Рассказывают, будто одна старая негритянка предсказала Жозефине, что она станет когда-нибудь впоследствии королевой Франции.[50]
В то время Жозефина только рассмеялась нелепым бредням старухи: ведь на французском троне восседала умная Мария-Антуанетта, высший идеал всех королев для Жозефины! Как могла она, маленькая креолка, достигнуть такой недосягаемой чести? Впоследствии разведенная императрица с грустью вспоминала в Наваррском замке это пророчество и то время, когда вся жизнь была у нее еще впереди!
Хотя Жозефина не была никогда особенно красива, все, однако, прославляют ее грацию и обаяние, два качества, превративших ее в обворожительную женщину, которую не затмевали даже признанные красавицы Парижа.
Пятнадцати лет, однако, она не достигла еще этого обаяния. У нее, правда, был очень хороший цвет лица, красивые глаза, изящные руки и ноги, но фигура еще не развилась, лицо не получило еще выражения, ее движениям недоставало жизни. Да и умственно она не была еще развита. В монастыре ограничились тем, что научили ее правильно читать и писать. У нее был красивый почерк; она пела, мило играла на гитаре и хорошо танцевала. Да и большего от молодой девушки на Мартинике не требовалось. Жозефине хотелось немного подучиться, лишь бы только обратить на себя внимание: она была очень тщеславна. Вообще она была милым, нежным созданием, мечтавшим когда-нибудь отправиться во Францию, в волшебный Париж.
Во время этих мечтаний Жозефины о далеком Париже во Франции успешно подвигался вперед план ее замужества. Александру де Богарне, воспитывавшемуся с 1766 года во Франции, исполнилось семнадцать лет. Он был красивым юношей, получил хорошее образование, отличался физической отвагой и большой находчивостью. Он тщательно ухаживал за своей внешностью, и хотя на губах его еще не появился даже пушок, он принадлежал к числу самых элегантных кавалеров тогдашнего общества.
Тетка Реноден спешила женить молодого офицера. Он же со всем пылом своей юности предавался военной службе, развлекался в кругу своих товарищей и был любимцем всех дам. Он и не думал о браке. Но желание его крестной, которую он любил сыновней любовью, было для него свято. Кроме того, брак давал ему обладание назначенной отцом крупной ренты. Это, по всей вероятности, больше всего побудило расточительного молодого человека подчиниться желанию отца и крестной.
Старый маркиз написал по этому поводу Жозефу-Гаспару Таше и не забыл упомянуть о том, что каждый из его сыновей получит ренту в сорок тысяч франков и может рассчитывать еще на другую, в двадцать пять тысяч франков. Приданого он от невесты поэтому не требует, достаточно, если она возможно скорее приедет во Францию. И он, и мадам Реноден колебались в выборе между обеими дочерьми Жозефа: старшая Жозефина казалась им слишком не подходящей по возрасту для семнадцатилетнего Александра. Они писали поэтому про вторую дочь, Екатерину-Дезирэ, но еще до получения письма маркиза Екатерину в три дня унесла лихорадка.
Прекрасная партия была, однако, настолько заманчива для Таше, что отец не хотел так легко от нее отказаться. Ведь ему нужно было выдать замуж двух дочерей! Так как Екатерина теперь умерла, то он предложил старику Богарне свою младшую дочь: ей еще не исполнилось двенадцати лет! Ему, правда, хотелось, чтобы сперва вышла замуж старшая, но в конце концов с этим можно было еще примириться. Кстати, однако, он не преминул расхвалить и достоинства Жозефины: “У нее очень нежная кожа, красивые глаза, дивные руки, она сгорает от желания увидеть Париж… У нее превосходный характер, симпатичное лицо, она чрезвычайно развита и образована для своего возраста”, – писал он, между прочим, маркизу. Таше был не прочь предложить Богарне на выбор обеих дочерей.
Но он написал это письмо без ведома матери, бабки и даже без ведома юной Марии-Франсуазы. Манетта – как звали ее дома – упорно воспротивилась при поддержке матери и бабки этому путешествию во Францию, цель которого ей, конечно, оставалась неизвестной. Отцу пришлось вновь заинтересовать маркиза де Богарне своею старшей дочерью.
Наконец сделка состоялась. Удалось уговорить и молодого Богарне, который, с целью добиться более почетного места при дворе, присвоил себе титул виконта, и маркиз отправил письмо, в котором выражал Таше свое удовольствие увидеть в скором времени его вместе с дочерью во Франции. Поездка невесты была, однако, отложена на целый год, ввиду вспыхнувшей в 1778 году морской войны, затруднившей переезд через океан.
Только 20 октября 1779 года Таше вместе с Жозефиной прибыли в Брест, гарнизон молодого Богарне. И в тот же год, когда Жозефина впервые ступила на севере на французскую землю, на юге с другого острова приехал во Францию тот, кто должен был возвести ее на императорский трон!
Первое впечатление, произведенное Жозефиной на ее будущего мужа, не вызвало у молодого человека особого восхищения. “Мадемуазель Таше де ла Пажери, – писал Александр своему отцу, – покажется вам, вероятно, не такой красивой, как вы мне говорили, но смею вас уверить, что ее мягкий, добрый характер превосходит всякие ожидания”.
В этих сухих словах не звучало, конечно, счастья влюбленного. Тем не менее Александр де Богарне спустя шесть недель, 13 декабря 1779 года, повел к алтарю Жозефину Таше де ла Пажери в Нуази ле-Гран, где у тетки Реноден была своя вилла.
Эту виллу тетка подарила племяннице ко дню свадьбы. Кроме того, она позаботилась о приданом Жозефины и истратила на это 20872 франка. Отец обязался выдавать своей дочери ежегодную ренту в пять тысяч франков, но Жозефина, по-видимому, очень редко, или, вернее, никогда не получала ее.
Первый год супружеской жизни прошел довольно благоприятно, хотя Жозефина и была одинока. Брак, заключенный при таких условиях, не мог предоставить супругам особого счастья. В огромном Париже, о котором Жозефина столько мечтала, у нее не было ни души знакомых. Богарне отчасти стеснялся провинциалки, не умевшей еще одеваться с утонченностью истой парижанки и не блиставшей ни своей внешностью, ни своим остроумием. Он отнюдь не спешил вводить в свет свою жену. Кроме тетки Александра, довольно известной писательницы, Фанни де Богарне, семья его почти не заботилась о новой родственнице. Все они видели в Жозефине только племянницу мадам Реноден, метрессы маркиза! Звание метрессы ей, наверное, простили бы в это легкомысленное время, но то, что она жила с Богарне открыто в свободном браке, – никогда!
Жозефина скучала в одиноком домике на улице Тевено, где она поселилась зимой, и еще больше, когда ее муж весною 1780 года вернулся к себе в гарнизон. Злополучная ревность Жозефины впервые дала себя знать. Александр не любил жену; супружеская любовь казалась ему скучной, и он вознаграждал себя, развлекаясь на стороне. К Жозефине он с каждым днем относился все холоднее: наставническим тоном писал он ей длиннейшие письма относительно ее поведения и старался научить ее светским манерам. Вместо нежных слов Жозефина, искренне преданная своему мужу в первые годы супружеской жизни, находила в этих письмах только поучения и сентенции.
Вскоре, однако, появились и трения в этом союзе столь различных людей. Образование Жозефины было далеко недостаточно, в духовном отношении она стояла гораздо ниже супруга, да и манеры и привычки ее были совершенно другие, чем те, к которым привыкли в Париже. Все это отталкивало виконта, вращавшегося в лучших кругах, и влекло за собою различного рода недоразумения. Богарне по-прежнему вел свой легкомысленный образ жизни и изменял Жозефине. Когда он снова вернулся в Париж, отношения супругов далеко не улучшились.
Но наступило, наконец, счастливое событие, на которое возлагали все свои надежды тетка Реноден и старый маркиз, 3 сентября 1781 года Жозефина родила своего сына Евгения. Александр, однако, столь же мало заботился о сыне, сколько и о жене. Тетка Реноден настояла поэтому на их кратковременной разлуке. Она порешила послать его в небольшое путешествие, которое должно было вернуть его на путь истинный. Выбор ее пал на Италию. Но там он повел все тот же рассеянный образ жизни, как в Париже и в гарнизоне. После шестимесячного отсутствия он возвратился во Францию таким же легкомысленным, каким и уехал. Быть может, его рассеянная жизнь и малодружелюбное отношение к жене были виновны в том, что впоследствии Жозефина так мало заботилась о святости брака.
