Ну и несколько слов о моём намерении увидеть в осознанном сновидении египетские пирамиды.
Я возвращаю вас к сути реальности, в которой мы пребываем наяву. Насколько это доступно современному пониманию, материальный мир представляет собой бесконечные вариации проникающих друг друга колебаний или вибраций, которые мы называем энергией. Бесчисленные энергетические потоки взаимодействуют друг с другом в соответствии с законами физического мира и складываются в паттерны. (Паттерн – термин, использующийся для обозначения устойчивых конфигураций объектов или событий в пространстве или во времени.) Они делают окружающий мир внешне стабильным и «статичным». Энергия как бы кристаллизована, овеществлена. Чувственные образы, которые существуют в человеческом сознании, соответствуют этим внешним реальным энергетическим структурам, но они сами не являются такими структурами, они обладают иной природой. Увидеть пирамиды воочию и в осознанном сновидении – это разные вещи, разные процессы. Разумеется, я хотела увидеть, то есть пережить то, что находится в реальном пространстве яви – пирамиды на плато Гиза, а сформулировала это желание для осознанного сновидения. Возникло противоречие между тем, что же я хотела на самом деле, и тем, как сформулировала это своим разумом. Я создала ошибочное намерение для осознанного сновидения относительно египетских пирамид, но Внутренний человек расставил всё по своим местам.
8. Навстречу внутренней реальности
Язык сновидений
Почему закодирован смысл сновидений? Для чего завуалирован смысл яви? Зачем всё зашифровано? Ради чего такая множественность смыслов? – А правомочны ли эти вопросы вообще?
Понятия «смысл» и «мысль» связаны с мыслительным процессом, а значит с речью. «Мыслить – значит говорить с самим собой… слышать себя самого» (Кант). Переоценить возникновение речи и абстрактного мышления невозможно – это последнее, что сделало человека человеком. Разум выделил нас на фоне животного царства и вознёс на верхнюю ступень развивающегося сознания. Опираясь на чувственное восприятие, наше мышление преобразует сам чувственный опыт и даёт нам потрясающую возможность получать такие знания о свойствах окружающего мира, которые недоступны непосредственному чувственному познанию.
Однако у лингвистического разума есть и другая сторона. Интерпретируя окружающий мир с помощью слов, мы абстрагируемся от физической реальности, то есть всё дальше и дальше отходим от неё. И это притом, что сознание заведомо отстранено от мира материи: в реальности вибрация – а в сознании звук в ушах, в реальности волновой процесс – а в сознании картинка перед глазами. Именно чувственное восприятие, живое созерцание даёт нам самые непосредственные, самые достоверные и полные сведения о мире. Никогда словесное описание не сравнится с живой картинкой, звуком или с запахом, то есть с теми чувственными образами, посредством которых физическая реальность даётся нашему сознанию изначально.
Так вот мир разговаривает с нами на этом подлинном языке самого сознания. Здесь не слова, не речь, не лингвистика, здесь чувственные образы и непосредственное переживание жизненных ситуаций. Речь, язык – вещь, безусловно, важная, но по отношению к чувственному восприятию она вторична, чувствование мира предшествует её возникновению.
Многие религии призывают притуплять свои чувства, – какое чудовищное заблуждение! Чувства – это наши двери к восприятию, это окна в реальность. Наоборот, необходимо смотреть, слушать, прикасаться, нюхать и пробовать так много, как только возможно. Только так можно ощутить жизнь, которая всегда открыта навстречу нашему существованию.
На свете множество языков, потому что любой из них – всего-навсего условная система знаков, которых может быть без счёта. К тому же, язык – явление неустойчивое. Даже один и тот же язык меняется во времени – уже сто лет тому назад разговаривали по-другому, а соплеменников, живших за тысячу лет до нас, мы бы вообще не поняли. Мир наяву и мир сновидений так относятся к речи и к человеческому разуму, как подлинная местность относится к своей карте. Чувственное восприятие окружающего мира гораздо глубже, шире, объёмнее, чем описание мира с помощью слов. Как объяснить словами, что такое красное, сладкое, свежее, лёгкое? Истинное знание может дать только непосредственное чувствование, непосредственное переживание. Оно – фундамент, основа, на которую опирается разум.
Язык образа – исконный, подлинный язык мысли. Механизмы речи включаются потом.
Существует масса свидетельств, что научные открытия приходят к учёным сперва в виде некого целостного внутреннего образа, а уже позже облекаются в язык разума – речь. Вот что писал, например, Эйнштейн: «Слова, написанные или произнесенные, не играют, видимо, ни малейшей роли в механизме моего мышления. Психологическими элементами мышления являются некоторые, более или менее ясные знаки и образы». Образы были у него зрительными, слуховыми, а иногда и двигательными. А бывало, в нем просыпалось так называемое синестетическое восприятие: подобно Скрябину или Дебюсси, он «видел» звук и «слышал» цвет. Слова же подыскивались тогда, когда знание надо было передать другим. Когда Эйнштейн в своих теоретических построениях перешел от обычного пространства к искривленному, он, еще не зная, как это будет выражено математически, говорил, что представляет себе такое пространство в виде гигантского моллюска. Каким бы сложным ни было математическое рассуждение, говорил он, у него не возникнет ощущения, что он его понял, пока оно не будет восприниматься как единое целое. Эйнштейн утверждал, что теория относительности выросла из его подростковой фантазии, когда он пытался зрительно представить себе, на что была бы похожа реальность, если бы «он ехал на конце светового луча».
Почти так же описывает свой мыслительный процесс другой ученый и гений – загадочный Никола Тесла. Он пишет, что всегда мыслил образами, а не словами. «Мне было около семнадцати лет, когда я стал серьезно думать об изобретениях. Тогда, к моему огромному удовольствию, я заметил, что могу очень легко визуализировать. Мне были не нужны модели, рисунки или эксперименты. Я мог рисовать их в моем сознании. Так бессознательно я пришел к тому, чтобы разработать новый метод материализации изобретательских идей и концепций, полностью противоположный чисто экспериментальному и, по моему убеждению, столь же быстрый и эффективный». Однажды Тесла пытались поймать на его утверждении, что для него нет никакой разницы, запускать ли свою турбину «в мыслях» или испытывать в мастерской. Для того, чтобы доказать это, Тесла «построил» одну воображаемую турбину в своем мозгу, а другую заказал по-настоящему. Обе машины были запущены одновременно. Через месяц после этого Тесла разобрал свою воображаемую турбину и точно указал те детали, которые износились или разрушились. Когда разобрали и осмотрели реальную машину, оказалось, что описание Тесла каждой детали точно совпадало с тем, что обнаружилось в реальной машине!
Гениальный Моцарт утверждал, что сначала он сочинял музыку в голове, а затем просто «переписывал» ее на бумагу. Он писал, что мог рассматривать музыку мысленным взором, как прекрасную картину или статую. К тому моменту, когда её надо было записать на бумагу, она уже была практически готова в воображении.
Что же касается многозначности образов, которая очевидна, то в этом отражается фундаментальное свойство реальности – «всё во всём». Всё связано со всем и всё содержится во всём; каждое явление несёт информацию обо всём мире. Вероятно, каждую вещь в мире и каждый процесс можно осмыслить огромным, если не бесконечным, числом способов. Наш разум, который по сравнению с миром ещё совсем молод, просто не в состоянии вместить все значения, которые демонстрирует каждое явление, он берёт только то, до чего дорос интеллект.
Сегодня мы способны понять и осмыслить реальность, только разбив её на условные части и обозначив словами. Однако человеческий язык сам по себе представляет некий код. «Язык» окружающего мира универсальнее человеческого языка. Вот восходит солнце и впереди новый день, и это понятно всем людям, которые говорят на самых разных языках, и это понятно даже глухонемому, и это понятно не только людям, но птицам и животным, цветам и деревьям. Смысл восхода настолько всеобъемлющ, что я могу это только почувствовать, а мой разум, основанный на языке, способен ухватить каждый раз только малую толику его.