Анни стояла рядом с Харпером у окна, глядя вслед автомобилю Трейса, поднимавшему клубы пыли на дороге. Она ощущала пугающую пустоту. Такого с ней не было еще никогда в жизни. Страх, леденящий ужас пробирали ее до костей.

Все, что произошло за последние дни, совершенно спутало ее мысли. Краденые машины, автомобильные мастерские, полицейские облавы – здесь, в этом округе, где самым серьезным событием был случай, когда коровы Билла и Мэгги Прайс забрели на шоссе к востоку от города!.. А теперь – ордера на арест тех людей, которые всю свою жизнь прожили здесь… да к тому же Харпер уверен, что смерть Майка была чем-то большим, нежели просто несчастный случай…

«Почему бы тебе не назвать вещи своими именами, Анни? Убийство, вот как это называется. Харпер считает, что смерть Майка могла быть убийством».

Руки Анни покрылись гусиной кожей, внутри все сжалось в комок. Убийство. Она зябко передернула плечами. Нет, это совершенно невозможно. Только не эти трое – только не Билл, не Уиллард и не Фрэнк… Нет, может быть, Фрэнк. Она без особого труда могла представить себе Фрэнка, занимающегося чем-то незаконным. Но – убийство?.. Здесь? Убийство… Майка?

Харпер обнял ее и прижал к груди. Она не сопротивлялась – была слишком слаба, испугана, и ей было так холодно – а еще потому, что уже два дня он не подходил так близко, и она все отдала бы за одно его прикосновение.

– Все будет хорошо, Анни. Не тревожься.

– Хорошо? – Она снова зябко передернула плечами и отстранилась от Харпера. – Не может быть все хорошо. Люди, которых мы знали всю свою жизнь, оказывается, воры. Майк был как-то с этим связан – и, возможно, они убили его. Что будет с Джейсоном, если он узнает? Он слишком юн, чтобы спокойно воспринять такое. А ты к тому же хочешь во все это вмешаться! С тобой ведь может что-нибудь случиться, Харпер. Пожалуйста, не нужно ездить никуда.

Харпер с изумлением смотрел на нее, осознавая, что Анни боится за него. Господи, когда же это было в последний раз – чтобы кто-нибудь тревожился за него? Пожалуй, единственным человеком, кроме Трейса, который действительно мог беспокоиться за него, был отец…

– Если мы хотим узнать, что же на самом деле произошло с Майком, мне нужно ехать, Анни. Пока Джейсону ничего не нужно знать. Потом, в конце концов, этим я зарабатываю на жизнь. Это моя работа.

– Я знаю, – Анни снова отвернулась к окну – словно бы между ней и Харпером внезапно возникла невидимая стена. – Но не думай, что я не буду волноваться. И обещай мне…

Она все-таки обернулась, чтобы по смотреть Харперу в глаза.

– Обещай мне, что будешь осторожен.

– Конечно, буду.

«Конечно, я буду осторожен».

Эти слова звучали в ушах Харпера все время, пока он устраивал для щенков маленькую дверку в сарае.

Он заверил Анни, что будет осторожен, причем таким тоном, словно бы ни о чем ; другом и думать было нечего. А думать-то как раз было, о чем. Конечно, он будет осторожен – такова его работа, такова его натура. Он всегда был осторожен. Черт побери, разумеется, он вовсе не стремился умереть – и уж, конечно, не собирался умирать по собственной беспечности или небрежности.

Однако у него были и другие причины. Не то чтобы привычка делать свое дело хорошо и нежелание умирать были недостаточными поводами для осторожности; просто ему вдруг подумалось, что должна быть еще какая-то причина.

Как у Трейса, например. Вот уж кто всегда будет осторожен – есть из-за чего! У него прекрасная, удивительно красивая жена, от которой он без ума и которая любит его не меньше, чем он ее, да к тому же двое сыновей, которых еще нужно вырастить и воспитать. Помимо работы, у него есть еще и личная жизнь. Из-за этого стоит каждый вечер, что бы ни случилось, возвращаться домой.

У Харпера такой жизни никогда не было – впрочем, он никогда не тосковал по ней и не нуждался в ней. И сегодня впервые ему предоставился случай задуматься…

Джейсон. Джейсон был достаточной причиной, чтобы быть осторожным. И Анни. Но они не были его семьей, к которой он должен был обязательно вернуться вечером. Он не был неотъемлемой частью их жизни – как и они не стали еще частью его жизни. Время, которое он намеревался провести с ними, подходило к концу. Не может ведь он вечно околачиваться на ферме! Да, они с Джейсоном начали гораздо лучше понимать друг друга за последние несколько дней. Но как только вопросы с махинациями с крадеными автомобилями и смертью Майка будут разрешены, у Хар-пера будет не больше причин оставаться на ферме, чем воды в Кроу-Крик в середине августа.

Харпер так и не решил еще, каковы же его чувства к Анни. Он только успел понять, что ему хорошо с ней и Джейсоном на ферме. Здесь он обрел покой, здесь его жизнь стала полной. Когда он касался Анни, его сердце начинало биться чаще и кровь быстрее бежала в жилах. И чувство его к ней было большим, нежели просто физическое влечение.

Но было ли этого достаточно? Сумел бы он любить ее так, как того заслуживает женщина: сердцем, душой, телом? Как узнать, есть ли у человека силы дать кому-либо такую любовь? Он думал, что все это есть у него – но, быть может, это была просто ностальгия, желание тепла, потребность любить… Старая любовь – любовь, которая жила в нем много лет назад. С такой неуверенностью в душе он не мог ничего решать. Это было бы нечестно по отношению ко всем ним.

Анни превратилась в красивую женщину. Быть может, отчасти ему было так трудно решить, какие чувства он испытывает к ней, потому что она все это время вела себя с ним так отстраненно, так сдержанно. Ее поведение смущало его.

Смущало? Черт побери, да это просто выбивало его из колеи!

И это тоже было неправильно. Анни имеет право поступать так, как считает нужным. Если она боится довериться ему, открыть душу, не забывая об испытанной когда-то боли, то он не должен оказывать на нее давление. Насколько он понимал, она стала гораздо более сдержанной, чем та юная девушка, в которую он влюбился когда-то. Насколько он понимал, она не хотела, чтобы в ее жизнь так скоро вошел другой мужчина. Может быть, она просто хотела немного побыть свободной, жить самой по себе.

Но, даже если это и так, разлука с ней была для Харпера равнозначна смерти.

Когда Джейсон вернулся из школы на следующий день, дверь, которую Харпер соорудил для щенков, привела его в восторг: теперь малыши могли входить и выходить из сарая когда им вздумается, а если будет нужно, дверь можно запереть, чтобы не пускать их внутрь или, наоборот, не выпускать из сарая.

Из окна кухни Анни наблюдала за тем, как Джейсон и Харпер возятся с щенками. У нее больно сжималось сердце. Им было так хорошо вместе, это было так правильно – отец и сын… Одинаковые глаза, волосы, одинаковая стать и выражение лица. Странно: взгляд таких похожих глаз пробуждал в ней глубокую материнскую любовь – когда на нее смотрел Джейсон, и заставлял сердце ее биться сильнее, когда она ловила взгляд Харпера.

Когда солнце начало клониться к горизонту – а было это в половине шестого, – оба ее мужчины уложили щенят, заперли курятник и вошли в дом. Вместе сидели и терпеливо ждали ужина, словно так было всегда. Как ей хотелось войти к ним, свернуться клубочком рядом с Харпером, прильнуть к нему, и чтобы Джейсон сидел с другой стороны от нее – чтобы они вместе смотрели телевизор, рассказывали друг другу о том, что произошло за день – не этот день, какой-нибудь другой, с отчаяньем думала она. Нет, ей вовсе не хотелось ни говорить, ни думать о сегодняшнем дне, как не хотелось думать и о том, что утром Харпер отправится в рейд – на свою работу.

Харпер тоже старался не думать о предстоящей облаве. Он старался вести себя с Джейсоном естественно, шутил и болтал о пустяках – испытывая жгучее желание сгрести мальчика в охапку и крепко-крепко прижать его к себе. Но девятилетний парнишка наверняка не примет и не поймет такого обхождения. А потому он просто сидел и смотрел на Джейсона, заинтересованно следившего за программой спортивных новостей.