Уэйд, казалось, заколебался.

– Я его знал.

Встретив ее вопросительный взгляд, он торопливо пояснил:

– Немного. Он был хорошим человеком, Кассандра. Вам совершенно нечего стыдиться.

– О, Колин, я это знаю.

– По правде говоря, – продолжал он через минуту, – я был одним из немногих, кто продолжал поддерживать его после ареста.

– Публично? – не удержавшись, спросила Кассандра.

– Нет-нет, это было невозможно. Постарайтесь понять, моя дорогая, мы живем в опасное время: признаться, что ратуешь за революцию в Британии, – значит рисковать головой.

– А вы ратуете за нее?

Он не ответил, и ей пришлось переспросить:

– Вы поддерживаете идею революции в Британии?

Она затаила дыхание. Карета остановилась перед ее домом, но ни один из них не двинулся с места.

– А вы? – спросил он в свою очередь. Кассандра тоже как будто заколебалась.

– Всем сердцем! – воскликнула она наконец, словно не в силах больше сдерживаться. – О, Колин, мне так жаль, что мой отец не преуспел в этом! Как бы я хотела увидеть монархию свергнутой и таких людей, как Филипп Риордан, погребенными под ее обломками! Чтобы им пришлось бороться за свое существование, как всем простым смертным!

Она опасалась, что вложила в свои слова слишком много пафоса, но ее страстность вызвала ответный блеск в странных, красновато-коричневых глазах Уэйда. Он схватил ее за руку и даже открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но потом передумал. Вместо этого он принялся горячо целовать ее пальцы.

– Я думаю, мы с вами хорошо понимаем друг друга, Кассандра Мерлин, – страстно прошептал он.

Потом Уэйд открыл дверцу и вылез из кареты. В тусклом свете лампы, горевшей у ее крыльца, он спросил, когда они вновь смогут увидеться.

– Я не уверена, – задумчиво ответила Кассандра. – Я хочу видеться с вами, Колин, но мне приходится соблюдать осторожность.

– Да, конечно, я понимаю.

– Только не подумайте, будто я его боюсь. Я могу встречаться, с кем пожелаю. Я не его собственность…

Она умолкла, но в красноречивой паузе ясно послышалось непроизнесенное слово «пока». Прекрасно понимая, что поступает не правильно (ей ведь следовало всячески его поощрять, а не прикрываться Риорданом, как щитом!), Кассандра все-таки ничего не смогла с собой поделать. Было в Уэйде что-то пугавшее ее. Она решила не торопить события.

– Ну, если так, приглашаю вас провести вместе завтрашний вечер.

У нее сжалось сердце, но она заставила себя улыбнуться.

– Хорошо, я согласна.

Вместо того чтобы улыбнуться в ответ с довольным видом, он продолжал пристально смотреть на нее с каким-то загадочным выражением, «Ну вот, теперь он меня поцелует, – подумала Кассандра. – Надо держаться свободно, а то он все поймет».

Тут произошло нечто такое, чего она не предвидела и не могла даже вообразить. Он неуклюже схватил ее за плечи и грубо поцеловал. Ее голова с глухим стуком ударилась о кирпичную стену дома, и она издала сдавленный крик боли. Уэйд не отпустил ее, напротив, он еще крепче прижался к ее губам. Она попробовала смягчить поцелуй, но он так больно придавил ртом ее губы, что у нее ничего не вышло. Он даже не пытался пустить в ход язык, но его зубы несколько раз стукнулись о ее собственные. Ей показалось, что она чувствует во рту привкус своей крови. Когда он отпрянул, чтобы взглянуть на нее, ей не удалось скрыть свой испуг.

– Мне нравится вот так, Кассандра, – произнес Уэйд удивительно бесстрастным тоном. – Вот так.

Он снова поцеловал ее точно так же, но на этот раз просунул руки ей за спину и принялся жестокими, больно щиплющими движениями тискать ее ягодицы. Она едва не закричала от боли, но все вытерпела, не двигаясь, вся охваченная страхом и стыдом.

Наконец Уэйд отступил на шаг, обхватил обеими руками ее шею и слегка сдавил ее пальцами.

– Тебе ведь тоже это нравится, верно, Кассандра?

Она молча кивнула, внутренне содрогнувшись.

Его тонкие, раскрасневшиеся от поцелуев губы растянулись в довольной улыбке. Когда он вновь протянул руку, она едва не отпрыгнула, но он всего лишь открыл дверь.

– Доброй ночи, моя дорогая. Буду считать часы до завтрашнего дня.

Он заботливо провел ее внутрь и закрыл дверь перед ее побелевшим, перепуганным лицом. Оказавшись в доме, Кассандра прислонилась спиной к двери в полной темноте, прислушиваясь к звуку отъезжающего кабриолета. Слезы покатились по ее щекам.

– Я не могу, не могу, – шептала она, нащупывая носовой платок.

Тут кто-то оглушительно забарабанил в дверь. Зажав уши ладонями, Кассандра отпрянула от двери, словно ее пырнули ножом в спину. Она схватилась рукой за горло, в котором застрял болезненный ком. Господи, ради всего святого, хоть бы это был не он, только бы не он! Вот опять послышался этот громкий неистовый стук. Казалось, чей-то могучий кулак сейчас проломит дверь. Она торопливо утерла слезы и положила ладонь на ручку двери.

– Кто там?

Поразительное дело: ее голос прозвучал совершенно обыденно.

– Открой дверь, черт тебя побери!

Риордан! Кассандра распахнула дверь настежь и едва не бросилась ему на шею от радости, но выражение его лица, а затем и его слова заставили ее замереть на месте.

– Ты не утерпела, верно, Касс? Я тебе велел не встречаться с ним, не предупредив меня, но тебе хотелось увидеть его поскорей!

– Да, но он…

– Тебе, наверное, трудно было обходиться без мужчины столько недель подряд. Почему же ты мне не сказала? Я был бы рад предложить свои услуги и притом совершенно бесплатно.

Она ахнула.

– Что ты такое…

– Но больше к нему не ходи, не предупредив меня поняла? Даже если очень приспичит. Запомни, Касс, этот человек – убийца, и ты можешь пострадать.

Кассандра перестала даже пытаться вставить слово и застыла в молчании, ожидая, пока он не закончит.

– А может, тебе нравятся убийцы, а? Тебя возбуждает запах крови? Ладно, меня это устраивает, мне наплевать, но ты должна быть жива и невредима, пока все это не кончится. А уж потом можешь делать все, что заблагорассудится. Скатертью дорога!

Он приблизил лицо к ее лицу и прошипел:

– Но если ты еще хоть раз пойдешь с ним, не дав мне знать заранее, я заставлю тебя об этом пожалеть!

Она едва перевела дух.

– Ах ты, сукин…

Он схватил ее за руку и заставил попятиться.

– Войди в дом и запри дверь. Не встречайся с Уэйдом, пока мы не поговорим.

С этими словами Риордан захлопнул дверь у нее перед носом, и она услыхала его разгневанные удаляющиеся шаги на мостовой. Ярость заставила ее позабыть о слезах. Она в сердцах изо всех сил пнула дверь ногой.

Холодный, стелющийся по земле туман окутал ноги Риордана, пока он шел по улице. Он поднял воротник и обхватил себя руками, стараясь унять дрожь. Просто невероятно, как можно дрожать от холода, когда внутри все кипит! А ведь он пришел сюда сегодня, чтобы извиниться! Все последние дни его мучила совесть. Он скверно обошелся с Касс и хотел помириться. Теперь ему хотелось просто свернуть ей шею.

Это ревность. Он ревнует! Это чувство Риордану было знакомо: ему и раньше приходилось ревновать женщин. Но такой жгучей ревности он не испытывал никогда в жизни, никогда еще она не сжигала его изнутри, как раскаленное добела пламя, не оставляющее за собой ничего, кроме гнева и жажды мести. А ведь он знал, что представляет собой Касс Мерлин, ему все было известно с самого начала! Почему же теперь, когда она поступила именно так, как можно было ожидать, ему хотелось ее придушить?

Впрочем, нет. Чего ему действительно хотелось, так это соблазнить Касс. Все делать медленно, не торопясь. Раздеть ее догола в закрытой карете. Или, наоборот, торопливо сорвать с нее одежду у себя в спальне, чтобы оба они через секунду оказались голыми. Или сделать это исподтишка в гостиной ее тетки, беспокойно прислушиваясь к приглушенным стонам Касс, пока он будет расстегивать пуговицы…

Риордан запрокинул голову и взглянул на невидимое небо. Сначала ему казалось, что ее следует избегать, потому что она слишком похожа на многих других женщин, которых он знал раньше. Но дело было не только в этом. Касс была воплощением всего того, что он отвергал, она пробуждала в нем все то темное, плотское, грешное, от чего он решил отказаться. Однако было в ней нечто еще, чего он даже назвать бы не мог, и это «нечто» делало ее опасной. Она представляла угрозу его будущему, хотя само по себе это утверждение казалось чистейшим безумием.