Минувшей зимой мать Костика скончалась. Еще при ее жизни Василий Константинович начал встречаться с Натахой. И, хотя его мужская удаль уже не поражала воображения, молодая женщина щедро отдавала себя старику. Взамен он помогал ей чем мог. Пока еще руководил складом, устроил комнатку в коммуналке – до этого Натаха жила в общежитии и работала в жилконторе паспортисткой. Старик и в дальнейшем, уже будучи сторожем, баловал подружку – покупал подарки, подкидывал стройматериалы на ремонт комнаты. Обещал ей отписать дом и деньги с валютного вклада, если она выйдет за него замуж. У Толстой Натахи выбора не было. Многие мужчины любят полненьких, но ее полнота выглядела пугающе. Поэтому в свои тридцать девять она все еще оставалась одинокой. Костя был Натахе более люб, чем его отец, но властный старик не отдал бы сыну свою добычу. «Но долго ли ему осталось?» – размышляла Толстая Натаха. А там, глядишь, вместе с домом ей и сынок достанется. Потому, соглашаясь на брак со стариком, она рассчитывала удержать при себе двоих.

Костя, хотя и рос в частном доме, где всегда имеется много мужской работы, был маменькиным сынком. Мать, кассирша на одном из заводиков, ограждала его от всех дел, следила только за учебой сына. Она буквально стояла за его спиной, заставляя учить уроки. Хотела дать сыну высшее образование, но отец считал, что парню важнее побыстрее получить профессию. Сам он занимал достойное и денежное место без всяких институтов. А потому Костя закончил лишь техникум. Отец, пользуясь старыми связями, отмазал сына от армии, используя грыжу, обнаруженную у парня. (Позднее Косте сделали операцию, и он стал абсолютно здоров.) Почему Костю отвергали девки, отцу было ясно: сын – сам баба. Но его не беспокоила судьба Кости, мужику жениться никогда не поздно.

Когда слегла хозяйка, сразу сказалось отсутствие женской руки. Дом быстро начал приходить в запустение. Тогда Толстая Натаха и легализовалась, появилась в доме как нанятая стариком помощница. Умирающая догадывалась о роли помощницы, но сил воспротивиться ходу событий уже не имела. Костя большую часть времени заботился о цветах – сажал, выпалывал, поливал, подвязывал стебли, закрывал от холода. На эти дела у него было в достатке и желания, и упорства. Прагматичный старик, его отец, подбивал сына выращивать цветы на продажу, но Костя и слушать об этом не желал. Он выписывал откуда-то из дальних краев диковинные семена, а потом озадаченно наблюдал, как очередной чужак гибнет в неподходящем климате. Зато редкие удачи, распустившиеся цветки, радовали его едва ли не больше, чем любовь девушки.

После босоногого марафона по улицам городка, после встречи с неожиданным соперником Костик, как обычно, нашел утешение со своими «детками» – так он ласково называл высаженные им растения. Он подошел к клумбе неаполитанского лука, разоренного им сегодня ради подарка для Вали, и грустно отрапортовал ему:

– Вот такие, дружок, пироги.

Валерия страдала от неумения гармонично общаться с людьми. Ее поведение всегда выбивалось из нормального, и ничего поделать с этим она не могла. В учебной группе, на работе казалась излишне сухой, безэмоциональной. На отдыхе, вечеринке – преувеличенно веселой и беспечной. И даже использовала два имени: Лера – для досуга, Валя – для службы и дома. Но превращение, к которому ее подтолкнула шляпа, испугало девушку.

Вечером, после прогулки с Костей, она взяла лист бумаги и засела писать письмо в Карелию.

«Дорогая Анжелика! Со мной недавно произошла невероятная история. После экзаменов я совсем обалдела от радости и купила себе потрясную шляпу, огромную, как телевизионная тарелка. В тот день я выглядела в ней полной дурой, и один парень принял меня за проститутку. Но в другой раз я специально сшила к ней длинную юбку, пошла в Эрмитаж. Помнишь, как мы с тобой впервые посетили этот музей? Так вот, в Эрмитаже я снова встретила того же парня, мы познакомились. Он назвался Тео. Он, вообще, большой чудак. И разговоры у него странные, и имя себе придумал чудное. Я так и не поняла, чем он занимается, но сразу почувствовала, что он из высоких сфер. И как-то не решилась признаться, что работаю в собесе, соврала, будто журналистка…»

Валерия отложила письмо и, убедившись, что тетушка занялась стиркой в ванной, подошла к телефону, набрала номер Тео. Он отозвался радостно и громко:

– Кто, Лера? Молоток, что позвонила.

Они договорились встретиться на следующий день в метро, внизу на станции «Невский проспект». Валерия вернулась к секретеру и продолжила писать:

«Теперь не знаю, как ему признаться. Решит, что я врушка. Но ты-то знаешь, что я никогда не выставлялась, не важничала. Напротив, на работе ниже травы себя веду, в универе тоже незаметна. Эта шляпа будто заколдовала меня. Веришь? Ты никогда не пробовала что-то необычное на себя нацепить? Попробуй! Интересно, как ты будешь себя чувствовать? И еще у меня сейчас одна дружба завязалась, на работе. Но об этом в другой раз. Сейчас закругляюсь. Завтра у нас с Тео первое настоящее свидание».

Пока электричка везла Валю-Леру в славный город Питер, девушка готовилась объясниться с Тео. Так, мол, и так. Я пошутила, что работаю тележурналисткой. Вообще-то живу я в Гатчине, работаю в собесе. Но по мере приближения электрички к городу решимость Валерии таяла на глазах. Наверняка он сразу разочаруется в ней и прекратит встречи. На подъезде к Питеру Валерия надела шляпу, накинула на плечи шаль и окончательно превратилась в Леру. Шляпа одновременно придавала уверенности Валерии и подталкивала к необдуманным поступкам. Никогда прежде Валерия не замечала за собой склонности к сознательному лицедейству, а тут вдруг проклюнулось. Правда, журналисткой она назвалась не случайно. Ее полудетская мечта вырвалась наружу и воплотилась в самоуверенной девице в шляпе. Ну и что, если журналистки шляп не носят! Зато уверены в себе, как манекены из витрины. Новоиспеченная журналистка быстренько сочинила легенду о гатчинской родне. В ней нашлось место и убогому двоюродному братцу Константину. А что? Костя заикается, ведет себя странно. Его старый отец превратился в писателя-диссидента. Испытанные им гонения объясняли отсутствие дядиных книг в библиотеках и магазинах. А ныне этот писатель ослеп и уже не может работать! Измышления Валерии становились все ярче и причудливее.

На платформу вокзала Валерия вышла, ощущая себя журналисткой. Она нырнула в метро и вскоре оказалась в условленном месте подземного дворца – вестибюля станции. Тео ждал ее.

Новая встреча с питерским интеллигентом окончательно выветрила из души вчерашнюю прогулку с Костей. Валерия беспощадно предавала его, смеясь вместе с Тео над нелепым видом своего «двоюродного брата». Но сплетничали они недолго. Тео мало интересовали родственники, он думал, чем развлечь девушку сегодня. У него опять было туго с деньгами, и он не мог пригласить Леру в кафе. И Тео предложил прогуляться по городу, посмотреть вновь установленные памятники. Городская скульптура последних лет поражала если не качеством, то количеством разнообразных фигур. Он предложил Валерии побыть экскурсоводом, полагая, что она, как работник ТВ, в курсе всех новинок.

Девушка растерялась. Петербург она знала слабо. Смогла вспомнить только известные монументы: Медного всадника, Екатерину, Ленина на броневике. О новинках что-то слышала по радио, но назвать конкретные адреса не смогла. Зато на память услужливо пришла фраза из передачи. Ее-то и ввернула сейчас Валерия:

– По-моему, все эти новые скульптуры – просто китч, не стоит внимания!

Тео пожал плечами – по сути, и он так думал, но чем еще развлечь малознакомую девушку, когда в кармане не бренчит и копейки… А потому проявил настойчивость:

– Но мне бы хотелось посмотреть и составить свое мнение. Поехали на Васькин остров. Там фигуру Василия установили, по легенде, одного из работников царя Петра. Или пошли бронзового кота Елисея посмотрим у магазина.

– У Елисеевского? – на всякий случай уточнила Валерия.