Теперь она знала, что должна была делать.

За окном больше никого не было. Никто не двигался по автостоянке, насколько позволяло разглядеть пятно света и зрение Вики.

Моя мать умерла.

За углом, вне пределов видимости, на дорожке, ведущей к входу в здание, снова были слышны звуки неуверенных шагов.

Вики повернулась и бросилась к двери.

Она закрыла дверь на задвижку, провожая Селуччи — привычка, укоренившаяся за годы проживания в большом, полном опасностей городе.

Теперь она дрожащими пальцами пыталась справиться с механизмом — замок заклинило.

— БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТА, ЧЕРТОВА ШТУКА!

Она больше не слышала тех шагов. Не могла различить ничего, кроме рева крови в ушах.

«Она должна быть уже на ступенях...» Отчаянно нажимая на ключ, она не замечала, что в кровь ранит руки... «Открывает наружную дверь...» Была ли эта дверь заперта, когда уходил Селуччи? Вики не могла вспомнить. «Если она не сможет войти, она уйдет прочь». Весь дом задрожал, когда она кулаками отчаянно заколотила по замку. «Только не уходи!» Побелевшими от усилия пальцами она ощутила, как замок наконец поддался.

На лестничной клетке никого не было.

Наружная дверь была открыта.

«Только не уходи снова...» — этот крик все еще отдавался многоголосым эхом у нее в голове, хотя ни звука не вырвалось наружу сквозь стиснутые зубы, и тут Вики услышала, как захлопнулась дверь машины. Затем — шум отъезжающих по гравию колес.

Взрыв адреналина катапультировал ее с половины входной лестницы и швырнул в ночную тьму.

— Ты представляешь, Кэти, она пыталась войти внутрь здания!

— С ней все в порядке?

— Что ты имеешь в виду, «с ней все в порядке»? Кто-нибудь видел тебя?

— Нет. — Кэтрин покачала головой. — Проведенное нами восстановление не предусматривает такой активности. Если любой из серводвигатей сгорит...

Дональд надежно пристегнул ремнем безопасности вяло сопротивляющееся тело номера десять и перебрался на переднее сиденье микроавтобуса.

— Ну, кажется, теперь все в порядке. — Он вздохнул и, поерзав, устроился поудобнее. — Но, как видишь, она явно не выказывала желания идти со мной.

— Разумеется, нет, ты прервал всплывший стереотип ее поведения.

— Какой такой стереотип поведения?

— Тело заключало в себе сложившийся стереотип: выходя из здания биологического факультета, следовать по этому пути как и в течение многих лет.

— Вот оно что! А я-то думал, она серьезно вознамерилась отправиться домой.

— Теперь ее дом там, где находимся мы.

Молодой человек бросил тревожный взгляд назад, в глубь микроавтобуса. Номер девять, видимо, отключился, но номер десять продолжал бороться со своими путами. Номер десять должен был подчиняться его командам, но он готов был поспорить на свои шансы на Нобелевскую премию, что делать этого ему не хотелось.

— Лежи тихо, — вспылил он и слегка успокоился лишь тогда, когда тело подчинилось запрограммированной команде.

Майк Селуччи вышел из дверей лавчонки, торговавшей рыбой и овощами; вдохнул запахи жареной картошки и жирного палтуса, смешавшиеся с ароматом теплой весенней ночи. В этот момент вся ситуация показалась ему не такой уж плохой. Безусловно, для всех, имеющих к ней отношение, было бы лучше всего найти тело Марджори Нельсон, причем как можно быстрее. Вики, в конце концов, была разумным взрослым человеком, не понаслышке представлявшим суровую реальность, в которой некоторые дела так никогда и не оказываются раскрыты. Рано или поздно она должна будет смириться с тем, что матери больше нет, признать ее кончину, и все они смогут вернуться к решению проблем, прерванному этим событием.

Он должен оставаться здесь, чтобы поддержать ее, Вики должна осознать, что Фицрою нечего предложить ей, и они вдвоем должны устроить свою жизнь. Быть может, даже завести ребенка. «Нет». Представить Вики в роли матери было невозможно; необходимо ввести некоторые поправки. «Может быть, не ребенка?..»

Селуччи остановился у тротуара, пропуская микроавтобус, выезжающий со стоянки многоквартирного дома и поворачивающий на юг, к центру города И через мгновение, забыв обо всем и выронив пакет с едой, рванулся вперед, пытаясь схватить человека с обезумевшими глазами, выскочившего на дорогу.

— Вики! В чем дело? Что стряслось?

Его подруга, отчаянно вырываясь, пыталась бежать за микроавтобусом.

— Моя мать... — И тут задние огни исчезли, и она без сил обмякла у него в руках. — Майк, моя мать...

Он осторожно повернул ее к себе лицом и едва удержался от крика ужаса, увидев его выражение.

Она выглядела так, словно кто-то вырвал из ее груди сердце.

— Вики, что с твоей матерью?

Женщина нервно сглотнула.

— Моя мать смотрела на меня сквозь оконное стекло в гостиной. Замок заклинило, и, когда мне удалось выбраться наружу, ее уже не было. Она уехала в этом микроавтобусе. Это единственное объяснение, как она могла исчезнуть. Майк, мы должны догнать его.

Селуччи почувствовал, как ледяной ужас сковывает его спину. Безумные слова вырывались у нее между судорожными попытками набрать воздух в легкие, но было похоже, что она в этом абсолютно уверена. Медленно, стараясь не делать резких движений, он повел ее к двери квартиры.

— Вики. — Его голос прозвучал напряженно и неестественно, и ее имя оказалось едва различимым, а потому Майк повторил снова:

— Вики, твоя мать мертва.

Она вырвалась у него из рук.

— Ты что, думаешь, я об этом забыла? — огрызнулась она. — Но женщина за оконным стеклом не была мертвой!

— Понимаете, я оставил ее одну всего на несколько минут. — Селуччи слышал, как эти слова раздавались тысячеголосым эхом, повторяя голоса тех, кто возвращался и заставал дома катастрофу, разразившуюся всего за те несколько минут, пока их не было. — Как я мог предположить, что у нее вот-вот произойдет срыв? Такого с ней никогда прежде не случалось. — Он прислонился к стене и закрыл лицо согнутой в локте рукой. После яростного взрыва отчаяния Вики начало трясти, она сидела в кресле-качалке своей матери и не отрываясь смотрела в окно. Годы тренировки, опыта, обретенного за время столкновений с подобными ситуациями, мгновенно оказались совершенно бесполезными. Если бы не появившийся как нельзя вовремя мистер Дельгадо, который уговорил ее принять несколько таблеток снотворного... Его собственные уговоры, что завтра ей будут необходимы все ее силы, ни к чему не привели. Он совершенно не знал, как ему поступить; быть может, встряхнуть ее хорошенько, можно и наорать, конечно, но это вряд ли смогло бы принести какую-либо пользу.

Генри отошел от подоконника, где он стоял, прильнув к стеклу. От его поверхности исходил безошибочно узнанный им запах.

— Она вовсе не повредилась в уме, — спокойно произнес он. — По крайней мере, не в том смысле, как вы себе это представляете.

— О чем вы толкуете? — Майк даже не побеспокоился повернуть к нему голову. — Я же объясняю: у нее появились галлюцинации, понимаете вы это или нет?

— Нет, не хотелось бы вас огорчать, но суть не в этом. И мне кажется, я должен принести вам свои извинения, детектив.

Селуччи фыркнул, но решительность в голосе собеседника заставила его распрямиться.

— Извинения... За что, хотелось бы знать?

— За то, что обвинил вас в том, что вы насмотрелись скверных фильмов.

— Мне на сегодня уже достаточно загадок, Фицрой. Какого черта, о чем речь?

— Я говорю, — Генри отступил от окна; выражение его лица было непроницаемым, — о возвращении доктора Франкенштейна.

— Только не вешайте мне лапшу на уши, Фицрой. Я не в настроении, чтобы... Боже праведный, да вы ведь не шутите?

Генри покачал головой.

— Нет. Не шучу.

Ему невозможно не верить. «Демоны, вервольфы, мумии, вампиры; мне следовало ожидать этого».