– Ладно, проявим благородство. – Я прошлепала к шкафу, чтобы выбрать универсальный наряд, подходящий и для поисков собаки в первой половине дня, и для тихого офисного сидения – во второй.

От ресторанчика, с открытой площадки которого Зяма с его несостоявшейся подругой Татьяной начали несуетное поступательное движение к отчему дому барышни, через парк вела одна-единственная аллея. Так что на этом этапе мы с Алкой заблудиться не рисковали. Непонятно было, куда идти дальше: путеводная аллея вывела нас к шумному перекрестку.

– Налево пойдешь – на рынок попадешь, – задумчиво завела Трошкина в лучших фольклорных традициях. – Направо пойдешь – в жилой микрорайон придешь. А прямо пойдешь – до реки дойдешь.

Означенными основными вариантами открывающиеся перед нами перспективы отнюдь не исчерпывались. На подступах к водной артерии велись какие-то масштабные строительные работы, а из ближайшего двора доносились звуки бессмертного блатного хита «Гоп, стоп!», так что Трошкина еще не учла весьма вероятные расклады «в канаву упадешь», «ногу сломаешь», «на хулиганов нарвешься» и «кошелек потеряешь».

– Надо было взять на всякий случай газовый баллончик, – пробормотала я.

– Или здоровенного охранника, – вздохнула Трошкина.

– Хотя бы собаку, – подумала я вслух, с сожалением вспомнив Барклая – верного четвероногого друга Дениса Кулебякина.

– Гав, гав! – послышалось из-за кустов.

Это совпадение мыслей и фактов меня заинтересовало. Я вытянула шею, высматривая источник лая, а Трошкина вдруг радостно завопила:

– Эврика! Эврика! – и бросилась напролом через самшитовую изгородь.

Я было подумала, что она неожиданно увидела знакомую собаку по кличке Эврика, и немного удивилась такому мощному порыву к общению с фауной – после того как ее в Австралии безвинно лягнул кенгуру, Алка держит дистанцию со зверушками крупнее хомяка и темпераментнее черепашки.

– Здра-авствуйте! Ой, кто это такие хорошенькие, с лапками, с хвостиком, с такими ушками расчудесными! – Из-за покореженных кустов вперемежку со звуками веселой возни донеслось сладкое сюсюканье Трошкиной. – И как же нас зовут?

Похоже было, что на лужайке резвятся сразу несколько хорошеньких сущностей с расчудесными лапками и хвостиками, однако Алка пока знакома не со всеми.

– Это Гапа, а я Марина Андреевна, – послышалось в ответ. – Мы сенбернарчики.

То есть никакой Эврики среди них не было. Но я решила, что на говорящих сенбернарчиков тоже имеет смысл посмотреть, и без задержки полезла в самшитовую брешь.

– Гапочка, ах ты, зайка! – безудержно умилялась Алка, сидя на корточках перед толстым пятнистым щенком.

Песик очень мало походил на зайца, а вот лохматая Трошкина в обрывках вечной зелени изрядно смахивала на сумасшедшую. Особенно эта ее внезапная любовь к четвероногим меня насторожила. Впрочем, тетка, придерживающая толстопятого Гапочку за ошейник, смотрела на щенка с еще большей нежностью.

– Гапусик у нас прелесть, – проворковала она. – Малюсенький еще совсем мой сыночек, трехмесячный!

Малюсенький трехмесячный Гапа при желании запросто мог бы перекусить тридцатилетней Трошкиной ручку или ножку, но вел себя паинькой, сидел тихо и даже, кажется, улыбался.

– Часто тут гуляете? – Алка задала риторический вопрос, голосом заранее выразив глубокое одобрение правильного подхода к воспитанию здоровых собачьих младенцев.

– Дважды в день по два часа, – с законной гордостью ответила заботливая собачья «мама» Марина Андреевна.

– Наверное, и других собачников встречаете? – Алка наконец встала и перевела заострившийся взгляд с добродушной морды Гапы на довольное лицо его хозяйки.

Тут только я начала понимать, что неумеренное восхищение лапками и хвостиками моя подружка демонстрировала с конкретным умыслом.

– Французского бульдога поблизости не видали? – подтвердила Трошкина мою догадку прямым вопросом.

– Это Фунтика, что ли?

– Может, и Фунтика, – согласилась Алка. – Я не знаю, как его зовут. А хозяйка у него молодая, симпатичная девушка. Они неподалеку в частном доме живут.

– Точно, это Фунтик и Танечка, они иногда гуляют тут по утрам, – кивнула Гапина хозяйка. – Где-то на Окраинной их дом, они обычно с той стороны выходят. А вам они зачем?

Умница Трошкина с ответом на этот вопрос не затруднилась.

– А мы хотим предложить им сняться для иллюстрированного календаря, – ловко соврала она. – Мы в нашем московском издательстве календарь готовим с собачками, и как раз для французского бульдога у нас есть вакансия.

– А сенбернарчик вам не нужен? – сильно оживилась Марина Андреевна.

– Сенбернарчик? – Трошкина посмотрела на меня.

– Наверное, понадобится, но попозже, – пробормотала я, недоумевая, чего ради все эти хлопоты с песьим кастингом для вымышленного издания. – Месяца через два, когда мы будем готовить календарь с крупными собаками.

– Как раз наш Гапа подрастет! – обрадовалась Марина Андреевна.

Она заставила нас записать ее телефон и ушла довольная. Гапочка подпрыгивал у ног хозяйки – вероятно, тоже радовался будущей карьере фотомодели.

– Значит, улица Окраинная, – совсем другим, свободным от нездоровой восторженности, голосом сказала Трошкина, отворачиваясь от щенка и его хозяйки. – Судя по названию, она должна быть где-то с краю.

Практическая ценность этого глубокомысленного замечания была невелика. В поле нашего зрения имелось сразу два четко выраженных края, образованных границами глубокой канавы. Ее с неизвестной целью выкопали поперек проезжей части на улице, ведущей к реке. Длинная яма была подозрительно похожа на окоп. Наверное, поэтому Трошкина не поленилась заглянуть в нее поглубже – не иначе, высматривала внутри гранатометчиков, притаившихся в ожидании танковой атаки.

– Свеженькая канавка-то, – заметила я, носком туфли спихнув в траншею вязкий глинистый ком. – Думаю, улица Окраинная появилась в нашем городе в более давнее время и была названа безотносительно этого фортификационного сооружения.

– Логично, – с сожалением признала Алка.

Она оглядела окрестности на высоте метра над уровнем окопного бруствера и порывисто бросилась навстречу дедушке в потрепанном френче и трикошках, заправленных в резиновые сапоги. В отличие от нас с Алкой дедуля в костюме заслуженного красноармейца очень гармонировал с глинистым окопом. До полноты образа ему не хватало винтовки с примкнутым штыком и бугристого вещмешка. Вместо винтовки у бравого старца была клюка, а вещмешок с успехом заменял старый школьный ранец.

– Дедуля! – окликнула старого солдата активная Трошкина. – Не подскажете, где тут улица Окраинная?

– Ходь туды! – ответил дед, махнув клюкой в глубь скопища частных домов. – Прямо, прямо и раз направо!

Посовещавшись, мы решили, что «прямо, прямо» – это два квартала вперед, а «раз направо» – один в сторону, и целеустремленно зашагали вдоль пыльного зеленого забора. По дороге разговорившаяся Трошкина многословно хвалила старца за военную простоту и точность формулировки, но диаметрально изменила свое мнение о трезвости ума и твердости памяти дедули, когда выяснилось, что он отправил нас не на ту улицу.

– Это же не Окраинная! – возмутилась Алка, завершив короткое странствие по маршруту «прямо, прямо и раз направо» у таблички «ул. Украинская».

Увы нам, старый боец оказался глуховат.

– Имени Украинского фронта, не иначе! – нездорово развеселилась я.

– И что смешного? – Алка обиделась и принялась меня воспитывать. – Вот какая ты после этого своему брату сестра?

– Бедная и несчастная, – вздохнула я.

– А должна быть любящая и заботливая! – уела меня подружка. – Как Иванушкина Аленушка!

Я не сразу поняла, что Иванушкина – это не фамилия, но Алка помогла мне вспомнить первоисточник:

– Уж она-то своего братца не бросила, даже когда он козленочком стал! Ну, что ты хохочешь? Зямя в беде, ему помочь надо, а ты ржешь тут как лошадь!

Сравнение с Аленушкой меня дико рассмешило по той простой причине, что ее братец козленочком стал, а мой, можно сказать, является таковым с рождения: красивое имя «Казимир» Зямины знакомые по детскому саду и начальной школе упорно расшифровывали как «Козий Мир». Козий Мир Борисович Кузнецов.