Снова налетел ледяной ветер. Символическая линия на карте ни на йоту не изменила погоду. Мы снова поднимались по слишком крутой горе. На этот раз я сползла с лошади и постыдно зарылась в снег. Мосейн поставил меня на ноги. «Как долго может человеческий организм держаться благодаря лишь собственному адреналину? – спрашивала я себя. – Наверное, я скоро упаду».

Мне казалось, что моя душа на какое-то время покинула тело.

– Сколько еще этих гор? – спросила я Мосейна.

– Уже близко, – ответил он.

Я старалась найти утешение в этой лаконичной информации, ибо отчаянно нуждалась в тепле и отдыхе.

Я взглянула на грозный силуэт: гора была выше и более недоступна, чем все те, которые уже остались за нами. А может быть, мне так уже просто казалось?

– Это последняя вершина, – прошептал Мосейн.

В очередной раз, когда я сползла с лошади, ноги совершенно подвели меня. Я бессильно барахталась в снегу, но не могла встать даже с помощью мужчин. Я не могла с уверенностью утверждать, принадлежат ли мои ноги мне. Несмотря на жестокий мороз, я чувствовала себя так, точно меня охватывает пламя.

– Только десять минут, – сказал мой проводник, показывая рукой в гору.

– Позвольте мне отдохнуть, – умоляла я.

Но проводник поставил меня на ноги и потащил дальше. В какой-то момент я качнулась так сильно, что проводник выпустил мое плечо, и я упала на спину. Съехав несколько метров по обрыву, я задержалась в сугробе. Проводник подбежал ко мне.

– Не могу, – простонала я.

Проводник тихо позвал на помощь Мосейна.

– Махтаб, – прошептала я, – где она?

– Она чувствует себя хорошо. Наш человек несет ее на руках.

Мосейн вместе с проводником стали поднимать меня. Забросив мои руки себе на плечи, Мосейн тащил меня по крутизне. Мои ноги бессильно свисали, волочась по снегу.

Несмотря на тяжесть, мужчины легко поднимались в гору, даже не переводя дыхания.

Неоднократно они пытались поставить меня, но всякий раз мои ноги тотчас же сгибались в коленях, и они снова вынуждены были подхватывать меня, предотвращая падение.

– Умоляю… дайте отдохнуть, – стонала я.

В моем голосе звучало отчаяние. Мосейн помог мне лечь на снег, потом приложил холодную ладонь к моему лбу, проверяя температуру. Его лицо, насколько я могла рассмотреть, выражало сочувствие и обеспокоенность.

– Не могу больше, – шептала я, будучи уверенной, что умру в эту ночь.

Мне уже не вернуться домой, но я вырвала Махтаб из Ирана. Она вернется. И этого достаточно.

– Оставьте меня, – сказала я Мосейну. – Поезжайте с Махтаб. Вернетесь за мной завтра.

– Нет! – отрезал Мосейн.

Его тон поднял меня быстрее, чем удар в лицо. «Как ты можешь говорить нечто подобное? – укоряла я себя. – Ты ведь так долго ждала этого дня. Ты должна идти дальше».

Но у меня не было сил. Я не могла двигаться. Двое мужчин снова поставили меня на ноги и тащили дальше в гору. Местами сугробы были по колено. Втроем мы несколько раз падали в снег, но после каждого падения мои спутники поднимались, хватали меня под руки и тащили дальше.

Я впала в оцепенение. Наверное, я потеряла сознание.

Несколько минут спустя в этом, как мне казалось, туманном и иллюзорном мире я услышала шепот Махтаб: «Мамочка!».

Она была рядом со мной. Мы достигли вершины.

– Остаток дороги поедете на лошадях, – сказал Мосейн.

Одну руку он положил на мое бедро, другую подставил под мою ногу. Мой проводник сделал то же самое с другой стороны. Таким образом они подняли мое закаменевшее, затвердевшее тело и посадили на лошадь. Мы двинулись вниз по склону. Мне как-то удалось удержаться на лошади до самого подножия горы. По-прежнему нас окружала темнота, но я знала, что скоро будет светать. Я едва видела лицо Мосейна, который стоял передо мной, пальцем показывая на едва мерцающие вдалеке огоньки.

– Мы едем туда, – сказал он. – Наконец мы найдем убежище.

Требовалось последнее усилие.

Мы ехали еще минут десять, пока я не услышала лай собаки. Скоро мы добрались до дома, спрятавшегося в горах. Во двор вышли несколько мужчин. Видно, они ждали нас. При ближайшем рассмотрении дом оказался полуразрушенной хибарой. Это был уединенный рай контрабандистов на восточной границе Турции.

Мужчины окружили Мосейна и поздравляли с успешной экспедицией. Мужчина, который вез Махтаб, осторожно поставил ее на землю и присоединился к остальным. Забытая всеми, не имея возможности соскочить с лошади, я отпустила ее гриву и, как и прежде, хотела сползти по ее спине, но упала на низкую цементную веранду. Я лежала неподвижно. Махтаб подбежала ко мне. Мужчины, даже Мосейн, и не подумали прийти на помощь. Одни занялись лошадьми, другие исчезли в тепле дома.

Собрав остатки сил, я поползла на руках, волоча за собой обессилевшие ноги. Махтаб пыталась тащить меня. Я царапала локти о твердый холодный цемент. Взгляд мой был устремлен на спасительную, как мне казалось, дверь хибары.

Кое-как мне удалось добраться до порога. Только тогда Мосейн обратил на меня внимание. Он и еще кто-то втащили меня в дом. Я кричала от боли, когда Мосейн стягивал сапоги с моих ног. Мужчины положили меня и Махтаб перед гудящей печью.

Прошло много, очень много минут, прежде чем я смогла пошевелиться. Я неподвижно лежала, стараясь впитать как можно больше тепла от огня.

Тепло медленно возвращало меня к жизни. Я могла уже улыбаться Махтаб. Удалось! Мы были в Турции!

Наконец я смогла сесть. Начала двигать пальцами рук и ног, чтобы восстановить кровообращение. Наградой была сильная, жгучая боль.

Приходя постепенно в себя, я осмотрелась. И снова мной овладело беспокойство. Дом был полон мужчин. Да, мы были уже в Турции, но снова сданные на милость презирающих закон контрабандистов.

Возможно, почувствовав растущий во мне страх, один из мужчин принес нам с Махтаб горячий чай. Я взяла в рот несколько кусочков сахара и цедила чай через сахар на иранский манер. Обычно я пью чай без сахара, но сейчас мне нужны были силы. Я уговорила Махтаб, чтобы она тоже подкрепилась таким образом. Помогло.

Прошел еще час, пока я наконец почувствовала, что могу подняться. Я неуверенно встала на ноги. Увидев это, Мосейн кивнул головой, пригласив нас пойти за ним. Он снова вывел нас в морозный серый рассвет.

Мы вошли в помещение, где были женщины и дети. Одни разговаривали, другие, завернутые в одеяла, спали на полу.

Когда мы появились, к нам подошла одна из женщин. Мосейн сказал мне по-персидски:

– Это моя сестра.

Он подложил дров в огонь.

– Завтра мы забираем вас в Ван, – предупредил он и ушел.

В Ване контрабандисты покидали нас. Нам уже надо будет рассчитывать только на собственные силы.

Сестра Мосейна принесла толстые пуховые одеяла и нашла для нас место на занятом уже полу возле стены и в отдалении от огня. Хибара была сырой. Мы с Махтаб прижались друг к другу под одеялами.

– Мы в Турции. Мы в Турции, – повторяла я. – Ты можешь в это поверить?

Махтаб уснула. Она была счастлива в моих объятиях, а я искала в этом доверчивом спокойном сне силы для себя. Голова по-прежнему гудела. Каждая клеточка тела болезненно пульсировала. Я была голодная как волк. Иногда я забывалась тревожным сном. Большую часть времени я провела, молясь и благодаря Бога за то, что он привел меня сюда. Я просила его о дальнейшей помощи. «Прошу тебя, Боже, будь с нами остаток дороги, – умоляла я. – Только с твоей помощью мы сможем все выдержать».

Около восьми часов утра пришел Мосейн. Он выглядел отдохнувшим после нескольких часов сна. Махтаб просыпалась медленно. Наконец вспомнила, что мы в Турции, и тотчас же вскочила, готовая отправиться дальше.

Я тоже почувствовала себя новорожденной. Мы были в Турции. Махтаб была рядом со мной. Все мое тело болело, точно было избито, но при этом пальцы рук и ног вернулись к жизни, я их ощущала. Мосейн вывел нас из дома к совершенно новому виду транспорта – с цепями на колесах. Мы забрались в кабину.