— Я даже представить себе не могла, что он отбрасывает такую длинную тень, — призналась она, когда Леви поставил на поднос последнюю полную кружку.

Он кивнул, прекрасно понимая, кого она имеет в виду.

— В точности как в сказке.

— В какой сказке?

— Да про трех поросят. Как они празднуют, когда злой и страшный серый волк получает по заслугам.

— А-а… Да, это верно. Похоже.

И в самом деле было похоже. Мерл Уайли годами нависал над Парадизом подобно черной туче, а вот сегодня наконец взошло солнце. Взрослые мужчины куролесили, как малые, дети. В воздухе витал дух свободы и безгрешной невинной радости, более опьяняющий, чем лучший марочный бурбон из погребов Кэйди.

Она обслужила Кэрли Боггза и его дружков, приняла заказ «повторить» у Леонарда, Джима и Стэна, неразлучной троицы забулдыг. Клиентов было так много, что Кэйди не успевала с ними переброситься парой слов и многие жаловались на невнимание, выражали недовольство. Но она во всякую минуту знала, где находится Джесс; он притягивал ее как магнит.

Сейчас он в качестве почетного гостя на банкете восседал во главе нескольких столов, сдвинутых парнями вместе. Она послала ему тайную улыбку, проходя мимо, и взвизгнула, когда он внезапно схватил ее и усадил к себе на колени вместе с подносом и всем, что на нем было.

— Я не могу сидеть, мне надо…

Поцелуй заставил ее умолкнуть. Господи, до чего же он навострился в этом деле! Смех Джесса, руки Джесса, обнимающие ее, губы Джесса, пытающиеся сорвать еще один поцелуй с ее губ, пока его дружки аплодировали и свистели… «Вот оно, — торжествующе подумала Кэйди. — Теперь я и вправду в раю».

Жак Турнье поднялся и уступил ей свой стул, а Джесс сказал, что отпустит ее только в том случае, если она сядет на этот стул и перестанет бегать по залу, как простая подавальщица.

— А я и есть простая подавальщица, — засмеялась Кэйди, но на стул все-таки села и даже отпила глоток из кружки Джесса, когда он ее угостил.

— Только на минутку, — пояснила она. Все считали своим долгом непременно чокнуться е Джессом, он стал героем дня. Ей пришлось выслушать полдюжины тостов, воспевающих его храбрость, самообладание в отчаянных обстоятельствах, невероятную меткость и прочие замечательные качества. Джесс на все отвечал скромными улыбками и невнятными уверениями в том, что ничего особенного не сделал.

— Речь! — закричал кто-то. — Скажите речь!

Все остальные подхватили этот припев, и Джессу пришлось подняться посреди оглушительного топота ног по полу и стука множества кулаков по столу,

— Я мало что могу вам сказать, — начал он таким тихим голосом, что в салуне мгновенно смолкли разговоры, — Я ценю ваши добрые пожелания. Я рад, что меня сегодня не подстрелили, и мне приятно знать, что все вы тоже этому рады. Но… по правде говоря, гордиться мне особенно нечем. Ни один человек в здравом уме не получает удовольствия от убийства.

Раздались несколько приглушенных голосов, бормочущих: «Верно» и «Сущая правда».

— Однако порой другого выхода просто нет, и тогда остается взглянуть в глазам неизбежному и постараться все устроить по-честному. Так я и сделал. И удача оказалась на моей стороне. Но клянусь вам, я не радовался смерти своего противника, и… от души надеюсь, что мне никогда в жизни больше не придется убивать.

Он сел. За столом установилось почтительное молчание, все как будто слегка протрезвели. Кэйди яростно заморгала, чтобы удержать внезапно выступившие на глазах слезы, слезы благодарности: Джесс решил покончить с карьерой наемного стрелка! Это был ответ на молитву, с которой она даже не смела обращаться к Богу. Правда, у нее еще осталось множество вопросов. Почему он солгал, что он не Голт? Зачем делал вид, что не умеет стрелять? Но все это могло подождать. Сейчас ей хотелось только смотреть на него, прикасаться к нему, слушать его смех. Словом, быть с ним.

Лютер Дигби был человеком непьющим, поэтому она удивилась, увидев, как он пробирается сквозь толпу к столу Джесса. И, что поразительнее, следом шла его жена. Порядочные женщины никогда не переступали порога «Приюта бродяги», а Сара Дигби была исключительно порядочной.

— Мистер Голт, мы с женой хотели бы поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали.

Джесс почесал подбородок, прикидываясь озадаченным.

— И что бы это могло быть?

Лютер в замешательстве опустил глаза. Возможно, широкий жест Джесса уязвил его гордость, хотя и спас от разорения.

— Я рассчитаюсь с вами, как только смогу. На это потребуется время, но в конце концов я вам верну все до последнего цента.

— Лютер, я понятия не имею, о чем вы говорите.

Тут заговорила Сара:

— Луиза Салливан тоже хотела прийти и поблагодарить вас, но один из ребятишек у нее захворал, и ей пришлось остаться дома. Она просила вам передать, что будет за вас молиться до конца своих дней.

— Что ж, это очень мило с ее стороны, — проворчал Джесс, — но передайте ей, что она ошиблась.

Сара лишь улыбнулась в ответ. На вид жена Лютера казалась хрупкой, но Кэйди видела, как она поднимает мешки с зерном, весившие, наверное, не меньше, чем она сама.

— Ну если вам нравится все отрицать, мистер Голт, дело ваше. Но я точно знаю, кого видела у дверей в ту ночь. Мне бы следовало раньше об этом сказать, но, признаться вам по всей правде, мне было страшновато.

Она порывисто взяла его руку обеими руками. До Кэйди донесся ее шепот:

— Спасибо вам. Спасибо, что спасли нас.

Джесс побагровел.

Тут Чико грянул «Ведь он отличный парень» на своем пианино. Кэйди решила, что это в честь Джесса, но в ту же самую минуту он поднял руку и помахал человеку в белой шляпе, входившему в двери. Это был шериф Ливер. Все посетители салуна хором подхватили песню.

Ведь он отличный парень,

Он очень славный парень,

Он очень славный парень,

Известно это всем!

Надо было видеть, как расплывается в застенчивой и радостной улыбке вечно серьезное лицо Томми. Глен протиснулась к нему сквозь толпу и, вознамерившись не отпускать его до скончания века, вцепилась в его руку со всей силой. Она подняла к нему лицо, чуть ли не умоляя о поцелуе, но Томми лишь потрепал ее по плечу. Кэйди со стыдом призналась себе, что только невоспитанные люди, такие, как она и Джесс, вешаются друг другу на шею прямо у всех на глазах.

Том подошел и присел рядом с ними. Кэйди послала Глендолин многозначительный взгляд: «Не пора ли тебе вернуться к работе?», но Глен то ли не заметила, то ли сделала вид, что не поняла. Смирившись с поражением, Кэйди начала подниматься сама, но Том сказал: «Уайли не желает сознаваться», и она снова села. От такой интересной новости просто невозможно уйти.

— Он потребовал адвоката, и мне пришлось телеграфировать в Джексонвилл, чтобы они кого-нибудь прислали. Это его право — я ничего не мог поделать.

Нестор Эйкс грязно выругался.

— Вот будет номер, если сукин сын все-таки сумеет отвертеться!

— Не сумеет, — возразил Уилл Шортер-младший. — Чуть ли не весь город слышал последние слова умирающего.

— Ну не скажи. Тебе и во сне не приснится, что за трюк может выкинуть какой-нибудь ловкий крючкотвор в модном костюме, чтобы отмазать клиента.

— О, я думаю, нам не стоит об этом беспокоиться, — сказал Том. — Мерл не сорвется с крючка.

— Как это?

Шериф откашлялся и погладил свою бородку. Томми с наслаждением купался в лучах славы, выпавшей на его долю. А почему бы и нет? Он имел на это право. В этот день он всем доказал, что не трус. Никто из жителей города больше никогда не назовет его Желтым Ливером.

— Уоррен Тэрли сегодня днем бежал из города. Это не стало для нас…

— О, черт, — перебила его Кэйди, вспомнив наконец, что должна ему рассказать. — Он украл мои деньги!

Том, нахмурившись, повернулся к ней.

— Что?

— Сегодня, где-то в течение дня, кто-то пробрался ко мне в комнату и украл две тысячи долларов. Мои сбережения.

Все, онемев, уставились на нее, но Кэйди не переставала поражаться тому, как философски она воспринимает случившееся с ней несчастье. Потянувшись, она под столом сжала колено Джесса. Наверное, все дело в том, что считать для себя самым важным. У нее на первом месте был любимый, а вовсе не деньги.