– А ну, пошли за мной!

– Куда? – изумился Пашка.

– Пошли разбираться, почему деньги зажал.

– У меня нет ничего!

– Разберемся.

Пашка схватился руками за подлокотник и не дал оторвать себя от скамейки. За это он сразу получил кулаком по голове. Он извернулся и пнул кого-то ногой в живот.

– Эй! – закричали с другого конца зала. – Шпана! Кончай возню.

Пашка увидел, что толстая старуха ведет двух милиционеров. Цыганята бросились врассыпную, но одного милиционер все-таки поймал. Пашка и не думал убегать. Он с достоинством встал и позволил увести себя в отделение.

Их усадили рядом с цыганенком на высокую скамейку, обитую железом. Пашка огляделся. Справа был деревянный барьер и стекло до потолка. За ним сидел усатый милиционер в рубашке и все время говорил по телефону. Напротив мальчик увидел обитую железом дверь с круглым окошком. За дверью кто-то сопел, кашлял, иногда в окошке появлялись темные пятна глаз. В комнате были еще две закрытые двери.

В отделение вошла пожилая толстая цыганка. Она бросила быстрый взгляд на обоих мальчишек, затем подошла к деревянному барьеру со стеклом. Они с дежурным немного пошептались, и женщина скрылась за одной из внутренних дверей. Пашка услышал ее голос: громкий, но жалобный и умоляющий.

Вскоре она вышла, грубо схватила цыганенка за шиворот и повела прочь. Тот успел с торжеством взглянуть на Пашку.

Мальчик вздохнул и опять принялся наблюдать. Усатый милиционер перестал говорить по телефону, он откинулся на спинку кресла и курил. За дверью с окошечком вновь послышался кашель, затем громкий больной голос с надрывом прокричал:

– Командир, ну дай покурить! Ну дай сигарету, одну, понимаешь?

Дежурный продолжал пускать дым в потолок, думая о чем-то своем.

– Командир! – Голос был неприятным, но Пашке стало жаль человека за дверью, хотя курение и было предрассудком. – Командир, дай одну сигарету, ну одну, тебе жалко, да?

Прошло несколько секунд тишины, и из-за двери раздался тяжелый вздох.

– Скоты, блин. Козлы хреновы, фашисты...

Дежурный оживился:

– Ты ща договоришься! Рот свой поганый закрой, а не то никакой прокурор не поможет.

Пашка встал, подошел к барьеру, поднялся на цыпочки.

– Почему вы не даете ему, что он просит? – спокойно спросил он.

Дежурный выпучил глаза и чуть не задохнулся от возмущения.

– Ты еще!.. Ты еще!..

Пашка вернулся на скамейку. К нему подсел вышедший из-за двери невысокий человек в теплом свитере. Он открыл зеленую папку и аккуратно разгладил чистый лист бумаги.

– Выворачивай карманы, – тихо предложил он.

Однако карманы у Пашки были пусты. Человек удивленно хмыкнул.

– Как зовут?

– Павлик.

– Дальше...

– Что?

– Фамилия, отчество, год рождения.

– Павлик... Семенов.

– Сколько тебе лет? – Человек не поднимал на Пашку глаз, делая пометки на листе. – И отчество ты не сказал.

– Лет мне... Наверное, шесть, – задумался Пашка.

– Как это – наверное?

– Ну, или пять.

– Интересно... А может, четыре?

– А может, и четыре, – согласился мальчик.

– Ну, хорошо. Где живешь?

– Нигде не живу, – вздохнул Пашка.

– Нигде? А родители твои куда делись?

– Мама ушла билеты покупать.

– Так бы сразу и сказал. Значит, мать ушла, а ты сразу драку устроил?

– Ничего я не устроил.

– Ну, конечно... Постой-постой, мне же сказали, что ты всю ночь там просидел. Когда, говоришь, мать за билетами ушла?

– Наверное, вчера.

Человек задумчиво посмотрел на Пашку и вздохнул:

– Опять «наверное»? И где она теперь?

– Не знаю.

Воспитатель не советовал ребятам врать, чтобы не запутаться. Но Пашка мог нести любую ерунду, ему нечего было бояться. Он твердо знал одно – тайна «Покровителя» должна уйти с ним в могилу, не коснувшись никого из посторонних.

Человек в свитере долго расспрашивал, как зовут маму, куда они собирались ехать, где жили. Пашка ничем не помог ему. А своего старого адреса он и в самом деле не помнил. Тогда человек позвал какого-то Станкова и объяснил ему:

– Виталь, пробей по адресному Галину Семенову, потом в кассах посмотри за последние три дня на нее билеты. Мальчишка какой-то мутный – то ли дурак, то ли, наоборот, слишком умный. Я поеду на Садовую, через час буду. Николай! – крикнул он милиционеру за стеклом. – Присмотри за мальцом, я через час буду.

Дежурный кивнул и цепко посмотрел на Пашку. Мальчик отвел глаза. Больше всего он сейчас боялся двух вещей: что его обыщут и отберут приемник и что посадят за дверь с круглым окошком. Оттуда, кстати, опять начала доноситься возня и мольбы о сигарете.

Через некоторое время стало скучно. Мимо проходили люди, поглядывали на него, но не интересовались, шли дальше. Пашка уже по десятому разу перечитывал объявления о розыске преступников, пересматривал плакаты с изображением бутылок и кривых красноносых мужиков, и еще какие-то тексты, напечатанные синими буквами на плохой бумаге. На «Покровителе» их научили читать, но мальчик не знал, что такое «неуплата алиментов», никогда не касался проблемы алкоголизма и не имел понятия, что такое «Положение об общественных пунктах охраны порядка». Поэтому ему стало здесь неинтересно.

Но Пашка умел ждать. Он честно отсидел на скамейке под бдительным взглядом дежурного, пока вновь не появился человек в свитере. Пашка даже обрадовался.

– Сидишь? – рассеянно спросил человек и скрылся за дверью. Пашка прислушался.

– В кассах никакой Галины Семеновой нет, – раздался голос невидимого Станкова. – В городе нашел троих, у одной сын Павлик, по возрасту подходит. Но она больше года как выписалась из общежития на Красногвардейской на территории «Стройфарфора». Я звонил, так говорят, работала такая, но уже давно уволилась, и никто про нее не знает.

– Год назад уволилась и выписалась? – удивился человек в свитере. Через несколько секунд он опять сидел рядом с Пашкой.

– Так ты говоришь, мамка вчера ушла за билетами? – спросил он, внимательно глядя на мальчика.

Пашка понял, что теперь ему лучше молчать. Он опустил голову и крепко сжал кулаки. Его собеседник все понял.

– Ну, молчи, молчи... Все равно узнаем, где ты целый год пропадал. Есть небось хочешь?

– Хочу, – сразу ответил Пашка.

– Еще бы... Николай! – снова крикнул он дежурному. – Я на обед. Скоро буду.

Они вместе вышли из здания вокзала. Моросил холодный дождик, людей было немного – они все собрались в залах ожидания и под навесами.

– Пойдем, – сказал человек и взял Пашку за плечо. – Меня зовут Евгений Петрович, кстати. Что мы с тобой делать-то будем?..

В столовой было тепло и немноголюдно. Евгений Петрович взял себе и Пашке по тарелке борща, макароны с сосисками и чай.

– Ты к матери обратно хочешь?

– Мне все равно, – ответил Пашка.

– Ничего себе... – удивился Евгений Петрович и дальше обедал молча.

Когда они допивали чай, в столовую вошел и присел рядом пожилой маленький милиционер в очень старой, измятой форме. От него пахло бензином.

– Жень, – сказал он, крутя на пальце связку ключей, – надо ехать на Никольскую. Два трупа на насыпи. Поехали, прокурор уже в машине.

Евгений Петрович с досадой вздохнул и отставил стакан.

– Черт, хотел успеть с мальчишкой разобраться. Он с утра у нас сидит.

– Поехали, Жень. Прокурор ждет...

Вновь Пашка сидел на жесткой скамейке и скучал. День почти кончился, а ничего так и не произошло. Человек за железной дверью с окошечком вел себя тихо, может, спал. Дежурный все время говорил по телефону. Люди все так же ходили мимо.

Потом в отделение вошел человек в черной рабочей куртке. Дежурный вопросительно уставился на него и тот доложил:

– С вытрезвителя.

– А-а, да-да..

Дежурный, гремя ключами, вышел из-за барьера и открыл дверь с окошечком. Оттуда появился небритый старик, худой и грязный, в обвисшем, выцветшем плаще. Пока дежурный оформлял бумаги, старик доброжелательно поглядывал на Пашку, чувствуя в нем брата по судьбе. Затем его увезли.