Как раз в это время на сцену является новое лицо, которому суждено было играть видную роль в истории английского театра. Я говорю о мисс Беллами. Она была незаконной дочерью лорда Тироулея и ничем не замечательной актрисы Дублинского театра. Воспитанная отцом, но бежавшая к матери, молодая девушка сильно бедствовала в это время, так как отец за непослушание лишил ее всяких средств. В середине сороковых годов восемнадцатого века они поселились в Твикенгеме с некоей больной дамой, за которой ухаживали. Здесь встретилась она с Уоффингтон, Шериданом и Гарриком. Честолюбивая молодая девушка только ждала случая обратить на себя внимание. И в самом деле, у нее были для этого все данные: хотя и маленького роста, но прекрасно сложенная, грациозная, всегда изящно и к лицу одетая, она производила прекрасное впечатление. Бледный цвет ее лица оттенялся пышными темными кудрями, ниспадавшими на плечи; остренький носик и маленький рот придавали ей несколько птичье выражение, а большие, прекрасные голубые глаза смотрели наивно и ребячливо. Однако это хорошенькое создание не обладало теми свойствами, которые были написаны на ее лице: завистливая, льстивая, лживая и безнравственная, она должна была выбиться из нищеты и неизвестности, так как при таком характере носила следы прекрасного воспитания, была остроумна и кокетлива. Первый случай блеснуть действительно ей скоро представился. Шеридан жил тогда в окрестностях Лондона (в Кенсингтоне), держал «открытый» дом и очень веселился. Недалеко от него поселилась и Пег Уоффингтон, быстро сделавшаяся приятельницей молодого артиста. Отношение ее к Гаррику последнее время становилось все хуже и хуже, так что ссоры случались постоянно. Одна из них возникла между любовниками и этим летом. Гаррик, желая примиренья, часто посещал Шеридана, встречался там с нею и, наконец, для ее умилостивления устроил любительский спектакль, чтобы испытать талант сестры Уоффингтон, Полли. Молодая девушка воспитывалась на средства артистки, которая готовила ее к сценической деятельности. Поставлена была «Андромаха» Расина в английской переделке. Спектакль прошел очень удачно, и Гаррик провозгласил решительно, что у Беллами талант к сцене. Мисс Полли сыграла хуже, но зато пленила молодого племянника лорда Кольмондели, который вскоре на ней женился. Между тем другая участница спектакля сделалась впоследствии замечательной артисткой, много и часто пользовалась покровительством Гаррика, платила ему каждый раз самыми злобными выходками и оставила свои мемуары, в которых честит его за «низость и подлость», хотя нигде не указывает, на чем основывается ее мнение. Беллами вела бурную, беспокойную жизнь, которую она раскрывает в своих мемуарах перед читателем с большим простодушием; к сожалению, и это свойство является результатом не откровенности, а простого недомыслия, так как она хочет, но не умеет скрыть грязь, в которой провела свою жизнь. Невинный лепет еще лучше оттеняет безнравственность, легкомыслие и льстивое притворство этого странного создания. К Гаррику она питает самую лютую, самую непримиримую ненависть, которая совершенно необъяснима. Но я покидаю ее, чтобы вернуться к женщине, несравненно более симпатичной, хотя и не лишенной многих недостатков. Отношения Гаррика с мисс Уоффингтон становились все более и более натянутыми. «Она обладала всеми совершенствами, – говорит друг артистки Мерфи, – и имела одну только слабость». Нужно сознаться, что именно эта «слабость» делала брак с нею почти невозможным. Гаррик хотел на ней жениться (особенно при «первом увлечении») и даже подарил ей обручальное кольцо, но… как часто ему приходилось в этом раскаиваться!.. Пег прилагала, правда, все усилия, чтобы остаться верной своему Дейви, тем более что мысль о браке постоянно преследовала ее, но ее окружала целая толпа светских шалопаев с изящными манерами – остроумных, блестящих, смелых и бездушных. И далеко не всем из них удавалось отказать «увлекающейся» артистке. Она не любила общества женщин, «болтающих только о тряпках и сплетнях»; знатные дамы, покровительницы скромной Сиббер и более скрытной Беллами, отказывали ей в своем обществе, и Пег поневоле приходилось иметь дело только с мужчинами. Во всяком случае, мне хочется верить, что она была лучше своей славы, так как про нее рассказывали ужасные вещи.
– Я уверена, Куин, – сказала она однажды, уходя со сцены в роли Гэрри Уильдера, – что половина города считает меня мужчиной.
– Если это и так, – отвечал тот, не задумываясь, – клянусь, другая половина знает противоположное.
Сначала мистер Уильямс своими блестящими манерами заставил прелестную Пегги склониться на его мольбы, а за ним следовал лорд Дарнлей, пленивший ее знатностью своего происхождения. И к полковнику Цезарю не могла она остаться равнодушной, так как гвардейский мундир сильно действовал на ее воображение, и т. д., и т. д. Какую же роль во всем этом должен был играть Гаррик? Мэклин уверял, что Дейвид знал об ухаживаниях Дарнлея и покровительствовал им. Однажды лорд даже заставил его своим появлением в «совершенном дезабилье» спасаться из спальни Уоффингтон на половину Мэклина… Понятно, при таких условиях брак был невозможен. Если теперь в виду «законных уз» Пег не могла смирить своих буйных страстей, что же было бы впоследствии? Гаррик понял это и решился наконец, после долгих колебаний, просьб исправиться и страданий, разорвать эти узы.
Вот как сама Уоффингтон описывает их последнюю беседу. Однажды вечером Пег напомнила своему другу его обещание. Гаррик переменил разговор, но мысль о браке не дала ему спать всю ночь.
– Что с вами? – спросила она.
Дейвид долго молчал, но наконец решился и сообщил ей свои ночные думы. Брак был бы для них обоюдным несчастьем. Он любит и уважает свою дорогую Пегги, но в роли Бенедикта решительно не отвечает за себя.
– Так вот что не давало вам спать всю ночь? – холодно спросила она.
– Что?.. Да, уж если говорить всю правду… ведь вы любите откровенность, моя дорогая Пег?.. Я думал об этом. Брр! Эти восемь часов я провел как бы в рубашке Деяниры.
– В таком случае, сэр, – сказала она, возвышая голос, – вы можете спокойно снять ее, так как с этих пор мы – чужие.
Гаррик хотел успокоить ее, но все было напрасно. Они расстались, чтобы встретиться потом посторонними людьми. Для Гаррика, конечно, это был самый счастливый исход: Бог весть, в какие передряги втянула бы его «единственная слабость» этой женщины. Может быть, брак первое время удержал бы ее, но потом страсти и темперамент взяли бы верх, и, конечно, она осталась бы всегда той же доброй и симпатичной, но легкомысленной и распутной женщиной, какой была прежде.
В своих «инсинуациях» на Гаррика Мэклин любил рассказывать, как знаменитый артист оставил у себя два «ценных» бриллианта Уоффингтон. Дело в том, что они после разрыва возвратили друг другу подарки, но Дейвид оставил два из них себе «на память». Насколько справедливо это известие и насколько ценны были бриллианты – остается открытым вопросом. Давно уже в городе ходили неблагоприятные для Гаррика слухи о том, как вела себя с ним Уоффингтон; теперь досужая толпа воспользовалась случаем, чтобы вылить на него целое ведро помоев: карикатурам, стихам и пасквилям не было конца. Но в бумагах артиста Фицджеральд нашел стихи по адресу его прежней милой; они полны самых горьких упреков в неверности… И, может быть, лорд Рошфор был прав, когда говорил ему: «Мало верю я в привязанность вашей Уофф… или я ничего не понимаю в женском сердце, или ей гораздо легче расстаться с вами, чем вам с нею».
Между тем в театральном мире за это время произошел серьезный переворот. Флитвуд окончательно запутался со своим патентом; заложил и перезаложил его, так что наконец патент был объявлен к продаже. В это время в Ковент-Гардене служил режиссером некто Джеймс Лэси, которого Дэвис аттестует таким образом: «Это был человек неглупый, но малообразованный; он обладал ясным взглядом на деловые отношения и умел ценить людей по достоинству; не лишенный благородства и доброты, он был подчас груб и резок по внешности». Целым рядом различных предприятий Лэси поднакопил себе кое-каких деньжонок, а теперь занимал скромную должность помощника режиссера при Риче. В один прекрасный день к нему явились два незнакомых господина и предложили взять на себя антрепризу Друри-Лейна, так как они собирались купить патент. Сделка, однако, не состоялась: один из контрагентов сильно заболел в самое нужное время. Тогда банкирская фирма «Амбер и Грин», составлявшая проект условия продажи, пожелала сама купить патент. Банкиры призвали Лэси и предложили ему следующие условия: он должен был, во-первых, убедив Флитвуда, взять за его право на антрепризу 6 тысяч рублей посмертной ренты и, во-вторых, заставить особенно беспокойного кредитора, мистера Мора, подождать с предъявлением векселя ко взысканию. Денег с Лэси в настоящий момент не требовалось, и его часть находилась как бы в залоге у банкиров; с течением времени от предприимчивости антрепренера зависел скорейший ее выкуп. Лэси выполнил условие, и скоро в Друри-Лейне появилось новое правление. Гаррик был сильно болен в это время и не мог играть. Отношения его с новым антрепренером были довольно натянутыми. Миссис Сиббер сильно хлопотала, чтобы поближе сойтись с Гарриком и восстановить его против Лэси: ее заветной мыслью было купить патент Друри-Лейна, который вследствие вновь возникших затруднений должен был вскоре снова поступить на рынок. К этой покупке она хотела привлечь Куина и Гаррика. Но последний был очень осторожен и пока только выжидал. Между тем доктора уговаривали его ехать из Лондона и полечиться основательно. Он воспользовался этим случаем и бросил театральные дрязги столицы для веселой и беззаботной жизни в Бате. Этот город был тогда одним из самых оживленных мест Англии: на воды сюда съезжались все, кто только имел какие-нибудь средства: политики, ученые, актеры, государственные деятели, помещики смешивались в зале «Общественного собрания» с разбогатевшими купцами, авантюристами, попавшими «в случай» горничными и прочим сбродом. Как только новое лицо появлялось в городе, выборный церемониймейстер стучался уже у двери и предлагал свои услуги для осмотра города. Вообще, как это бывает в большинстве случаев, больным на водах Бата жилось всего хуже. Но выздоравливающих закручивало это веселое беззаботное существование вдали от деловой сутолоки столицы. Гаррик очень любил Бат и подолгу гостил здесь в свободное время. Теперь его сопровождал полковник Уиндгем, с которым артист последнее время очень сблизился.
