждать, что вурды первыми придут и представятся капитану, как требовал военный этикет. Никаких этикетов они не соблюдали, кроме собственного, весьма немудреного – кто сильней ударит, тот и молодец.

Незадолго до наступления темноты капитан позвал двоих гвардейцев, выбрав самых рослых, и потребовал привести форму и оружие в порядок. Одновременно он приказал механику готовить самоход. Таур собирался официально посетить лагерь вурдов.

Безбожно коптящий трескучий механизм, спотыкаясь на булыжниках, доставил их к вурдским палаткам. Здесь уже жгли костры и раздавали ужин – склизкое и вонючее мясо мулов, традиционное кушанье горных вурдов. Было слышно, как в клетках рычат и скребутся гомобы. Посты вокруг лагеря отсутствовали, капитан проник в него без всяких препятствий.

Правда, самоход решил оставить у крайних палаток, чтоб не раздражать обитателей треском его двигателя.

Найти палатку старшего водыря не представило труда – она была самая большая. Оставив сопровождающих гвардейцев снаружи, Таур откинул полог, попросил разрешения войти – и вошел, не дожидаясь разрешения. Как уже было сказано, этикет вурдов если и существовал, то совершенно бесхитростный.

Под пологом палатки вонь вареного мяса ощущалась особенно сильно. Водырь оторвался от ужина и поднял на капитана свои плоские, ничего не выражающие глаза, напоминающие капли нефти на воде. Испещренная складочками физиономия ритмично вздувалась – вурд жевал мясо.

– Я – Вито ре Таур, капитан городской гвардии, – почтительно представился гость. – Теплых камней вашим детям и неистощимых сил Великому Упору.

Изощряться в варварских приветствиях капитану мало нравилось, но он должен был соблюсти приличия. В отличие от вурда.

Водырь с усилием проглотил свою жвачку, поднялся и вытер трехпалые ладони о стену палатки. Металлические цацки, обильно украшающие его платье, звенели и бросали блики.

– Что хочешь? – спросил вурд, не представляясь. Стоя, он стал выше капитана, пожалуй, на две головы.