И что ты? – Вадя выглядел совершенно растерянным.

А что я? – Эдя развел руками, как бы расписываясь в собственной беспомощности. – Я попробовал ей повесить лапшу на уши, вот примерно, как ты сейчас… Но не на ту напал. Молодец девчонка, вообще-то. – Аж причмокнул от восхищения Эдя. – Она мне говорит: «Понятно. Я так и думала, что ты меня начнешь динамить. Судиться с вами я не собираюсь. Я сделаю проще. Я продам квартиру на Жукова. Я уже проконсультировалась с риэлторами. Если быстро продавать – семьсот тысяч гарантировано. А вы потом, если у вас совести нет, судитесь со мной». Вот так вот.

Мою квартиру продать? – задохнулся от возмущения Вадя.

Не мою, а нашу, – поправил его генеральный.

Ну да, – охотно согласился Вадя.

К тебе риэлторы приходили, пока ты взаперти сидел? – поинтересовался Эдя.

Приходил кто-то. Снизу охрана звонила, но я послал их, – нехотя рассказал Вадя.

Ты послал, а они осмотрели домик, достали поэтажный план, посмотрели на нем квартирку и дают ей сразу же семьсот тысяч. Понятно?

Эдь, подожди… Я одного не пойму, как же она без нашего согласия ее продаст? Ведь квартира же оформлена на фирму.

А вот так. У нее есть право первой подписи, забыл? И печать у нее. Она же с ней ездила во Франкфурт. И все документы на квартиру я ей отдал, когда вы там поселились…

Так это что же? Она меня из моей собственной квартиры выкинет? – жалко проблеял Вадя.

Да, дружочек, – с презрением глядя на него, подтвердил Эдя. – В семьсот тысяч нам твоя хренова философия выливается. Да какой там семьсот… Это они чуют, что дело не совсем чисто, вот и сбавляют. Миллион она сейчас стоит, как минимум. Я вот только одного не пойму. Ну, ты развлекаешься, тебе за твои развлечения и платить. Но почему за это должен платить я? А? Ты понимаешь, что эти бабки на тебе виснут? Нет? Что это ты мне должен будешь поллимона. Это ты понимаешь?

Вадя сидел совершенно раздавленный. Он не выносил, когда Эдя начинал считать деньги. Это его просто-напросто угнетало, размазывало, выбивало землю из-под ног.

Эдя, женись на ней, – забормотал он, – вот увидишь, она согласится, ты только предложи…

Дурак, – сказал, как отрезал, генеральный. – Твое счастье, что она гораздо благороднее тебя. Она нам дала десять дней на то, чтобы решить вопрос по взаимному согласию.

И что? – в душе у Вади снова затеплилась надежда. Надежда на то, что Эдя, как всегда, что-нибудь придумает. Ты же советовался сегодня со знающими людьми, что они говорят?

Ничего, – зло ответил Эдя. – Ничем мы ей помешать не можем. С квартирой она разберется запросто. А мы ей потом можем вчинить иск на две трети, а она нам встречный на одну треть немецкого заказа.

Ну и что, – обрадовался Вадя. – Две трети квартиры мы у нее отсудим. А в заказе ты всю прибыль спрячешь, все, мол, на расходы ушло. Ты же это здорово умеешь, Эдя.

Дурак, – снова вынес приговор другу Эдя. – Ты еще всем трусы свои грязные продемонстрируй. Судиться – это не вариант. А кстати, как ты думал действовать в связи с ее обещанием убить тебя?

Вадя нерешительно поскреб затылок.

Думал, попрячусь немножко, а потом как-нибудь само собой устроится…

Нет. – Эдя отрицательно покрутил головой, выпятив толстые губы и состроив гримасу недоверия. – С Анной такие фокусы не проходят. Само собой не устраивается. Уж больно человек она серьезный. Так что, ты думай, думай дружочек. Это твоя проблема.

А я придумал, – вдруг просиял Вадя. – Мы ее закажем.

Да ты что, рехнулся? – испугался Эдя. – Не знаю, не знаю. Хотя… Тебе решать. Это твоя проблема. Не мы, а ты.

Ну да, я, – охотно согласился Вадя. Он повеселел и, вообще, выглядел так, как человек, только что завершивший тяжелую, грязную, но такую нужную работу.

Ладно, хватит болтать. Пойдем на лошадок поглядим. Мы же на ипподром приехали, в конце концов, – с этими словами Эдя вылез из машины.

Когда они прошли на трибуну и, подыскав себе места, уселись, Вадя принялся усердно крутить головой, осматриваясь. Перспектива, открывшаяся взгляду, потрясла его. Он ожидал увидеть нечто вроде футбольного стадиона. Маленький кусочек изумрудно-зеленой травы, задавленный гигантскими бетонными трибунами. А тут… Такая ширь, такой простор открылись ему. Почти в самом центре огромного мегаполиса, каждая пядь земли которого ценится на вес золота, город расступился, и на арену выступила Ее Величество Живая Природа. Дальний край огромного поля, окаймленного беговой дорожкой был почти еле виден. По дорожке и по полю взад и вперед степенно прохаживались, неторопливо бежали или совершали пробные рывки около десятка лошадей, впряженных в легкие двухколесные коляски, в которых, как влитые, сидели жокеи, одетые в попугайско-пестрые камзолы и кепи.

Вот это да, – только и выдохнул Вадя, потрясенный этой неожиданно открывшейся, какой-то невероятной, негородской красотой.

Его взгляд, как магнитом, притянуло к неспешно бегущей вдоль трибуны лошади. Высоко поднятая маленькая голова, мощная крутая шея, мелькание длинных стройных ног…

Эдька, Эдька, ты посмотри какой красавец! – с мальчишеским восторгом завопил Вадя, тыча вниз пальцем. – Он здесь самый лучший!

Это Колокольчик, он никогда не бежит, – раздался голос рядом с ними. Вадя повернулся на голос. – Да, да, дрянь лошадь. Всегда последний. Его и сегодня поставили, небось, только для количества. – Это сказал невысокий дедок в большой плоской кепке «аэродром». У него был такой большой, красный, распухший нос, похожий на ноздреватую губку, напитанную жидкостью, что казалось, нажми на него пальцем, и из него струей польется вода. Или пиво. В зубах он держал беломорину, время от времени перегоняя ее из одного угла рта в другой и окутываясь клубами ядовитого серо-желтого дыма, как Ключевская сопка. – А ты, гляжу, первый раз на бегах? – Спросил он больше для порядку, не ожидая ответа. – Ты поставь обязательно. Новичкам, говорят, везет. Я сюда уже почти пятьдесят лет хожу. Не одного такого видел. Только пришел человек, ни черта в бегах не смыслит, глядишь, бац, выиграл. И хорошие деньги выигрывали. Я тебе точно говорю. Ты…

А где ставить-то? – перебил Вадя словоохотливого дедка. – Да я и не знаю как.

Да вон, можно у бука, – мотнул головой дед, – а хочешь, можешь в кассы сбегать. Но там очередь, да и выдача обычно не очень… Хотя сегодня народу много… Эх… Вот раньше были времена… Такие выдачи бывали… И сейчас грамотные люди и у буков ставочку сделают, и в кассу сбегать успеют. Весь расклад распишут… – Вдруг он спохватился: – А программку ты купил? Нет? Без программки расклад не разложишь. Хотя какой тебе расклад, если ты ни черта не смыслишь? Но все равно купи. Потихоньку въезжать начнешь. Без программки…

Дед, а кто такие буки?

А-а, это у нас так букмекеров кличут.

Дед, на. – Вадя протянул ему тысячерублевую бумажку. – Поставь за меня. Вот на ту красивую лошадь, с пятым номером.

Это на Колокольчика-то? – изумился дед. – Да ты сдурел парень… Ну, ладно, хозяин – барин. Проверим еще раз правдивость поговорки. Давай деньги. – Взяв купюру, дедок шагнул в проход и направился вниз, но, опустившись на несколько ступеней, он, хлопнув себя по кепке, как будто вспомнив что-то важное, развернулся и громко поинтересовался: – Тебе как, в одинар или экспрессом?

Решай сам, – махнул рукой Вадя.

Обстановка на трибунах также не походила на футбольную. Народ то сходился кучками, то рассаживался по местам, кто-то постоянно уходил с трибуны, кто-то приходил. Вадя посмотрел направо и вверх. Там, судя по всему, были ложи, и публика собиралась посолиднее.

Какого черта мы здесь уселись, не могли туда пойти? – спросил он у Эди, кивнув головой в сторону лож.

Так надо, – не вдаваясь в объяснения, коротко ответил Эдя.

Зазвенел колокол. Лошади выстроились на старт. Снизу появился запыхавшийся дед.

Ну, парень. Я всю тысячу зарядил на Колокольчика, как ты сказал. Проверим твою везучесть.

Колокольчик вырвался в лидеры со старта и пошел, пошел, пошел, опережая ближайшего преследователя более чем на корпус.