Учение о целесообразности породило немало ошибок, но иногда наталкивало исследователей и на верные открытия. Копернику оно оказало большую услугу. Восприняв от своих учителей, классических авторов, идею разумной природы, он не мог примирить ее с неуклюжей и запутанной птолемеевской системой; природа, думал он, должна быть устроена проще; так оно и оказалось в действительности. Но те же воззрения явились источником важных ошибок его системы. Он думал, что планеты обращаются по кругам, потому что «круговое движение – самое совершенное», но впоследствии оказалось, что они обращаются по эллипсам. Он думал, что «Земля – шар, потому что, как говорили древние, шар из всех тел самое совершенное»; оказалось, что Земля сплюснута на полюсах…
Но как бы мы ни относились к философии Коперника, не ею определяется его значение, не она характеризует его как ученого новой эпохи. Важно было то, что он не удовлетворился априорными соображениями, а вздумал проверить их исследованием, наблюдениями и вычислениями. Средневековый мыслитель, опираясь на априорные положения, сплел бы из них целую паутину таким же априорным путем, не сверяясь с природой. Ученые эпохи Возрождения бросили эту игру ума, эту манеру писать «пустыми цветами по нетовой земле», заменили рассуждение исследованием, умели, когда нужно, отложить в сторону свои метафизические идеи и спрашивать природу, не подсказывая ей ответов, а прислушиваясь к тому, что она сама скажет.
Жажда знания, любовь к науке – главная страсть Коперника, вытеснившая все остальные. Его слог, сухой, точный, деловой, без всяких риторических украшений, иногда неправильный и тяжелый, изменяется, когда он заводит речь о своей излюбленной астрономии – «науке скорее божественной, чем человеческой».
«Если мы расположим науки по предмету их занятий, то первое место отведем той, которую одни называют астрономией, другие астрологией, а многие из древних – завершением математики. Эта царица наук, наиболее достойная свободного человека, опирается на все отрасли математики. Арифметика, геометрия, оптика, геодезия, механика – все они служат ей. И если все науки возвышают дух человеческий, то больше всего это свойственно астрономии, не говоря уже о величайшем духовном наслаждении, связанном с ее изучением…»
Научные занятия его не ограничивались астрономией. Он занимался и чистой математикой; ему принадлежит решение двух важных проблем сферической тригонометрии. Одним из любимых предметов его была география, оживившаяся в его время благодаря открытиям Колумба, Магеллана и других. Коперник собирал материалы для географической карты Пруссии, но все его работы по этому предмету погибли.
Коперник обладал порядочной библиотекой, сохранившейся отчасти до нашего времени благодаря Густаву Адольфу, который ограбил Фрауенбург во время Тридцатилетней войны и отослал найденные здесь книги в Упсалу. В числе книг, принадлежавших Копернику, находились сочинения Евклида, Арата, Плиния, Альбогазена, таблицы Альфонса Кастильского и Региомонтана, комментарии кардинала Бессарьона, поклонника платоновской философии, которую он защищал от нападок схоластиков, и других. Множество пометок, поправок, подчеркнутых мест в этих книгах показывает, как тщательно изучал их Коперник.
Вернувшись в 1541 году в Виттенберг, Ретик послал своему наставнику несколько книг по астрономии и математике. Поля их также испещрены заметками, сделанными рукой Коперника: стало быть, преклонный возраст не ослабил его умственной энергии.
Кроме собственных книг, он мог пользоваться довольно богатой и разнообразной библиотекой фрауенбургского капитула и францисканского монастыря в Браунсберге, городке Эрмеландской епархии.
Ретик с восторгом отзывается о Копернике: «Эрудиция моего наставника во всех отраслях науки так велика, что его можно сравнить с знаменитейшими мужами древности. Да! Счастлив век, породивший такого ученого! Я не хочу лучшего счастья, чем пользоваться наставлениями и обществом такого человека! И если я могу принести какую-нибудь пользу науке, то этим обязан только такому учителю».
До сих пор мы ничего не говорили о врачебной деятельности Коперника. Да он и занялся этим делом уже на склоне жизни, удалившись на покой. Лечил он очень успешно и приобрел в привислянских землях славу великого эскулапа. Из важных лиц, пользовавшихся его услугами, можно назвать епископов Дантиска, Маврикия Фербера, Гизе, герцога Альбрехта: все эти лица отзывались с большой похвалой о его заботливости и искусстве.
Главным пособием и руководством Коперника была «Медицинская практика» Валеска Тарентского, очень популярное в то время руководство, разделявшееся на семь глав, потому что есть семь смертных грехов, семь просьб в «Отче наш», семь светил небесных, семь духов, семь дней в неделе. По этому внешнему признаку читатель может догадаться и о внутренних достоинствах книги. Множество заметок на полях экземпляра, принадлежавшего Копернику, показывают, что он часто пользовался этим произведением. Кроме того, в его библиотеке были «Хирургия» Петра де Ларгелата, «Роза медицины» Иоанна Английского, «Медицинский словарь» Матвея Сильватика. Все эти авторы принадлежат к арабской школе, которая в то время господствовала в Европе и ввела множество новых лекарств, руководствуясь в их применении не столько данными опыта и наблюдения, сколько фантастическими соображениями о «микрокосме» и его отношениях к внешнему миру. Рецепты тогдашних врачей отличались крайней сложностью. Коперник в этом отношении не отставал от современников, как показывают заметки на полях его книг. Тут мы находим, между прочим, рецепт чудесных пилюль Арнольда из Виллановы, исцеляющих все болезни и состоящих из гвоздики, аниса, кардамона, корицы, смолы, шафрана, сока алоэ, манны, мухомора, александрийского листа, мирабеллы и тому подобного. Еще сложнее другое лекарство, которым Коперник, видимо, очень интересовался, так как оно записано у него два раза. В состав его входили 22 ингредиента, в том числе: порошок слоновой кости, лимон, шафран, жемчуг, смарагд, ромашка, рог единорога, золото, серебро, красный коралл, корица и т. д. Такое лекарство должно было стоить недешево, зато уже никакие болезни не могли устоять против «рога единорога» с жемчугом и кораллом.
Эти заметки и рецепты показывают, что как медик Коперник не возвышался над своими современниками. Интересы его были поглощены математикой и гуманитарными науками; к медицине же он относился как к полезному ремеслу и усвоил господствовавшие в то время приемы и способы лечения, не пытаясь подвергать их критике. Успехи его в качестве медика мы должны приписать добросовестности, заботливости, вниманию, которые он вносил во всякое дело.
В таких разнообразных занятиях проходили его последние годы. Казалось бы, заслуги Коперника могли обеспечить ему спокойную старость. Однако реакция, все сильнее и сильнее сказывавшаяся в католической церкви, ухитрилась отравить его последние годы.
В 1537 году умер епископ Маврикий Фербер, и на его место был назначен Дантиск, когда-то приятель, впоследствии гонитель Коперника, – человек образованный, ловкий, бойкий, с большою способностью «приспособляться» к различным условиям. Он принадлежал к той весьма обширной группе духовенства, которая в эпоху вольнодумства и развеселого житья изнуряла свою плоть по рецепту Фальстафа, «не постом и власяницей, а новым шелком и старым хересом», заигрывала с гуманистами, подсмеивалась над обрядами и догматами католической церкви, а позднее, с переменой погоды, ополчилась против еретиков и вольнодумцев. Дантиск служил при дворе Сигизмунда I, несколько раз был назначаем послом в различные государства, много путешествовал, а с 1530 года водворился в Пруссии в качестве епископа Кульмского (позже – Эрмеландского). К этому времени он уже успел преобразиться согласно изменившемуся духу времени: вместо фривольных стихотворений начал писать духовные канты, вместо либеральных писем к Эразму и Меланхтону – суровые эдикты против еретиков, которым угрожал всевозможными карами в этой и будущей жизни. В Эрмеландском капитуле он не пользовался популярностью, тем более, что считался доверенным лицом польского короля, которому капитул не очень доверял, побаиваясь за свою независимость. Вследствие этого наиболее независимые члены капитула противились избранию Дантиска в епископы, выставив своего кандидата, Гизе. Однако партия их противников, нашедшая поддержку у короля, одолела. Получив назначение, Дантиск принялся искоренять ересь, запретил своей пастве читать сочинения Лютера, предписал его последователям убраться из Эрмеландской епархии. В этой благочестивой деятельности ему помогал другой член Эрмеландского капитула – Станислав Гозий, лицо, оставившее след в польской истории, фанатический приверженец ортодоксальной церкви и инквизитор по натуре. В его глазах люди разделялись на две категории – на «папистов» и «сатанистов». Впоследствии он радовался Варфоломеевской ночи и советовал полякам последовать этому благому примеру. За свою деятельность он получил прозвища «Смерть Лютера» и «Молот еретиков» и кардинальскую шапку. Польша обязана ему введением ордена иезуитов.
