Она не успела даже переодеться в один из своих обтягивающих и сверкающих вечерних нарядов, хотя сам Джесс в общем-то ничего не имел против ее повседневной одежды. Пожалуй, она нравилась ему даже больше в юбке с кофточкой, чем в платье с мишурой. В черной юбке и жилете в черно-белую клеточку поверх простой белой блузки, она выглядела как картинка. Блузка завязывалась под воротничком маленьким черным галстучком, но Кэйди его развязала и даже расстегнула верхние пуговички. Не настолько, чтобы можно было увидеть крылатую татуировку на груди, но достаточно, чтобы напомнить, если вы забыли (вряд ли тот, кто хоть раз видел, мог бы забыть, но на всякий случай), что она там есть.

Джессу нравилось, как выбиваются густыми локонами из узла на макушке ее волосы. Очень скоро все ее замысловатое сооружение рухнет и кудри рассыплются у нее по плечам блестящими темно-каштановыми прядями. И тогда она станет совершенно неотразимой. Загвоздка в том, что он не хотел, чтобы все видели ее растрепанной. Пусть это будет только он один.

Когда же все так повернулось?

— Парадиз раньше назывался Кокен, — объяснял ему шериф Ливер. — Это означает «бродяга» по-французски. Так они называли живших здесь индейцев. В прежние времена с ними не очень-то церемонились.

Джо, погруженный в разговор с Сэмом Блэкеншипом, агентом по недвижимости и страхованию, обернулся, заслышав эти слова. Любое упоминание об индейцах тотчас же привлекало его внимание.

— Верно, — подтвердил он, — французы с индейцами совсем не церемонились, присваивали их земли, истребляли животных, помогавших им выжить, а потом пришли англосаксы и закончили то, что начали французы.

Шериф застонал и крепко потер лицо обеими руками. Сэм Блэкеншип ниже соскользнул со своего стула.

— Бога ради, Джо, уж хотя бы сегодня не заводись, ладно? Том просто хочет посвятить Джесса в историю нашего города,

— Продолжай, — с достоинством ответил Джо. — Но не забудь сказать ему, как целое племя моего народа вырезали на Золотом Берегу.

— Твоего народа! — хмыкнул Стоуни Дерн. — Побойся Бога, Джо, ты же белее меня!

— Со стороны прапрадеда по мужской линии у меня одна тридцать вторая доля крови шошонов и столько же — племени Проколотых Носов.

— Ну а я вот ирландец на все сто, — вступил в разговор Креветка Мэлоун, — но я ведь не трещу без умолку о пиве с картошкой и не распеваю «Кэтти, красотка моя»!

Все рассмеялись. Даже Джо.

— Словом, — продолжал шериф, — как я уже говорил, здесь, в Кокене, нашли золото еще в 1852-м. Целых четыре года город переживал бум.

— А потом что случилось?

— Золото истощилось. Старатели ушли, а остальных разогнала эпидемия оспы. На долгие годы Кокен превратился в город-призрак.

— Это правда? Я не знал, — вежливо заметил Джесс. — Я думал, город был всегда и всегда назывался Парадизом.

Гордость шерифа Ливера за свой город немного удивила его. И шериф оказался не одинок: Стоуни и Сэм, братья Флойд и Оскар, Гюнтер Дьюхарт, даже старый грязнуля Мэлоун — все они были искренне привязаны к Парадизу, все жаждали поведать ему о красочном прошлом здешних мест.

— Что было дальше? — предупредительно спросил он.

— Что ж, в…

— Они опять нашли золото, — радостно сообщил Креветка, не дав Тому открыть рот. — Не дальше мили к северу отсюда. Вы с Индейцем Джо проскакали мимо старой шахты «Колодец». Разве вы не слышали шум дробилки? Нет, это больше не «Колодец». Уайли купил рудник, теперь он называется «Радуга».

Он наклонился и сплюнул на пол.

— Эй, Креветка, а плевательница на что? — одернула его Кэйди.

Старатель виновато вздрогнул.

— Извините, я забыл.

Кэйди прошла мимо, не останавливаясь: она опять спешила к бару с опустевшим подносом. Но Джесс перехватил ее взгляд, и она послала ему тайную улыбку, едва не лишившую его, зрения. Слуха тоже: завершение истории Парадиза он пропустил. — …но теперь бум уже позади, — донеслись до него последние слова шерифа. — Люди, приехавшие сюда пятнадцать лет назад добывать золото, полюбили здешние места и нашли себе другие занятия. Стали пахать землю, разводить коров и овец. Заготавливать лес. Говорят, скоро через Грантс-Пасс проведут железную дорогу, и тогда наш городок начнет расти как на дрожжах, вот увидите.

—Надеюсь, до нас она не дойдет, — сказал Флойд.

— Эй, что ты за вздор несешь? — возмутился Оскар.

— Уайли только этого и ждет. Когда иссякнет «Радуга» и прииск Кларенса Картера, и «Сирена», и «Орел», и «Кайло»… Так вот, когда все они высохнут, устоит один только Уайли, потому что к тому времени он успеет скупить весь Парадиз вместе с округом. Все и всех.

Молчание.

— Черт бы тебя побрал, Флойд. Всем настроение испортил.

Раздались вялые смешки. Джесс обвел взглядом, внезапно вытянувшиеся физиономии своих новых друзей (многих из них он и в самом деле уже считал друзьями). Стоило упомянуть имя Уайли, как люди начинали чувствовать себя подавленно. Он чуть было не спросил: «Почему же вы ничего не предпримете против него?», но вовремя удержался, вспомнив, что на этот счет существуют трения между горожанами и шерифом. К тому же кто-нибудь из его новых приятелей мог бы возразить: «А почему бы тебе самому не предпринять что-нибудь?»

Джесс разогнал уныние единственным доступным ему способом:

— Эй, Леви! Всем еще по одной! — Веселье возобновилось. Часы с маятником, висевшие за стойкой, пробили десять. Одни из посетителей, покачиваясь, выбирались из салуна, другие начали напиваться всерьез. Кэйди работала живо и проворно, порой пускала в ход свой острый язычок, порой мило улыбалась посетителям, прямо как младшая сестренка. Но постепенно плечи у нее поникли, в неизменной улыбке чувствовалась усталость. Дожидаясь, пока Леви наполнит кружки, она машинально растирала рукой поясницу. Да, Кэйди выбивалась из сил. Уиллагейл и Глендолин тоже чуть не падали с ног, но за них у него сердце не болело.

Когда она отошла от стойки, Джесс поднялся и загородил ей дорогу. Кэйди улыбнулась, ожидая, что он сейчас отойдет, и — поскольку руки у нее были заняты — потерлась взмокшей щекой о плечо. Джесс забрал у нее поднос, обошел ее кругом и направился к бару.

Она, смеясь, пошла следом.

— Ты куда? Что ты делаешь?

— Слушайте все! — крикнул он, и в салуне мгновенно установилась тишина. — С этой минуты каждый, кто хочет выпить за мой счет, должен сам подойти к бару и взять себе выпивку!

— Джесс, так нельзя…

— Все поняли? Эта леди закончила работу.

Она начала было протестовать, но он не дал ей говорить: внезапно наклонился и подхватил ее на руки. Кэйди завизжала. Весь зал взорвался добродушным смехом и аплодисментами.

— Ты пьян, — с упреком заметила Кэйди, сцепив руки у него на шее.

В ее дыхании слышался запах лимонов. Ну конечно! Она же пила лимонад!

— Вовсе нет.

Сам он выпил ровно столько, чтобы голова перестала болеть, но не так много, чтобы она затуманилась. По правде говоря, никогда в жизни ему не было так хорошо.

Джесс отнес ее к своему столу. Кэйди вырывалась, решив, что ему вздумалось усадить ее к себе на колени, но он ее удивил.

— А ну вставай, Мэлоун, — скомандовал он и пнул ножку стула, на котором сидел старатель. Креветка поднялся со всем возможным проворством, на какое был способен при зажатой в лубках ноге, а Джесс бережно опустил Кэйди на освободившееся место. Потом пододвинул свой стул поближе, сел и уложил ее ноги к себе на колени.

— Эй! Ты что…

— Ш-ш-ш, тихо!

Подоткнув черную юбку с белыми оборками вокруг ее лодыжек, чтобы все выглядело скромно, он как ни в чем не бывало принялся распутывать шнуровку на сапожках с высокими каблуками. Джо, который, как обычно, повествовал, ни к кому в особенности не обращаясь, об индейских войнах и зверствах бледнолицых, умолк на полуслове и вытаращил глаза. Все остальные сделали то же самое. Не обращая на них внимания, Джесс стянул с нее сапожки один за другим и бросил их на пол.

— М-м-м, какие ножки! — воскликнул он, наклонившись и сделав вид, будто обнюхивает ее пальцы, обтянутые чулочками.