Она ела и прислушивалась к разносившемуся над садом пению жаворонка, У них над головой, в ветвях старой яблони скакала белка, а в десяти шагах, на залитой солнцем стене, грелась маленькая зеленая ящерица. Пчелы жужжали в цветах клевера, непрерывно стрекотали сверчки. Интересно, слышит ли их Джесс?

— Иногда я забываю, что ты глух на одно ухо, — тихо сказала Кэйди.

Он был занят разрезанием яблочного пирога и не поднял головы.

— Джесс?

— А?

— Я иногда забываю, что ты глух, — повторила она, смеясь.

Ей показалось забавным, что он не расслышал именно этих слов.

— А-а, вот в чем дело.

Он усмехнулся, уловив соль шутки.

— Ты не думай, я не совсем глух. А уж твоих слов я почти никогда не пропускаю.

— Правда? А почему?

— Улавливаю тембр.

— Вот оно что.

Кэйди надеялась, что он отвесит какой-нибудь цветистый комплимент ее голосу, но этого не случилось.

— Ну-ка напомни мне: сколько тебе лет?

Джесс откусил большой кусок пирога, не сводя с нее глаз поверх уставленной едой скатерки в бело-голубую клетку, медленно прожевал и проглотил.

— Тридцать восемь.

Она уставилась на него.

— Вот это да! Нет, ты не подумай, я не хочу сказать, что это очень много…

На самом деле Кэйди казалось, что это возраст древности.

— Просто ты мне показался моложе, вот и все. На вид тебе скорее… двадцать восемь.

Джесс улыбнулся.

— Спасибо. Это у меня наследственное, причем с обеих сторон. У нас в семье все выглядели молодо.

Кэйди хотела задать ему какой-то вопрос о семье, но Джесс ее прервал:

— Смотри, что подарил мне Джо.

— Что?

Он вынул из нагрудного кармана тоненькую палочку, похожую на спичку, но с заостренными концами.

— Это зубочистка.

— Да ну?

— Выточена из кости оленя.

— Очень мило.

— Он сам ее сделал и подарил мне.

Джесс выглядел таким счастливым. А впрочем, чему удивляться? Кто же будет делать подарки наемному стрелку? Откуда у него вообще могут взяться друзья? Ему можно было предложить деньги, чтобы он вас не убивал, но не подарок.

— Джесс…

— Да?

— Да нет, ничего.

— В чем дело?

— Ничего. Забудь.

Она не собиралась портить этот прекрасный день, задавая ему вопросы, на которые он не хотел отвечать.

— Можно мне кусочек пирога? Или ты собираешься съесть все сам?

После завтрака Кэйди повела его на прогулку по старому саду.

— Тут триста акров, но только половина засажена фруктовыми деревьями. Остальное в основном пастбища и сосновый лес на холмах. В самой середине La Vallee aux Coquins — Долина бродяг.

Неожиданно Джесс сказал:

— Если бы я здесь жил, я стал бы разводить лошадей.

Кэйди прислонилась к гладкому стволу грушевого дерева и отогнула вниз поля шляпы, защищая глаза от солнца.

—Каких лошадей?

— Не знаю. Чистокровных. Скаковых, арабских, тентессийских верховых, кливлендских упряжных. Пони. Всяких.

Он опустил глаза с виноватой ухмылкой,

— Пожалуй, я слишком размахнулся. Придется сократить список.

— Тебе нравятся разные породы?

— Все, какие есть.

— Прямо как твоему кузену Мэриону.

— Мэриону? — нахмурился Джесс. — Ах да, верно, Мэрион без ума от лошадей. В этом мы с ним похожи.

Он взял ее под руку, и они вновь двинулись вперед.

— А что там?

— Луг. Хочешь посмотреть?

— Конечно.

Они пошли в ногу, размахивая сцепленными руками в такт шагам, как настоящие влюбленные. Опять Кэйди почувствовала, что сердце не умещается у нее в груди — настолько оно было переполнено бьющим через край волнением.

— Какой прекрасный день! — воскликнула она, запрокинув голову к небу и вдыхая полной грудью чистый, напоенный солнцем воздух.

— Рада выбраться из салуна?

— О Господи, конечно!

— Но ведь тебе нравится быть его хозяйкой?

— Да, конечно, я просто счастлива! Но здесь так хорошо… Так приятно побыть вдалеке от дыма, от плевательниц и… ну, ты знаешь, ото всего этого. От мужчин, — добавила она со смехом. — Иногда… иногда их бывает слишком много.

Кэйди решила сказать ему кое-то еще:

— От женщин тоже иногда хочется побыть вдалеке.

— От женщин?

— От городских, респектабельных дам. При встрече на улице они поворачиваются ко мне спиной. И прячут от меня детей, если я им улыбнусь или скажу «Привет». Хорошо уехать подальше от всего этого хоть на денек. Я обожаю деревню.

Они вышли на поросший цветами луг. Астры и дикая гвоздика, высотой выше колена, простирались, насколько хватал глаз. От сладкого аромата цветов у Кэйди закружилась голова.

— Давай присядем, — предложил Джесс. Они опустились на траву прямо посреди луга, их окружало разнотравье: голубые, красные, лиловые цветы. Джесс обнял ее.

— К черту их, Кэйди. Они не стоят даже минуты твоего внимания. Нет смысла из-за них переживать.

— Я знаю.

— И вообще, что они против тебя имеют? Ты деловая женщина.

— Вот именно.

— Просто они тебе завидуют, вот и все. — Его сочувствие согрело ее не меньше солнечных лучей.

—Что ж, — вынуждена была признать Кэйди, — они считают, что я слишком уж деловая.

Джесс сунул в рот свою новую зубочистку из оленьей кости и прищурился, глядя на нее.

— Правда? А почему?

— Ну… сам знаешь.

— Ты хочешь сказать, из-за Шлегеля?

Кэйди оцепенела.

— Что тебе известно про мистера Шлегеля?

— Ничего.

— С кем ты говорил?

— Ни с кем.

Она заглянула ему в лицо. Только один человек мог бы заронить сомнение насчет нее и мистера Шлегеля.

— Это Уайли тебе сказал.

— Черт с ним, мне плевать на его слова. Кэйди…

— Что он тебе сказал?

— Ничего. Ну ладно, он сказал, что вы были вместе. Ты и Шлегель. Вот и все.

— И ты ему поверил?

— Я решил, что меня это не касается.

— Большое тебе спасибо.

Джесс положил руку ей на плечо, когда она начала подниматься с земли.

—Нет-нет, погоди. Я хотел сказать, что для меня это не имеет значения.

— Что не имеет значения?

— Ну… было у тебя с ним что-нибудь или нет.

— Это не имеет значения?

— О, черт!

Теперь ему понадобились обе руки, чтобы удержать ее от бегства.

— Я никак не могу найти правильные слова, чтобы ты поняла. Кэйди, не злись.

— Я не злюсь.

— Нет, злишься. Да погоди ты, не дергайся! Перестань подскакивать, как кузнечик, черт бы его побрал. Сядь смирно и дай мне объяснить.

Она перестала вырываться.

— Нет уж, дай мне объяснить! Густав Шлегель был самым добрым, самым великодушным и порядочным человеком из всех, кого я знала. После его смерти в Парадизе не осталось никого, кто мог бы с ним сравниться: он был настоящим джентльменом.

— Ладно.

— Хотела бы я «быть с ним вместе»! Очень жаль, что это не так.

— Ладно.

— Хотела бы я, чтобы он на мне женился!

— Ну хорошо, хорошо.

Ну почему она никак не могла успокоиться? Сидела и дулась еще целую минуту, потом сделала над собой усилие и проворчала:

— Извини.

Только после этого ей удалось поднять глаза на Джесса. Он улыбнулся ей с надеждой, но Кэйди прочла что-то еще в его глазах. Обиду? Боль?

— Джесс…

Он положил руку ладонью на землю рядом с ее рукой. Их пальцы соприкоснулись.

— Что ты обо мне думаешь? Должно быть, ты сделал какие-то предположения на мой счет. О моем прошлом. Я имею в виду мужчин…

Джесс посмотрел на нее. Небось уже думает, что от таких, как она, надо держаться подальше. Кэйди почему-то не сомневалась, что в голове у него в эту минуту мелькают такие выражения, как «на пушечный выстрел» или «обходить за милю».

— Я управляю салуном, играю с клиентами в «блэк джек», продаю пьяницам выпивку. Иногда девушки, которых я нанимаю, приглашают мужчин к себе домой. Я им запрещаю, но они не слушают. С учетом всех этих фактов у большинства людей сложилось определенное мнение на мой счет. А какое мнение сложилось у тебя?