Сияло солнце в парке алой розой. Искрился снег, в лучах его летя. Пощипывал слегка лицо морозец. А рядом вдруг расплакалось дитя. Катились слёзки крупные, как жемчуг, И мать дитя утешить не могла. И плач ребёнка был горчее желчи, И свет дневной был для него, что мгла. О, как горькѝ и всё ж отрадны слёзы, Когда тебе есть в жизни что терять, Когда весь мир – виденья, сказки, грёзы, И в нём спасительница – любящая мать. Но вот за грёзой ты теряешь грёзу, И мир вокруг – обыденней воды. Звучат пророчества, таящие угрозу, И нет уж тех, кто спас бы от беды. А на ночь – фильм про драму жизни Кáллас [30] – Про одиночество, про старость и про грусть, – Про всё, что от триумфа дней осталось. Да, собственно, и мне, как оглянусь. Но снова ставишь на судьбы причуды! – Знать, детство не вполне от нас ушло: На Кáллас глядя, я ждала, что будет чудо. Но чудо… чудо не произошло. 5–6 января 2009 г. Мечтала с юности подругою быть гения, Не для известности, почёта или благ, Но для любви и бескорыстного служения. И не пугал меня ни рай–шалаш и ни ГУЛАГ. Влюбилась первый раз. Он был художник. И просто Генкой был для нас. Имел талант. Искусство было для него второю кожей. Но ждал финал его, трагический, как Дант. Предполагаемый попал в «психушку» гений. И Генкой – «шизиком» остался навсегда. Пропало даром всё – талант и гены, К тому ж он не нуждался в моём «да». Но мозг искал. Душа была готова Верѝги с новым гением носить. Пока же – старые меняла я подковы, Телегу жизни чтоб тащить и выносить. Как будто отвечая ожиданьям, Послали новый небеса объект мечты, Но были просто встречи с ним, а не свиданья.– Он стал мне другом, но на «вы», а не на «ты». Тянулись годы и заветный вензель (Он А.V.E. был, надо ж так совпасть) Мишенью стал дискуссий и претензий, И заземлялся, и терял над сердцем власть. Когда ушёл в миры иные друг–наставник И он же – сердца поклонения предмет, Оплакав и отпев, я распахнула ставни Своей души для новых чувств и бед. Господь послал мне по моим прошеньям Того, кто по лесам со мной ходил, Носил он тяжести и «славу поношенья», – На тот момент он безработный гений был. Так десять лет в любви и ссорах жили, И ждали, что пробьёт наш звёздный час, Но тут несчастья нас так плотно обложили, Что мы уж думали, что и не будет нас. Но выжили каким–то всё же чудом, И нынче встретили ещё одну весну. И я в стихах пою судьбы причуды, И веря и не веря ей, как сну. Меня ведёт Господь, я это знаю. И умоляю лишь: не брось, не отлучи! Я не виню судьбу, хотя была и злая, — Ведь грели в ней меня любви лучи. Теперь уж я не знаю, был ли гений Хотя б один из тех, кто звался «мой герой». Но внук растёт, не гения в нём гены. Вот так причудлива бывает жизнь порой. Мораль проста: не сотвори себе кумира. Достался гений пусть другой, ты не тужи. Ведь чтоб продлилась жизнь и пела лира, Не гений рядом нужен, а – мужик. Апрель 2007 г. Les Coguillages (Ракушки) Когда в квартире тихо и тепло, А за окном – промозглое ненастье, И сумрак смотрит в тусклое окно, Люблю я вспоминать о прошлом счастье. И это не любовь, и не успех, Не вожделенные обновы и предметы, Но лучшей нет мне изо всех утех, – Ракушки собирать у моря летом. То было море Франции – залив Бискайский, и не море даже, А океан, – от чаек пёстр, криклив, И не ракушки там, а – «кокияжи». Приносит их крутой волной прилив – Глубинных вод сокровища и плёсов, – На пляж, где еле виден порт вдали, А рядом парк реликтов – древних сосен. Вдоль берега – большие валуны, Чтоб натиск отражать штормов, приливов, С магнитной связанных душой Луны, Напористых валов несуетливых. Швырнув волну с дарами о валун, Отхлынет океан, шипя и щерясь, Разбив в жемчужную и хрупкую золу Подарок вод и Посейдóна щедрый. И успокоившись, отступит в даль и в синь, Накапливая силы для порыва. Земля и море, будто Ян и Инь, «Воркуют» днями у скалистого обрыва. Но не за этим только зрелищем хожу На берег вод с надеждою я смутной: В горé осколков часто нахожу Ракушки целые – мёд радости минутной. Я в груде битых раковин морских, Покинутых отшельником–моллюском, Ищу сокровища и собираю их – Шедевры моря в черепках этрýсских [31]. У каждой – свой узор и завиток, Неповторимы тон и гофрирóвка. По телу пробегает счастья ток, Когда ракушку откопаю ловко. Попался «веер» и витой рожок, «Бутон» цветка и Мумитрóлля «ýшко», «Тюрбан» и устричный колючий «башмачок», Рябая «спинка» маленькой лягушки. Придя домой, я их прополощу В большой лохани пресною водицей, Тарелку из–под торта разыщу И разложу сушить на солнце пиццей. Их рёбра–грани луч позолотит Оранжево–багряного заката: Горит, переливается, блестит Дар тьмы глубин под факелом Гекáты [32]. А утром встану, распахну окно И соберу просохшие ракушки, И выложу картину–полотно, Учтя их форму, цвет, и завитушки: Дно моря, сад и бабочек в саду, Улитку на цветке, кота, совёнка… Как славно, взрослую отбросив ерунду, Побыть хоть чуть творцом миров–ребёнком. 9–10 октября 2007 г. вернутьсяКаллас (настоящая фамилия Калойеропуло) Мария – греческая певица (сопрано). вернутьсяЭтрýски – древние племена, населявшие в 1–ом тыс. до н.э. С. – З.Апеннинского п–ва, предшественники римской цивилизации. вернутьсяГеката – богиня в греч. мифологии, которая помогала с факелом в руках найти Персефону – отправленную в ад дочь Деметры, богини плодородия и земледелия (земли–матери). |
